сказала:

—      Разве это преступление, если сын думает иначе,

чем отец?

Мануэль не сдавался.

—      Однако ты встала на его сторону, — напомнил он.

—      Ты еще слишком молод, сынок, чтобы понять сво¬

его отца, как понимаю его я. Когда ты поживешь с мое,

хлебнешь горя, вырастишь детей и состаришься, ты со¬

гласишься со мной и перестанешь осуждать отца!

Глубокое волнение и нежность, прозвучавшие в ее го¬

лосе, сломили упорство Маноло, и он дал себя увести. Они

пересекли двор, подошли к дому, и Элена открыла дверь.

Панчо, увидев, что следом за женой входит сын, вскочил,

сжав кулаки. Элена объявила как ни в чем не бывало:

—      Маноло уезжает и пришел попрощаться с тобой.

—      Да?.. Ну, что ж, в добрый час. Он уже взрослый

и знает, что делает, — холодно произнес Панчо.

—      Ну, ладно, прощайте, — так же холодно ответил

Маноло и, повернувшись,, направился к двери. Но его

остановил возмущенный возглас матери:

—      Нет, так нельзя!.. Вы не должны расставаться вра¬

гами!

Отец и сын посмотрели на нее и почувствовали, какое

страдание они ей причинили. Суровое лицо Панчо мало-

помалу смягчилось, и, совладав с собой, он ласково улыб¬

нулся жене. Потом протянул руку Мануэлю и сказал уже

другим тоном:

—      В добрый час, желаю удачи. Когда будет свобод¬

237

ное время, приезжай. Помни, что ты оставляешь здесь

мать.

—      Спасибо. Я о ней никогда не забуду, — ответил

Маноло, пожав ему руку.

Он вышел вместе с матерью, Элена, идя рядом с сы¬

ном, напутствовала его:

—      Одевайся потеплее, когда на дворе холодно... Уку¬

тывай горло, не то тебя опять будет мучить кашель...

И не думай плохо об отце — характер у него крутой, но

он не злой человек, нет, не злой.

Пабло, увидев, что они подходят, положил чемодан

в тарантас. Он собирался проводить Маноло, как они до¬

говорились, но тот, передумав, сказал:

—      Не провожай меня. Ведь завтра ты все равно по¬

едешь в селение, тогда и возьмешь тарантас.

Однако Элена попросила:

—      И все же поезжай, Пабло, проводи его хотя бы до

изгороди.

Юноша влез на козлы и уселся рядом с Маноло, ко¬

торый уже взял вожжи. Тарантас покатил, освещенный

бледным светом луны. Элена вернулась к Панчо. Он мол¬

ча посмотрел на нее, а когда она села и снова принялась

за шитье, уставился на свои руки, еще горевшие после

драки. Ему хотелось заговорить, облегчить душу, но он

продолжал молчать. Издалека донесся громкий лай собак,

которых всполошил тарантас, потом опять воцарилась ти¬

шина. Элена перестала шить, но не могла оторвать не¬

подвижного взгляда от полотна. Панчо решил, что она

молча глотает слезы, чтобы не огорчать его еще больше,

и, встав, подошел к ней и погладил ее по голове. Он

только что принял решение, которое дорого ему стоило,

и, сделав над собой усилие, сказал:

—      Послушай, Элена, давай поставим крест на ферме

и уедем в селение. В конце концов, к чему нам дальше

мучиться?.. Хоть я и стар, а работа для меня где угодно

найдется.

Взволнованная Элена подняла голову и посмотрела

ему в глаза.

—      Нет, Панчо, дети как знают, а мы с тобой оста¬

немся здесь до конца.

Услышав ее ответ, Панчо ожил.

—      Ты и вправду так считаешь?.. Если бы ты знала,

как ты меня обрадовала!.. Ведь мне без фермы хоть в

238

петлю... Всю жизнь работал как вол, а умею только па¬

хать да сеять.

Вдруг он остановился, словно в его душу закралось

сомнение.

—      А ты не сказала это только для того, чтобы мне

угодить?

Элена улыбнулась и покачала головой.

—      А я, знаешь, подумал... — смущенно проронил

Панчо, как бы оправдываясь в том, что заподозрил ее в

неискренности.

