Дорога назад, в сыскное отделение, показалось гораздо короче, нежели к господину Степанову. Мысли, хоть и буравили голову, но не приводили ни к одному решению. Только вот, одни гимназисты, да и то не совсем понятно. Если никто не отсутствовал в гимназии, то где дальше искать.

Доклад Ивана Ивановича Путилин воспринял, казалось, безразлично, словно не стоило чиновнику по поручениям тратить утро на пустые разговоры. Так и продолжали с десяток минут сидеть в молчании, Иван Дмитриевич в своём кресле, надворный советник по другую сторону стола на стуле, порываясь подняться, но украдкой брошенный взгляд на сосредоточенное лицо сыскного начальника не позволял пошевелиться. Вдруг перебьёт скрипом и тяжёлыми по паркетному полу шагами какую—то мысль.

– Н—да. – произнёс Путилин и вновь умолк минут на пять, – н—да, – повторил он, – насколько я понимаю, вы хотели бы проверить гимназию в Кронштадте?

– Хотелось бы.

– Смею вас уверить, любезный Иван Иванович, – начальник сыска потрепал бакенбард рукой, – именно, – покачал головой, словно снова погрузился в размышления, – так вот, смею вас уверить, что в гимназии никто из старших классов и класса, где учился Мякотин, не отсутствовал ни третьего, ни четвёртого, ни пятого апреля.

– Тогда…

– Нет, – перебил Соловьёва Иван Дмитриевич, – мысль совершенно верна, но давайте вместе подумаем. Если никто из гимназистов не отсутствовал в день преступления, – Путилин опустил руку с растопыренными пальцами на лежащую на столе бумагу, – а его нам указывает доктор, проводивший вскрытие. Это именно четвёртое апреля, тогда смею предположить, что Мякотин мог быть в Стрельне с друзьями, с которыми знаком по дому дяди Николая Реброва. Так?

– Да, – Соловьёв провёл рукой по шее, – я это упустил. Разрешите мне…

– Нет, – нахмурил глаза Путилин, сдвинув брови к переносице, – Иван Иванович, сейчас там Василий Михайлович, и я думаю, мы сможем через него получить исчерпывающие сведения.

– Я позабыл про ребровскую квартиру, – досадливо признался сыскной агент, – а ведь там проживал молодой человек в полном одиночестве.

– Не совсем так, – Иван Дмитриевич пожал плечами, – служанка, дворник, соседи, наконец. Нет, нет, не бестелесной же тенью был наш убиенный. В этой стороне тоже могут быть некоторые ниточки, торчащие из клубка, поэтому надо их вовремя вытащить.

Глава шестнадцатая. Орлов продолжает расспросы

Широкая лестница, покрытая красной с синими полосками по бокам, привела Василия Михайловича на третий этаж, где одна единственная дверь с потёртой латунной ручкой предстала перед глазами. Штабс—капитан повернул рычажок звонка и где—то в глубине квартиры едва слышно прозвенел колокольчик, потом повернул ещё раз. Прислушался, но никаких шагов за дверью не услышал, только неожиданно щёлкнул громко замок, и на пороге возникла, словно из воздуха, женщина лет тридцати в домашнем ситцевом платье и распущенными темными волосами.

– Доброе утро, – улыбнулась женщина и на щеках появились привлекательные ямочки, – что вам угодно? Господин Ребров в отъезде, – протараторила она заученную фразу.

– Я, собственно говоря, Катя, к тебе.

Тонкие брови на миг дёрнулись вверх, но затем заняли насиженные места и в глазах мелькнул огонёк.

– Да, да, именно к тебе, позволите войти, – губы Орлова расплылись в ответной дружелюбной улыбке, – на лестнице больно уж неудобно разговаривать, – и, заговорнически, добавил совсем тихим голосом, – можем помешать соседям.

Женщина без особой боязни ступила в сторону, освобождая проем двери.

– Прошу, – видимо Катя привыкла к нежданным гостям хозяина.

Большая гостиная, куда женщина привела штабс—капитана, двумя окнами выходила на Сергиевскую улицу, плотные шторы были отодвинуты в сторону, и комнату заливало лучами весеннего солнца. Два дивана, четыре кресла, обитых цветастым шёлком, маленькие столики, на которых стояли коробки с сигарами, вазы, в которых по приезде хозяина, видимо, стояли свежие цветы и камин, над которым на полке возвышались часы.

