— А-а-а… — и встревоженные лица светлели, тоже будто расцветали. Все, кому позволяло время, пришли в сад. Каждую весну уже тысячи лет цветут сады, и все-таки это не стало буднями. И никогда не станет.

Садоводы перекапывали землю в междурядьях. Степан Прокофьевич подошел к ним и сказал:

— Что же вы сегодня молчком?

— Можно грянуть, — отозвалась Анисья.

Она училась садоводству на Опытной станции у Анны Васильевны и переняла от нее вместе с наукой и другие хорошие обычаи: строгий учет, ласковое обращение, песни. Тут она сняла пиджачок, пеструю клетчатую косынку, ненадолго задумалась, потом глубоко вздохнула, повела взглядом на цветущий сад и, вонзая лопату в землю, пропела сильным грудным голосом:

Затем грянула вся бригада:

Разъездной почтальон Оландай Инкижеков делал свой очередной круг. Под седлом был умный Алтын-Сарат — золотисто-саврасый конь, который не нуждался в управлении. Он возил Оландая уже три года все по одному пути и теперь мог повторить его с закрытыми глазами. У седла наперемет висели две большие, туго набитые кожаные сумы.

Свободный от деловых забот до следующего населенного пункта, Оландай раздумывал о всякой всячине. Почтовые сумы раз от разу становятся тяжелей. Три года назад вся почта входила легко в одну, и та висела, как выдоенное коровье вымя, а теперь и в две хоть утаптывай их ногами.

Каждый день объявляются новые люди: гидротехники, археологи, агрономы, лесоводы. Вообще, будто все сговорились задать побольше хлопот ему, Оландаю: выписывают газеты, журналы, книги, отправляют и получают письма. Вот сегодня только на конный завод целая сума почты: Домне Борисовне — три бандероли, Иртэн — две, Аннычах — полдесятка писем из самых разных мест.

Верно ли сделал он, что поступил в почтальоны? С этим делом вполне может управиться старик либо инвалид. А такой сильный и грамотный человек, как Оландай, мог бы стать трактористом, комбайнером, а подучившись еще, — зоотехником, инженером, кем угодно.

Оландай перебрал в памяти своих ровесников, товарищей, знакомых. Туров и Миша Коков печатают в газетах статью за статьей о замене постоянных оросителей временными, скоро будет полный переворот в поливном деле. Аннычах выращивает невиданные в Хакассии леса: дубы, липы, клены. Все придумывают что-нибудь, все поднимаются. И только он так и остается почтальоном.

Конечно, почтальон тоже необходимый человек. Но Оландаю хотелось большего, чем только развозить книги, газеты, письма, где рассказывается о всяких замечательных делах, ему хотелось самому открыть, сделать что-нибудь замечательное. Он давно раздумывал над этим, но пока не находил ничего такого, чем мог бы осчастливить и людей и себя. Ведь даже при самом хорошем известии, которое привозит почтальон, сам он только свидетель. Вот если бы все газеты и письма наполнить добрыми вестями!

Оландай приподнялся на стременах и начал оглядывать холмы, курганы. Где-то здесь Аспат Конгаров делал раскопки. Для него была почта. Вдалеке, среди однообразно зеленого степного простора, показалось белое пятнышко, почтальон решил, что это палатка археолога, и свернул туда.

В палатке, кроме Конгарова, была бригада рабочих. В тот момент, когда приехал почтальон, все обедали. Конгаров пригласил пообедать и Оландая. Почтальон развьючил коня, отвел в ближайшую впадинку с сочной травой: пусть тоже подкормится, отдохнет, — подсел к археологу.

Они любили побеседовать. Постоянно разъезжающий почтальон знал много такого, что не попадало ни в газеты, ни в книги, а Конгаров — такого, что находилось в недоступных для почтальона библиотеках и музеях.

— Как жизнь? — спросил археолог.

