Изменить стиль страницы

Следует подчеркнуть, что главное тут не в том, что сам Т. Д. Лысенко обещал успех своим практическим предложениям. Основное здесь то, что сами открытия Т. Д. Лысенко предоставляли возможность их практического использования. Н. И. Вавилов увидел это и высоко оценил их с научной точки зрения. В частности, Н. И. Вавилов решил использовать метод яровизации, разработанный Т. Д. Лысенко и признанный затем во всём мире, для тестирования собираемой им мировой коллекции растений и гибридизации видов и разновидностей с разными сроками цветения.

Конечно, высокая оценка Н. И. Вавиловым работ Т. Д. Лысенко способствовала продвижению Т. Д. Лысенко по служебной лестнице. Но ставить это в вину Н. И. Вавилову через много лет после свершения всех событий — значит оценивать исследователя (в данном случае — Т. Д. Лысенко) по политическим критериям и смотреть на принятие высоким должностным лицом (в данном случае — Н. И. Вавиловым) важных научно-административных решений только как на ошибку.

Н. И. Вавилов был Учёным и он достойно оценил научные исследования Т. Д. Лысенко.

Политическая мотивация? Во всем мире в послевоенные годы политические мотивы стали доминировать в оценке всего, что происходило в научной жизни. Вот что писал видный американский генетик Дж. Кроу о долгом молчании одного из лидеров генетики Г. Мёллера по поводу ареста Н. И. Вавилова: «Мёллер знал об аресте Вавилова, но не знал, был ли он еще жив. Тогда Россия была нашим союзником, и Мёллер не желал говорить ни о чем, что вредило бы сотрудничеству между США и СССР» (Crow 1993, стр. 1; курсив мой — Л. Ж.).

С 1950-х западные страны и СССР — уже не союзники: начиналась «холодная война». И сразу же у нас и за рубежом стали появляться политически мотивированные мемуары, исторические исследования и художественные произведения, направленные против Т. Д. Лысенко и связавшие его деятельность со всеми негативными явлениями в СССР. Этот, вышедший за рамки научной логики и научной этики процесс нарастал по ходу демократизации страны и последующего распада СССР.

Т. Д. Лысенко оказался идеальным для критики объектом, для чего из полуправды и небылиц было создано броское, легко усвояемое клише: был крупной административной фигурой при И. В. Сталине, разрушил передовую науку генетику, был повинен в гибели многих биологов.

Жизнь и смерть Н. И. Вавилова стали использовать и с этой целью.

Августовская сессия ВАСХНИЛ 1948 года

Неизвестный Лысенко i_034.jpg

Хотя на протяжении долгих лет последователи Бербанка и учёные-генетики сражались и обвиняли друг друга, никто не пытался подавить ни авторитет Бербанка как селекционера, ни различные университетские лаборатории [США], в которых начались фундаментальные генетические исследования…

Но история не повторяет себя: Россия — не Америка, и в России никогда не могли сосуществовать группы обозлённых друг на друга людей.

Джон Лангдон-Дэвис (1949 г.)

Во многих исторических публикациях, направленных против Т. Д. Лысенко, говорится о том, что будто бы к 1948-му году генетика в стране была им полностью подавлена, а сессия ВАСХНИЛ 1948 г. была предопределена. Но это не соответствует историческим материалам. Обратимся для примера к публикациям журнала «Агробиология» за 1947 г. Мы видим, что, как и раньше, из номера в номер шло обсуждение генетических проблем и продолжались генетические исследования.

Более того, весной 1948 г. ситуация в биологии была прямо противоположна той, что была представлена потом во многих мемуарах и исторических исследованиях противников Т. Д. Лысенко: будто бы последний замыслил уничтожить генетику. Всё было ровно наоборот. А именно, высшие партийные чиновники начали активно поддерживать генетиков в их борьбе против Т. Д. Лысенко.