– Я вас слушаю, – женщина остановилась на пороге гостиной, теребя в руках платок.

– У меня к тебе. Катя, несколько вопросов.

– Позвольте узнать, с кем я разговариваю. Вы приятель Николая Алексеевича?

– Увы, не имею чести быть лично с ним знакомым.

– Но простите…

– Катя, – перебил женщину Орлов, – я – агент сыскной полиции Орлов Василий Михайлович и мой визит, надеюсь, к самому господину Реброву отношения не имеет.

– Я не понимаю, чем я могу быть вам полезна? – Недоуменно спросила служанка.

– Может быть, позволишь присесть?

– Пожалуйста, – она осталась стоять у двери.

– Катя, – штабс—капитан указал рукою на кресло напротив и сел после того, как женщина первой опустилась, – мой интерес связан, как я сказал не с Николаем Алексеевичем, а с его сестрой и её сыновьями.

– Если так, – служанка передёрнула плечами.

– Ты давно при Реброве?

– Шестой год.

– Значит, и Марию Алексеевну знаешь шесть лет.

– Да.

– Сыновей тоже?

– Да.

– Как я понимаю, господин Ребров редко бывает в столице?

– Вы правы, очень редко, – женщина была не слишком многословна.

– А Мария Алексеевна?

– Чаще.

– Катя, я тебе представился и напоминаю, что я – агент сыскной полиции и поэтому задаю вопросы не интереса ради.

– Я понимаю.

– И так, как часто бывает здесь госпожа Мякотина?

– Я, – служанка облизнула в волнении губы.

– Катя, все, что ты мне поведаешь, никогда никто не услышит.

– Мария Алексеевна бывает два—три раза в месяц.

– И каждый раз встречается с Александром Николаевичем?

– Да, – служанка произнесла совсем тихо и покраснела, словно её уличили в чем—то неприличном.

– Катерина, – Орлов так тяжело вздохнул, что женщина вздрогнула, то, что можешь рассказать мне ты, я могу узнать другими способами, но на это уйдёт время, которого, к великому моему сожалению, теперь нет. Понимаешь, служба и от каждого ушедшего часа может зависеть чья—то жизнь.

– Василий Михайлович, что может зависеть от того, сколько раз в месяц встречалась Мария Алексеевна с… – она запнулась, – с Александром Николаевичем?

– Многое, – ударил себя по колену штабс—капитан, – это кажется, что не так, а на самом деле многое. Я не питаю никаких особых чувств ни к сестре твоего хозяина, ни к ее… близкому другу, но речь идет об убийстве, поэтому мне необходимо знать все о приезжавших и проживавших в квартире в последнее время.

– Убийства? – Женщина побледнела, и глаза расширились от ужаса. – Кто убит?

– Сперва ответь на вопросы.

– Я готова.

– Когда Мария Алексеевна в последний раз приезжала?

– Недели две—три тому, – увидев укоризненный взгляд сыскного агента, добавила, – двадцатого марта.

– Хорошо, сколько времени она здесь провела?

– Днём двадцатого приехала, а утром, – служанка теперь покраснела, – следующим утром с Александром Николаевичем уехала.

– Больше она здесь не была?

Женщина отрицательно покачала головой.

– Хорошо, а кто приезжал в последние дни?

– Только Сергей, – и продолжила, – второго он был уже здесь, а четвёртого с утра ушёл, ничего не сказавши, вот с тех пор в квартире я одна.

– К Сергею кто—нибудь приходил?

– Нет.

– А Иван?

– Это вы про сына господина Нартова?

– Да.

– Так они с детства дружны были, но вот года два, как рассорившись, и друг друга на дух не переносят.

– Что стало причиной?

– Ни один, ни другой, так и не признались. На улице встретят друг дружку, как носы воротят, словно никогда знакомство не водили.

– Так и не признались?

– Никому, тайна превеликая, как об этом говорит Мария Алексеевна.

– Не знаешь других приятелей Сергея?

– Нет, на квартиру больше никто не приходил, правда, один раз, – и женщина умолкла, прикусив губу.

– Продолжай.

– Сергей вышел утром, и мне показалось, что его кто—то ждал.