проснулась асьенда — замычали коровы, послышались

крики и свистки.

Во всех этих приглушенных расстоянием звуках,

раздававшихся в ночной тишине, было что-то невыразимо

печальное.

—      И из-за этого ты меня разбудил? — недовольно про¬

бурчал Панно, снова ложась в кровать.

Сеферино не слушал его. Он все еще стоял на пороге,

всматриваясь вдаль, словно надеялся различить во мраке

гурт и погонщиков верхом на лошадях. И, только когда

топот совсем затих, он покинул свой наблюдательный пост

и лег, а минуту спустя сказал с искренней грустью:

—      Эх, жаль, что я еще молод!.. До чего мне хочется

поскорее вырасти и стать погонщиком!..

Еще не заснувший Панно проворчал:

—      А ну тебя! Ты сам не знаешь, какая работа тебе

нравится: то возчиком хочешь быть, то объездчиком, то

погонщиком...

Из угла, где спал Сеферино, донесся вздох, за кото¬

рым последовало пояснение:

—      Кем работать — дело десятое... Мне бы только ез¬

дить с места на место и все время видеть новое. Невтер¬

пеж мне сидеть здесь, на станции.

Они перестали разговаривать и тут же заснули.

Когда Сория узнал, что на поезде, прибытием которо¬

го откроется железнодорожное сообщение с Мертвым Гуа¬

нако, приедет его бывший командир Вильялобос, он по¬

требовал свою лучшую одежду и приготовил пегого. Он

жалел, что у него уже нет военной формы, в которой он

мог мы предстать перед полковником, и в утешение себе

56

тщательно вычистил скакуна и надел на него лучшую

сбрую. Наконец он крупным шагом поехал в селение. Хо¬

тя пегий был уже стар, он еще сохранял бодрый вид.

У Сории никогда не было такого верного коня. Поэтому,

несмотря на свою парализованную ногу, он ездил на нем

без малейших опасений. Он не сдерживал жеребца, когда

тот играл,— ему было приятно, что животное кажется

строптивым. Для того, кто умел в свое время обуздывать

диких лошадей, было бы унизительно ехать на какой-ни¬

будь старой кляче. К тому же, хоть Сория и не владел но¬

гой, руки его еще крепко держали поводья.

У въезда в селение он увидел флаги, поднятые по слу¬

чаю торжественного события, и толпу народа, ожидавшую

прибытия поезда. Возле рельсов несколько крестьян от не¬

чего делать играли в бабки. Другие набились в трактир.

Так как время шло, а поезд не прибывал, появились ре¬

бятишки и женщины, продававшие пирожки с мясом и ку¬

курузную кашу. Сория разъезжал взад и вперед и, не спе¬

шиваясь, здоровался со знакомыми. Потом он подъехал

к путям послушать людей, утверждавших, что они уже

ездили по железной дороге. Слушал он их с интересом,

но иронически улыбался, желая показать, что не верит

всем этим басням. И все же он не мог оторвать взгляда

от рельсов, тянувшихся по равнине, сливаясь вдали. Эти

железные полосы его озадачивали и раздражали.

—      Как поживаете, сержант?

Удивленный этим обращением, напоминавшим о его

прошлом, Сория обернулся и увидел улыбающегося кресть¬

янина.

—      Ремихио! Что ты тут делаешь?

—      Я вышел в отставку и поселился здесь с Эльвирой

и двумя детишками.

Сория с жаром пожал ему руку, как бы приветствуя

в его лице всех своих боевых товарищей, и спешился,

как всегда, неуклюже из-за больной ноги.

—      Все еще дает себя знать тот удар копьем?

—      Да... Этот индеец искалечил меня на всю

жизнь.

Узнав коня, на котором приехал Сория, Ремихио холод¬

но заметил:

—      Вижу, вы так и не расстались с этим жеребцом...

И не охолостили его, как собирались.

—      Зачем?.. Он оказался добрым конем.

57

Чтобы жеребец не двигался, Сория не разнуздал его.

