– Так.

– А было их трое. Так?

– Так.

– Вот видишь. Значит, не зря ты посетил Стрельну.

– Но…

– Нет, Миша, ты узнал, что их было трое в гимназической форме.

– Но вы же сами об этом знали? – С досадой пробурчал Жуков.

– Догадки, мил—друг, должны быть подтверждены, иначе они и остаются только догадками.

Путилин продолжал стоять у окна, боясь сделать шаг, чтобы помощник не заметил хромоты. Колено продолжало ныть изнутри, словно кто—то выворачивает сустав наружу. Превозмогая боль, на негнущихся ногах прошёл к столу и с улыбкой на обескровленных губах сел в излюбленное кресло. Вроде бы отлегло.

– Все у нас как—то зыбко, – пододвинул очередной циркуляр ближе к себе, – нет ничего, что смогло бы подвигнуть нас на дальнейшее расследование, боюсь, снова окажемся, в тупике, – сжал губы.

– А что Орлов и Соловьёв?

– Тоже пусто, вот только, – и Иван Дмитриевич рассказал о том, чем завершились поиски чиновников по поручениям, – Иван Нартов вызывает подозрения, но думаю, в конечном итоге окажется, что почувствовал себя юноша взрослым и посетил какую—нибудь из доступных мадмуазелей, чтобы хвастать перед приятелями победой.

– А если…

– Может, конечно, и если… – Путилин смотрел в циркуляр, но буквы выплясывали на бумаге танец, – вот думаю, что тот в тёмном пальто вызывает определённые подозрения. Займись, Миша, и ты им.

– Им же штабс—капитан занимается?

– Видишь ли, Миша, хоть вы и агенты сыскной полиции, но каждый из вас, как и я сам, ведем дело по своему, каждый задаёт те вопросы, что считает нужным, поэтому вы с Василием Михайловичем дополните друг дружку и непременно найдёте молодого человека, не думаю, чтобы это было очень затруднительно для вас.

– Хорошо. Говорите, Сергиевская улица, дом господина Ромолова?

– Именно так, Миша.

– Разрешите, – Жуков поднялся, поправляя форменный китель, – выполнять?

– Миша, я уже думал, что ты начал.

Путилин отодвинул на край стола циркуляр, очередная пустая бумажка. Чиновники горазды делать вид, что заняты важными государственными делами. Была бы моя воля, разошёлся в мыслях начальник сыскного полиции, провёл рукой по лицу, что это я? Каждый служит, как может, на то она и служба, и не сдержался, ухмыльнувшись.

– Иван Дмитриевич, – после дробного громкого стука предстал перед Путилиным в проёме двери дежурный чиновник, – к вам рвётся коллежский асессор Седков, говорит с наиважнейшим делом.

– Проси, – сказал Путилин, хотя имел желание посидеть в одиночестве, разобрать скопившиеся бумаги, написать несколько ответов, которые уже давно требуют внимания.

В кабинет влетел, именно влетел господин человек лет тридцати с небольшим, невысокого роста, скорее мальчик по сложению, чем зрелый мужчина, с куцей бородой ржавого цвета в темных пятнах, с огромной головой и ртом с толстыми губами от уха до уха, придававшим всему виду вошедшего лягушечье выражение. Круглые тёмные глазки прятались в морщинистых веках, картуз, с маленьким козырьком, прятал волосы. Синяя полотняная рубашка была расстёгнута, обнажая безволосую грудь. Поверх был надет пиджак, на котором не сохранилось ни одной пуговицы. Незнакомец рухнул на колени, лбом ударил в пол и запричитал тонким женским голосом:

– Благодетель, спаси душу мою от погибели, Христом заклинаю, спаси!

– Сядь, – рявкнул Путилин, что влетевший поначалу обомлел, как—то подёрнулись плечи и голова спряталась в вороте пиджака, – сядь, – громовым голосом повторил Иван Дмитриевич.

Коллежский асессор торопливо поднялся и, повинуясь голосу начальника сыскной полиции, сел на краешек стула.

– Я слушаю, – Путилин положил руки на столешницу и навалился грудью на ее край.

– Уповаю…

– Это я уже слышал, говорите, господин Седков, по сути дела, иначе у меня нет времени заниматься пустыми делами.

