Фермер переглянулся с женой и ответил:

—      Если он тебе по нраву, пусть остается. Так и так

ему придется батрачить, а у меня будет одним ртом меньше.

Телега тронулась и выехала на дорогу. Неподалеку от

фермы Панчо им повстречалась повозка с людьми в воен¬

ной форме и в штатском. Гумерсиндо бросил на них злоб¬

ный взгляд и сказал:

—      Спозаранку поднялись, стервятники!.. Ну-ну, пусть

до отвала нажрутся золой!

Поравнявшись с частоколом фермы, он начал про¬

щаться с сыном:

—      Веди себя хорошо, сынок. Слушайся дона Панчо,

как меня... Придет время, свидимся.

190

Телега двинулась дальше. Гумерсиндо ехал не оборачи¬

ваясь, казалось, все его внимание поглотил табун. Пабло,

оставшийся с Маноло и Панчо, проводил своих долгим

взглядом. Потом все трое направились к дому, где их встре¬

тили Элена, Клотильда и Хулия. Девочка засмеялась от

радости, узнав, что Пабло будет жить у них, но он оста¬

вался подавленным и, когда смотрел в ту сторону, где над

далеким пожарищем вился легкий дым, лицо его перека¬

шивалось, словно он отведал желчи.

Панчо, обращаясь к Маноло, приказал:

—      Поставь для него койку у себя в комнате: он будет

спать у тебя!

Вечером на ферму приехал Сеферино и, не удивившись,

что застал там Пабло, тепло поздоровался с ним. Потом

как-то вяло и нехотя заговорил с Маноло. Клотильда, воз¬

вращаясь с яйцами из курятника, заметила, что на лице

Сеферино появилось выражение скуки. У нее сжалось

сердце и подкосились ноги: ей было слишком хорошо из¬

вестно, что это означает. Она почти бегом бросилась на

кухню, чтобы прийти в себя и подождать его там. Не в

первый и, быть может, не в последний раз ей предстояло

услышать новость, которую она уже предчувствовала.

Но, как всегда, ею с той же силой, что и впервые-

овладела мучительная тоска. Все падало у нее из рук,

и она не могла найти вещей, которые были у нее перед

глазами.

От внимания Маноло не ускользнуло, что Сеферино

задумчив; разговаривая, погонщик смотрел на него от¬

сутствующим взглядом, словно мысленно был где-то да¬

леко-далеко. Чтобы вывести его из этого состояния, Мано¬

ло заговорил о том, что было близко сердцу дяди:

—      Я вижу, у вас новый конь.

—      Ага,— подтвердил тот с довольным видом и взгля¬

нул на молодого жеребца. — Я его понемножку объезжаю,

и дело идет на лад, только пока еще он пугается колясок,

которые сами едут и пыхают дымом. Чего только люди не

выдумают!

Маноло заметил, что дядя говорит об автомобилях ина¬

че, нежели отец, всегда упоминавший о них с явным пре¬

зрением, и с интересом спросил:

—      Так вам не нравятся эти коляски?

—      Мне больше по сердцу добрый конь... Но... у каж¬

дого свой вкус,— ответил Сеферино и, увидев, что у Ма-

191

ноло заблестели глаза, добавил: — Мне сдается, что тебе

они нравятся, верно?

—      Да! — с жаром подтвердил тот.— До чего мне хо¬

телось бы править машиной!

—      А зачем?.. Чтоб трястись по пашне?—спросил Се¬

ферино.

Лицо племянника выражало такой живой интерес, что

он подумал: «Похоже, этот парень не рожден, чтоб ко¬

паться в земле, как червь».

Маноло, словно решив открыть тайну, которую долго

хранил, доверительно сказал:

'— Мне бы хотелось уехать с фермы, увидеть что-то

другое, меня тянет в дорогу.

Сеферино, не сводивший с него глаз, с волнением по¬

думал: «Пошел в дедушку Ахенора».