Он хотел было засунуть хлыст между седлом и чепраком,

но передумал, так как не собирался задерживаться. Сло¬

воохотливый Ремихио опять заговорил:

—      Слышали, сержант: в Буэнос-Айрес приезжает про¬

пасть гринго, и всех их посылают сюда. Можете мне по¬

верить, только для них и построили железную дорогу.

Если рельсы и сами по себе раздражали Сорию, то сло¬

ва Ремихио, подтверждавшие то, что говорил возница,

окончательно вывели его из себя.

—      Неужто ты думаешь, что эта колымага приедет в

Мертвый Гуанако?—проговорил он с едкой иронией.—

Уж сколько времени мы ее ждем, и хоть бы дымок пока¬

зался! Наверняка ее в пути разорвало, как пушку, в кото¬

рой застрял снаряд.

Не успел он это сказать, как поднялся страшный шум.

Жители селения толпой бросились к рельсам, показы¬

вая пальцами на появившееся вдали облачко дыма. По¬

спешно подошли представители власти.

Оторопевший дон Ахенор вместе с Ремихио оказался в

первом ряду.

—      Поезд! Поезд идет!— в возбуждении кричали люди.

Облако дыма быстро росло, и между ним и рельсами

показалась черная точка. Через минуту можно было раз¬

личить локомотив и два вагона. Взвились ракеты. Треск

петард и крики людей слились в оглушительный шум.

Всадники с трудом сдерживали испуганных лошадей. Ко¬

гда поезд приблизился, раздался паровозный свисток. При

этом пронзительном звуке, которого никогда не слышали

в здешних местах, многие закричали еще громче, другие

задрожали от иопуга, а некоторые начали креститься,

словно им явилась нечистая сила.

Сория, в изумлении глазевший на железную махину,

вдруг увидел, как мимо него, закусив удила, пронесся его

жеребец прямо навстречу поезду. Несколько всадников

погнались за ним. Но тут опять раздался паровозный сви¬

сток, и пегий, слыша позади погоню, а впереди свистки

паровоза, выпускавшего из клапанов пар, попытался пе¬

ребежать через пути. Прежде чем машинист успел нажать

на тормоза, паровоз сшиб жеребца и отбросил его в сто¬

рону от рельсов. К всеобщему удивлению, поезд даже не

остановился, по-видимому не получив никаких повреж¬

дений. Изменившийся в лице дон Ахенор не спускал глаз

58

с неподвижно лежавшего жеребца. Вернувшиеся всадники

подтвердили, что конь издох. Несмотря на многоголосый

крик, вызванный прибытием поезда, Сория ясно расслы¬

шал злобное замечание Ремихио:

—      Так ему и надо. Получил по заслугам.

Точно эти слова были для него личным оскорблением,

Сория замахнулся хлыстом на Ремихио, но вовремя сдер¬

жался и лишь хрипло бросил ему в лицо:

—      А по мне, он стоил многих людей, которые сове¬

сти не знают и не умеют себя вести...

Чувствуя, как к горлу подкатывает ком, он заковылял

к тому месту, где упала лошадь. И, пока он шел, ему вспо¬

миналось все то в его жизни, что было связано с этим же¬

ребцом. Мало того, что у него была покалечена нога, те¬

перь на него обрушилось новое несчастье, не менее страш¬

ное, чем потеря обеих ног. У него разрывалось сердце от

отчаяния: он снова и теперь уже навсегда стал ничтожным

и беспомощным в бескрайном просторе пампы. Идти ему

было недалеко, но горестным был для него этот путь. Со¬

рия долго в глубокой скорби стоял над мертвым живот¬

ным. Он не выражал своей печали ни словами, ни жеста¬

ми, разве только глаза выдавали ее. Наконец он снял с

коня сбрую и, прежде чем пойти назад, наклонился и в по¬

следний раз похлопал его по холке. Возвращаться с сед¬

лом на плечах было для него настоящей пыткой.

Сория обходил стороной людей, толпившихся вокруг

пассажиров. Но Ремихио вышел ему навстречу и беззлоб¬

но предложил:

—      Сержант, давайте я отнесу вам седло. Я не знал, что

вы так любите эту лошадь... Простите!

В его словах звучало искреннее сочувствие. Ремихио

знал, что значит потерять любимого коня.