Апогеем стало выступление о состоянии дел в биологии заведующего отделом ЦК ВКП(б) по вопросам науки Ю. А. Жданова в апреле 1948 г. в московском Политехническом музее, в котором деятельность Т. Д. Лысенко оценивалась негативно и на которое Т. Д. Лысенко приглашен не был. Публичное выступление столь высокой партийной фигуры как Ю. А. Жданов в те времена могло означать только одно — снятие Т. Д. Лысенко со всех занимаемых им постов, хотя не исключается, что Ю. А. Жданов переоценил свои возможности и не согласовал свою позицию с мнением И. В. Сталина (Rossianov, 1993). Как бы там ни было, переменило обстановку на противоположную письменное обращение Т. Д. Лысенко к И. В. Сталину. В этом письме он пишет о своём двойственном положении как президента ВАСХНИЛ, от которого требуют поддерживать два разных направления в биологии и которого упрекают в том, что он не является президентом, так как развивает только одно направление, и что поэтому он просит дать ему возможность продолжить работу в том направлении, в котором только и чувствует себя полезным. Результатом явилось кардинальное изменение ситуации: Ю. А. Жданов официально признал свою критику Т. Д. Лысенко ошибочной, и поднятое генетиками оружие тут же обратилась против них: было созвано заседание Сельскохозяйственной Академии в августе 1948 г., вошедшее в историю под названием «августовской сессии ВАСХНИЛ».

Как административное лицо с большими полномочиями, Т. Д. Лысенко решил воспользоваться создавшейся обстановкой против неугодных ему лиц. Сразу же после сессии ВАСХНИЛ генетиков стали увольнять с занимаемых ими руководящих постов, а «менделевско-моргановскую генетику» официально объявили лженаукой. Научным генетическим исследованиям и преподаванию генетике в вузах, да и всей биологии в СССР, был нанесен значительный урон, и вина Т. Д. Лысенко в этом несомненна. Своим докладом на сессии ВАСХНИЛ он поднял волну пропаганды против «буржуазной генетики» — менделизма-морганизма, названной так в СССР по имени открывателя дискретных единиц наследственности Г. Менделя и создателя хромосомной теории наследственности Т. Моргана (напр., Студитский 1948).

Неизвестный Лысенко i_035.jpg

Выступление Т. Д. Лысенко с обвинениями в адрес генетиков

Но только ли один Т. Д. Лысенко в этом виноват? Президент Академии наук СССР С. И. Вавилов (брат Н. И. Вавилова), министр высшего образования СССР С. В. Кафтанов и другие высокие должностные лица страны принимали в ту пору активное участие в разгоне генетических кадров. Да и сами генетики в предшествовавшие годы фактически содействовали случившемуся: дискуссия, тянувшаяся два десятка лет, скорее напоминала дуэль, в которой каждая сторона желала погибели другой и в которой каждая из сторон старалась заручиться поддержкой государства в лице соответствующих официальных органов в надежде, что именно она-то и будет поддержана.

Действительно, вспомним речь А. С. Серебровского (1937, стр. 72) с политическими обвинениями: «Снова подняло голову ламаркистское течение в нашей агрономии и животноводстве, течение архаическое, объективно реакционное и потому вредное» (курсив мой — Л. Ж.). Советские генетики, равно как и Т. Д. Лысенко, боролись за свою науку не только на научных трибунах, но и в ЦК партии политическими методами (см. Александров 1992, стр. 236), называя своих оппонентов «вредителями» (Александров 1992, стр. 150). О «вредительстве лысенковцев» в сельском хозяйстве писал в Прокуратуру СССР генетик В. П. Эфроимсон (Александров 1992, стр. 151). В 1948 г. исполнявший обязанности ректора Ленинградского университета один из ведущих биологов страны Ю. И. Полянский, желая убрать из университета соратника Т. Д. Лысенко И. И. Презента, счел нормальным для себя обратиться не к Учёному совету университета с просьбой оценить научную компетентность И. И. Презента, а к репрессивным механизмам — в лице заведующего отделом науки ЦК ВКП(б) Ю. А. Жданова. Вот как Ю. И. Полянский сам об этом пишет: «… мы констатировали полное взаимопонимание и близость наших научных взглядов. Прощаясь с Юрием Андреевичем, я задал ему вопрос "в лоб": "Ну а что же мне как ректору делать с И. И. Презентом?", и получил четкий и ясный ответ: "Гоните его прочь и чем скорее, тем лучше!"… Воодушевленный этой встречей (я же беседовал с руководителем науки ЦК.!). я собрал ведущих биологов университета и дал им соответствующие "указания"» (Полянский 1997, стр. 112). И тот же автор совсем иначе оценивает ситуацию, когда помощь сверху была оказана не генетикам, а противной стороне: «Весь ход августовской сессии ВАСХНИЛ — это небывалый в истории пример грубого вмешательства Сталина в развитие науки…» (там же, стр. 116). Процитированное — ещё один пример двойного стандарта в оценке принципиально одного и того же действия, но в зависимости от того, кто его совершил — «свой» или «чужой», используя фразу Ч. Дарвина, вынесенную в эпиграф. Я не говорю об аналогичных действиях противоположной стороны — о них написано предостаточно.