Он пододвинул свое кресло к Элене и, сев возле нее,

откровенно признался, чем его обидел сын.

—      Маноло много читал, и именно поэтому мне стран¬

но, что он не понимает некоторых вещей... Он сказал, что

из-за меня ты не стала учительницей и похоронила себя

на ферме...

—      У него это вырвалось сгоряча, и ты должен за¬

быть об этом, — сказала Элена, чтобы успокоить его.

—      Да, я знаю... Я только хочу объяснить, что если

я заставил тебя бросить учебу, то это потому, что ты мне

была очень нужна... Я не такой, как другие, это верно...

Но я считаю, если человек хочет есть свой хлеб, он должен

работать...

Снаружи послышались шаги и вслед затем — стук в

дверь.

—      Войдите! — крикнула Элена.

Вошел Пабло. Едва он сел, фермер, которым вновь

овладело раздражение, сказал:

—      Ну, каково! Понимаешь, какую он сыграл со мной

шутку!

Пабло, не подозревая, что заденет его за живое, про¬

сто для того, чтобы что-нибудь ответить, сдержанно про¬

говорил:

—      Чему быть, того не миновать. Не все так склады¬

вается, как нам бы хотелось.

—      Еще бы! Но когда твой собственный сын... — на¬

чал было Панчо, размахивая руками, но при виде огор¬

ченного лица Элены оборвал фразу и, помолчав, ска¬

зал: — А, впрочем, ты прав. Пожалуй, поэтому я его и

отпустил.

—      И очень хорошо сделали, дон Панчо! — одобрил

Пабло.

—      Да... Но так вдруг, в один прекрасный день остать-

239

с я без сына и без дочери... — В словах фермера прозву¬

чала глухая боль.

—      Хулия скоро вернется, — сказала Элена, пытаясь

отвлечь мужа от дум, распалявших его обиду против

Маноло.

—      Да, — согласился Панчо.

Он поднялся, и Пабло последовал его примеру.

—      Время позднее, а завтра рано вставать.

—      Ты можешь встать и попозже, — сказала Элена.

—      Почему? — удивился он. — Разве оттого, что Ма¬

ноло уехал, мы перестали быть фермерами, а ферма —

фермой?

Несмотря на душевный разлад, Панчо оставался преж¬

де всего крестьянином. Его приверженность к земле была

сильнее печали и не уступала его любви к Элене и детям.

Стоя посреди кухни, он, казалось, вслушивался в дыха¬

ние поля, как это делал когда-то его отец среди пустын¬

ной равнины. Он слышал отдаленный лай, монотонный

стрекот цикад, глухое мычание коров, скрип мельничного

жернова, и все эти звуки сливались для него в настойчи¬

вый призыв к работе.

—      Кажется, у двухлемешного плуга отвал заржа¬

вел? — спросил он Пабло.

—      Вчера Маноло его вычистил.

Упоминание о сыне на этот раз не вызвало раздраже¬

ния у Панчо.

—      А, хорошо... У гнедого ссадина на лопатке, сбруей

натерло. Надо за ней последить, а то загноится.

Он вдруг заметил, что Элена и Пабло не сводят с него

глаз, и, слегка улыбнувшись, добавил:

—      Ну, ладно, пора спать.

Он проводил Пабло до навеса и, оставшись один, дол¬

го смотрел на поле, освещенное полной луной. Потом

вернулся к Элене.

—      Я нынче много говорил, а?

—      Да, Панчо, — подтвердила Элена, — ты давно так

много не говорил.

Он прокашлялся, то ли потому, что у него першило

в горле, то ли для того, чтобы не дрожал голос:

—      Да... У меня столько накипело на сердце!.. Меня

выводило из себя, что все ему не по нутру, все он делает

с кислым видом.

240

—      Панно! — взмолилась Элена, опасаясь, что он

опять обрушится на сына.

Но он успокоил ее.

—      Я это не к тому говорю, чтоб на него нападать. Но

зачем валять дурака — если тебе не нравится, как деле

делается: не вороти нос, а засучи рукава и сделай лучше.

—      Пойдем спать, уже поздно, — сказала Элена, на¬