Оландай рассказал последние новости. Долиной Енисея недавно промчался ураган и поднял такую пыль, что среди дня стало, как в сумерки, сорвал много крыш, поломал деревья, покалечил птиц, захваченных в полете. Оландая и Алтын-Сарата он сбил с дороги, хотя они проезжали по ней до этого раз триста. Проклятая пыль пробралась даже в закрытые сумы, в запечатанные письма.

— Откуда берется столько пыли? Пашня кое-где, а пылит день и ночь, зимой и летом. И куда летит она? — спросил почтальон.

В ответ ему Конгаров долго рассказывал, что, кроме пашен, идет все время распыление гор, холмов… Иногда пыль улетает за тысячи километров, иногда оседает поблизости… Во многих местах пылью погребены целые города… Сейчас Конгаров раскапывает именно такие, погребенные пылью, развалины древнего дома.

После обеда он показал Оландаю раскопки: фундамент дома, остатки каменных стен, черепицу, из которой была сделана крыша, осколки гончарной посуды.

От Конгарова почтальон уехал с новыми думами. Их было столько, что захватило дух.

…Пыль-пыль… Плодородие хакасской земли. Тысячи лет трудится ветер, перемолол, перенес и спрятал где-то целые горы. Хакасская пыль не всегда улетает далеко и безвозвратно. Вот она похоронила древние развалины. Может быть, среди холмов, курганов, увалов и других земных возвышений немало таких, которые насыпала, надстроила, прикрыла, затрусила пыль тысячелетий. Оландай найдет эти склады плодородия. Их вывезут на поля. И зашумит в Хакассии невиданная пшеница.

— Ну, Алтын-Сарат, не сердись! Когда такое дело, не приходится жалеть ног, — почтальон пришпорил коня и повернул с дороги вдоль гряды холмов, где зарождались вихри; поймав один взглядом, он неотступно следил за ним, пока вихрь не уходил из виду.

Вихри двигались через котловину от одной гряды холмов к другой, некоторые вдруг на полдороге рассыпались почему-то в прах, но большинство благополучно перебегало котловину. Второй холмистый край ее окутывала сплошная пыльная туча. Что происходит там с вихрями, издалека было не видно, и Оландай повернул туда. Это удлиняло его почтовый круг, но добрый конь легко покроет два-три десятка лишних километров.

Вот когда Оландай оценил удобства своей должности: навещай только по графику все населенные пункты своего участка, и больше с тебя ничего не спросят. Ехать можешь любой дорогой и без дороги, думать о чем угодно. А если хочешь гоняться за ветром — нет лучшей должности, как разъездной почтальон.

Недели через две в Главном стане заметили, что Оландай, привозивший почту два раза в неделю, едет почему-то вне расписания. Это бывало только в экстренных случаях, и всем стало тревожно: неужели опять началась война или надвигается степной пожар?

Алтын-Сарат мчался такими быстрыми прыжками, как убегают от огня, его длинный хвост летел за ним вровень со спиной, тяжелые почтовые сумы порхали, как крылья птицы.

— Иртэн, Тохпан, Аннычах! — закричал Оландай издали. — Я нашел, нашел… Я поймал нашу пыль.

Трудная работа — гоняться за вихрями. Но Оландай подметил, что ветер — не шальной бродяга и хулиган, а имеет постоянные дороги и повадки, и твердо решил открыть их. Погоня за вихрями закончилась полной победой почтальона — вихри сами привели его к складам пыли. В котловине Карасук он нашел вереницу увалов из мелкозема — неисчерпаемый запас плодородия.

И снова Оландай, теперь самый знаменитый в Хакассии почтальон, делал свой круг. На этот раз его мысли были заняты табунщиком Миденеком. Миденеку — большой пакет от редакции районной газеты. Интересно, как узнали там о неграмотном человеке, что пишут ему?

На склоне холма показался табун кобылиц с жеребятами-сосунками. Приглядевшись к табунщику, который, в свою очередь, разглядывал почтальона, Оландай узнал Миденека.

— Тебе письмо.

— Письмо? — удивился табунщик. Это был древний одинокий человек, никогда не отправлявший и не получавший писем. Он озадаченно повертел пакет, затем спросил, что делать с ним.