– Оно, может быть, для вас и пустое, – набрался смелости коллежский асессор, – а для меня дело жизни и смерти, уповаю только на Ваше Превосходительство, что вы разоблачите прохвостов и мошенников, выведете их на чистую воду. У меня нет более сил и возможности призвать негодяев к ответу.

– Господин Седков, давайте без околочностей, если вы хотите, чтобы я помог вам, то излагайте понятным языком. Загадок у меня и без вас хватает, – Иван Дмитриевич немигающим взглядом смотрел в глаза коллежского асессора, – итак.

– Все началось полгода тому, – начал Седков, сжимая в руках фуражку, которую снял, когда поднимался с пола, и рассказал о том, что дядюшка, поссорившись с молодой женой, составил завещание в пользу племянника, то есть его коллежского асессора, представшего теперь перед светлы очи Его Превосходительства, а месяц тому дядя возьми и помри. На радостях господин Седков загулял, а здесь приходит, вдова предъявляет духовное завещание, составленное в день смерти мужа, и что главное, весь капитал в пятьдесят тысяч, доходный дом на Васильевском, дом на Гороховой, отписаны, оказываются, вдове, – подлог, – уже спокойным голосом говорил Седков, – чистой воды подлог. Вот бумага, оставленная мне. – и он протянул Ивану Дмитриевичу, составленное и подписанное свидетелями духовное завещание в пользу племянника – Седкова Ивана Ивановича.

Путилин взял в руки бумагу, прочёл два раза и только после этого передал назад коллежскому асессору.

– Значит, то духовное составлено в день смерти?

– В том—то и дело, ежели бы раньше, хотя бы на неделю, я смирился, а так, – Седков всплеснул руками, – подозрительно. А может быть, и того, – коллежский асессор умолк.

– Что того?

– Может, дяде помогли уйти из жизни, – тихонько произнёс Седков.

– Вы утверждаете, что вашего дядю, кстати, как его имя – отчество?

– Алексей Палыч.

– Вы утверждаете, что смерти Алексея Палыча помогла нынешняя вдова, – вопросительно посмотрел на сидящего напротив побледневшего коллежского асессора.

– Софья.

– Софья?

– Софья Петровна.

– Вот именно, Софья Петровна помогла кончить дни.

– Может так, но согласитесь, подозрительно в день, когда дядя, то есть Алексей Палыч предстал перед Всевышним, он успел ещё составить духовное завещание и именно в пользу супруги, с которой был в ссоре.

– Что ж, господин Седков, я не могу вам обещать положительного исхода вашего дела, но обещаю разобраться во всем. Где проживает Софья Петровна?

Коллежский асессор продиктовал адрес.

– Можно, мне с вами? – Робко спросил Седков.

– Нет, – отрезал Путилин, – вы мне будете только мешать.

Через некоторое время Иван Дмитриевич, помахивая тростью, спустился со ступеней крыльца сыскного отделения на тротуар и тут же к нему подъехала коляска. Извозчики считали за часть подвозить Путилина, поэтому постановили, что один из них будет дежурить либо на улице Теряева, где проживал Иван Дмитриевич, либо на Большой Морской, где находилась полиция.

– На Гороховую, – тростью слегка прикоснулся к плечу извозчика и назвал номер дома.

Зацокали подковы по булыжной мостовой, дома проносились по сторонам, но Путилин был занят свалившимся на него делом. Иной раз, чтобы привести мысли в порядок и найти новые ниточки, Иван Дмитриевич отвлекался на более лёгкое дело, как казалось при беседах или со слов посыльных. И вот теперь он всецело поглощён следствием о духовном завещании, как для себя стал его именовать. В нем на первый взгляд не наблюдались подводных камни: духовное завещание, составленное второпях, за несколько часов до смерти вызывает определённые подозрения. Здесь есть над чем подумать, хотя причины бывают разные, но со счетов сбрасывать ничего не стоит.

Нужный дом находился недалеко от пересечения с Фонтанкой.

– Иван Дмитрич, подождать? – Обернулся возница к Путилину.

– Жди, – коротко кинул начальник сыскной полиции и хотел открыть дверь, но она оказалась заперта. Начальник сыска позвонил в новомодный, недавно появившийся электрический звонок. Вышедшая заспанная женщина неопределённого возраста, запахнула на груди тёплый плат, проговорила в нос.