Работали одновременно десять поливальщиков, каждый из них попутно обучал двух-трех человек. Поливальщики весело перекликались:

— Дай воду!

— Готово!.

— Закрывай!

— Есть, закрыто!

Сухая, пористая земля жадно пила, набухала; вода, вытесняя из нее воздух, шипела и пузырилась, как бывает при сильном дожде.

Всем строителям, кроме тех, что нужны были на поливе, Степан Прокофьевич объявил отдых до следующего утра. Люди почти месяц работали без выходных дней по полторы, две смены. Но и сейчас никто не торопился домой. Переходили от полосы к полосе, провожая каждую струю воды, пробовали землю: не суха ли, не слишком ли мокра, — и без конца радовались, что наступило избавление от засух, недородов и перегонов.

— Ну как, товарищ начальник строительства, можно рапортовать? — обратился к Мишо Кокову Степан Прокофьевич.

— Рановато. Надо всю систему испытать водой.

При испытании обнаружились кое-какие недоделки — некоторые из шлюзов дали течь, другие трудно поднимались и опускались, но поливу это не мешало.

На головном шлюзе, регулирующем отпуск воды из пруда, Степан Прокофьевич попросил у Хрунова шлюзовой ключ. Работая им, то увеличивая водный поток, то уменьшая, он радостно оглядывал собравшихся вокруг и рассуждал:

— Вот это должность. Одно движение руки — и поля, луга, цветы, сады становятся зеленей, ярче, урожайней. Расчудесная должность!

Недоделки были легко устранимы, для этого не требовалось останавливать полив, и Степан Прокофьевич послал телеграммы в обком, в райком, в трест конных заводов и на Опытную станцию, что оросительная сеть начала работать.

После обеда сами собой, без приглашения, все ответственные и передовые работники завода собрались в конторе.

— Не отдыхается? — спросил Лутонин.

— Отдохнули, довольно, — отозвались ему.

— Тогда поработаем. Задание — сразу поймать дюжину зайцев, — сказал он весело, но серьезно. — Надо закончить посевную. Чем скорей, тем лучше. Строить на Камышинке. Заложить питомник, сад, увеличить полезащитные полосы. Давайте умненько поделим рабочую силу. Считайте, товарищи, без запроса, в струнку.

Все взялись за карандаши, опять пошли в ход проект и смета для Камышовки, карта земельных угодий. На Камышовке решили повторить прием, который так хорошо оправдался на Биже: табуны, гурты, отары перевести в район постройки и привлечь пастухов в помощь основным строителям.

— А насосы? — напомнил Хрунов.

— Если бы они поставились сами собой, — сказал Степан Прокофьевич. — Время, милый, не резиновое, и рук у нас всего по две.

— Дайте только насосы — поставятся. Знающий человек нужен один — механик. Он есть, — тракторист показал на себя. — А помощников найдется, сколько угодно. Всякому соблазнительно заполучить ручеек воды прямо во двор, на огород.

— Если так, будут насосы, — согласился Степан Прокофьевич.

Пришел Хихибалка и заявил, что желает сделаться поливальщиком.

— Мне вода на роду написана. Из двенадцати душ у маменьки я был самый водянистый: до трех лет каждую ночь мокрехонек по горлышко. Первый выход на собственных ножках начал с того, что нырнул в поросячье корыто. Раза три утопал в нем, потом в шайках, в лейках, в бутылках, в рюмках. И все нипочем, жив. Во мне великий адмирал сидит.

— Я не против, чтобы вы стали адмиралом, — сказал Степан Прокофьевич, — но придется начинать с юнги.

— Это не страшно. Я всю жизнь, везде с юнги начинаю.

Хихибалку перевели в бригаду поливальщиков.

— А мой стыд при вас? — спросил сторож Ионыч.

— Стыд? — удивился Степан Прокофьевич. — Какой?