Потом, откашлявшись, заговорил с напускной весело¬

стью:

—      Видишь ли, сынок, бог не дал людям крыльев, а

дал им короткие и слабые ноги... Кто знает, зачем он так

сделал, должно, была на то причина, но только многие

люди остались недовольны... Некоторые, вроде меня, не

покорились своей участи и, завидуя птицам, превратили в

крылья быстрые ноги лошадей. Позже нашлись люди, ко¬

торым мало было скакать верхом, и они выдумали желез¬

ную дорогу, а теперь, как видишь, и этот, как его, автомо¬

биль. Наконец, есть и такие, которые сидят дома, хотя

душой они птицы...

Он лукаво посмотрел на юношу и продолжал, явно на¬

мекая на него:

—      Они читают книги, потому что книги — по сути дела,

тоже крылья, да такие, на которых можно летать, не дви¬

гаясь с места. Словом, у каждого свой нрав.

Он ласково похлопал Маноло по плечу и направился

к кухне, делая вид, что не замечает восхищенного взгляда

племянника.

Едва войдя, Сеферино заметил, что у Клотильды глаза

покраснели от слез, и сел, не говоря ни слова. Она вы¬

валила в лохань с помоями спитую заварку мате и зава¬

рила новый, безуспешно стараясь скрыть свое волне¬

ние. Наконец, не оборачиваясь, спросила приглушенным

голосом:

—      Что?.. Опять собираешься сорваться с места и

уехать?

192

Объездчик хранил молчание, внимательно разглядывая

свои руки. Женщина вспомнила горькие дни одиночества,

загубленную молодость, потраченную на нескончаемые ожи¬

дания Сеферино, и в ней с новой силой закипело возму¬

щение.

—      Отвечай! — крикнула она.— Скажи что-нибудь по

крайней мере!.. Не уезжай так!..

Сеферино по-прежнему молчал, опустив голову и не

видя слез, навернувшихся ей на глаза. Клотильда сняла

с огня чайник и налила воду в бутыль, сделанную из

тыквы. Она прекрасно понимала, что не вырвет у него ни

слова и ни на минуту не отдалит его отъезд, и это чувство

бессилия наполняло ее горечью. Подавая мате Сеферино,

она глухо сказала:

—      Чего ты ищешь?.. Отчего ты бродишь как неприка¬

янный?.. Почему едва ты приезжаешь, как тебя уже опять

тянет куда-то?

Сеферино, не отвечая, потягивал мате. Но Клотильда,

молчавшая столько лет, была уже не в силах сдержаться

и высказала то, что с давних пор терзало ее:

—      Что есть в других местах такого, чего я не могу тебе

дать?.. Чем другие женщины лучше меня?.. Что ты хочешь

найти?.. Чего ты ищешь?..

Сеферино, озадаченный этими вопросами, удивленно по¬

смотрел на нее. Потом искренне признался:

—      Чего я ищу?.. Если б я сам знал!.. Будто что-то

горит у меня внутри — не могу я долго оставаться на одном

месте. Мне скоро все надоедает и становится постылым,

глаза б не глядели, и кажется, что в другом краю лучше

и краше... Вот я и лечу туда, как птица, что вырвалась из

клетки.

Но Клотильду не тронуло волнение, прозвучавшее в

его словах, и она мрачно заметила:

—      Да, а на меня тебе наплевать!.. Ты уезжаешь, а я

остаюсь ни с чем, будто дым обнимала: руки пустые, а гла¬

за плачут.

Сеферино снова погрузился в молчание. Клотильда,не

надеясь, что ее жалобы подействуют, и уже не сомневаясь

в том, что он уедет, печально отвела взгляд и сказала с

горьким упреком:

—      Если бы ты хоть дал мне сына, чтоб мне не так

тоскливо было тебя ждать, когда ты пропадаешь!

Он ошеломленно посмотрел на нее, потом улыбнулся

Л Кастро      *193

и, пытаясь пересилить волнение, ответил с необычной для

него нежностью:

—      Как знать!.. А вдруг сын пошел бы в меня и вырос

бы таким же непутевым. Представляешь?.. Тогда бы ты

переживала за нас обоих.

Сеферино встал, как бы для того, чтобы размяться.

Было видно, что его задел за живое неожиданный упрек.

Он поправил пояс, уже не поблескивавший серебром, и по¬

смотрел через открытую дверь на своего коня, который

ржал и хлестал себя хвостом по бокам, то ли от нетерпения,

то ли чтобы отогнать слепней.

—      Ну, ладно!..— проговорил он.