— Заявленье. Дайте-ка, я разорву его. А то ведь нескладно получается. Один говорит: не поеду; другой: не поеду; все: не поеду. А овечки-то наоборот: бэ-эе… гони нас туда, есть хотим. Кто же погонит их? Один директор? — Ионыч строго оглядел всех и закончил: — Так и знай, Степан Прокофьевич: надо будет — поеду и за Енисей, куда дело — туда и я!

— Вот это настоящий разговор. — Лутонин взял деда за обе руки и сильно тряхнул их. — За Енисей больше не поедем: у нас своих кормов будет вдоволь.

Вернув заявление, он погладил себе правое плечо:

— Не ной! Теперь отдохнешь. — И пожаловался народу: — Эти заявления так плечо оттянули мне, ниже другого стало. Удивительно тяжелые. Сунешь такое заявленьице в портфель, всего только одно сунешь, а портфель, уже как свинцовый.

На шутку все засмеялись. Ионыч разорвал заявление и выбросил за окно на ветер.

Вечером было торжественное заседание. Домна Борисовна зачитала телеграммы, в которых обком и райком партии, директор треста и Опытная станция поздравляли коллектив конного завода с завершением первой очереди оросительных сооружений; затем — приказ дирекции завода: многие из строителей награждались ценными подарками, другим была объявлена благодарность. Степан Прокофьевич рассказал, что предполагается сделать в ближайшем будущем. Потом говорили строители: обещали работать еще лучше.

После заседания молодежь начала танцы. Пожилые и нетанцующие глядели на веселье, толпились у новой стенной газеты «Живая вода».

Вверху было напечатано:

Миша Коков написал статью, как готовить пашню для полива; Иртэн — о борьбе с засухой при помощи лесонасаждений.

На следующий день в поле вышли тракторы, бороны, сеялки. Увлажненная и умягченная поливом земля ложилась за плугом ровными лентами, под боронами рассыпалась на маленькие ноздреватые комочки.

С Опытной станции приехала Анна Васильевна Круглова в новом коричневом костюме, в яркой — разноцветными квадратиками — косынке и хромовых сапожках. Рабочий костюм, платок, кирзовые сапоги лежали в чемоданчике. Выйдя из машины, она сейчас же начала внимательно оглядывать луговину, где был некогда парк, и, оглядев, сказала:

— Какая благодать пропадает!

— У нас такой благодати… — Степан Прокофьевич покивал на степной раздол, — не обнимешь глазом.

— Не согласна. Я по дороге видела вашу благодать. Такая, как здесь, — одна. Гладенькая, кругом домики и окошечками на нее глядят. Что может быть лучше для сада!

— Мы думаем посадить парк, — заметил Степан Прокофьевич. — Сад в другом месте. Уже вспахано для него.

— Это не хозяйственно.

— Я же говорю: у нас земли на все хватит.

— Не о земле хлопоты. Большой, а неразумный, — упрекнула его Анна Васильевна. — Воду берегите, во-о-ду! Парк и сад отдельно — двойной расход воды. Яблоньки сюда, яблоньки. Гулять и под ними можно, слаще даже, душистей.

Через час, пообедав и переодевшись в рабочее, Анна Васильевна уже размеряла вспаханную под сад деляну: где будут яблоньки, а где аллейки. Рядом с нею ходил Миша Коков, намечая вчерне оросительную сеть. Сделав свою часть планировки, она познакомилась с бригадой лесоводов и предупредила их:

— Девоньки, бабоньки, парнишечки, моя бригада, на нашей станции всегда первая. Рекорд какой — всегда мой. И к вам приехала я не на бесславье.

…И потом, чуть заметив, что трудовой пыл охладевает, сейчас же подавала голос:

— Девоньки, бабоньки!..

Работа шла так быстро, что Тохпан на трехтонке с двумя прицепами еле успевал подвозить посадочный материал. Сначала засадили два гектара черенками тополя и смородины, потом восемь гектаров — яблонями, грушами, сливой, малиной…