Изменить стиль страницы

Даже не взглянув на сверкающий простор, в котором отражалось все великолепие летнего неба, госпожа Андело нагнулась над пишущей машинкой… Сухие и быстрые удары покрыли долгий, монотонный голос начинающегося прибоя.

Иногда ученый переставал диктовать. Откинувшись в кресле, он продолжал свою мысль вслух.

— Какой тайной покрыты все эти водовороты в истории раннего человечества!.. Как объяснить, например, исчезновение неандертальского человека?

Стук машинки останавливался. Госпожа Андело поднимала свое бесцветное лицо, и ее черные глаза зажигались.

— Вы представляете себе, госпожа Андело, этих людей, которым суждено было исчезнуть? Их несовершенный череп, сдавленный лоб, выпуклые глазные впадины, тяжелые челюсти? Может быть, они и сознавали, что их раса увядает и обречена на гибель?.. Ведь их потомство вымирало, последние женщины страдали бесплодием… Но почему?.. В силу какого проклятия?.. Не становилось ли само их существование настолько тяжелым, что они не могли к нему приспособиться? Я представляю себе последнего из них в момент появления людей нового времени…

Госпожа Андело, оставаясь неподвижной, улыбалась. В открытое окно врывался веселый смех Евы.,

— Вечная тайна, — продолжал он. — Мы наталкиваемся все на одну и ту же тайну. Позже… через тысячи и тысячи лет достигает своего расцвета первичный человек каменного века. Он доводит искусство обтачивания камня до совершенства, выделывает статуэтки, высекает фризы, разукрашивает своды своих пещер живописью. Куда же он исчезает при появлении своего преемника, знаменующего новую эпоху «полированного» камня? А ведь вместе с ним исчезает и его искусство, его привычки, его верования: лучшие шедевры его творчества вычеркиваются из памяти… Почему?.. Вечный пробел в истории человеческого развития! И снова та же борьба и те же нащупывания!

Его глаза мечтательно устремлялись вдаль. Потом, возвращаясь к рукописи, он говорил:

— Давайте работать дальше!..

В это утро Ивонна встретила Губерта в саду.

— Губерт, не хочешь ли проехаться с нами в автомобиле?

— Нет… Я погуляю на берегу.

— Губерт, когда ты вернулся… оттуда, ты любил автомобиль!

— Тогда я чувствовал потребность мчаться во весь дух, — проговорил он, — хотелось все иметь, все объять, вернуть хоть что-нибудь из утраченных дней. Это уже прошло… Книги, любимые занятия, природу, радости — война отняла их у нас, как и все остальное…

Он умолк и взглянул на свою укороченную ногу.

— Ну до свидания, сестренка! Веселитесь!

Шагая по пляжу, он видел перед собой лишь песок, в который погружались его ноги. Его мозг скребла все та же мысль, которую он повторял про себя с болезненным смехом:

— Пройти через ад, чтобы жить среди такой скуки!.. Как это дико!.. Как дико!

Небольшое волнение покрывало море мелкой рябью, и пена волн взвивалась подобно легким клубам дыма, которые исчезали, не успевая даже соединиться друг с другом. Он взглянул на качающиеся барки и отвернулся, чтобы не поддаться странному ощущению морской болезни. Его взгляд машинально направился на берег, образовавший между крутившимися волнами целый ряд скалистых мысов. Волны издалека подбегали к камням, потряхивая своей пенистой гривой и бесконечно возобновляя свой тщетный набег, хлестали их белой пеной, которую тут же смывали обратно…

Губерт погрузился в созерцание этого движения, приостанавливавшего ход его мыслей.

Кончался прилив, и песчаный пляж, простиравшийся у подножья прибрежных скал, превратился в узкую золотую дорожку, омываемую волной. Губерт смотрел на открывшийся перед ним простор, сияющий таким невозмутимым спокойствием… Он растянулся на горячем песке.

Внутри себя и везде кругом он чувствовал какое-то качание, вызывавшее у него головокружение. Когда он закрывал глаза, ему казалось, что он находится на судне, подбрасываемом бушующим морем.

— Плохое пищеварение, — пробормотал он.

Он медленно перелег на другое место и увидел развевающееся белое платье, которое солнце заливало своим светом. К нему подбегала Ева.

— Макс приезжает сегодня! — весело объявила она. — Я еду его встречать.

Он улыбнулся ее счастью и внезапно ощутил ужас одиночества.

— Присядь ко мне!

Она послушно села, воскликнув:

— Смотри! Детишки!

Она показала рукой на своих маленьких братишку и сестренку, которые, утопая голыми ножками в песке, с разметавшимися прядями белокурых волос, упорно и настойчиво рыли канавки, под наблюдением гувернантки-ирландки.

— Как они счастливы! — вздохнул Губерт.

Склонившись над братом, Ева ласково его успокаивала. Эти последние недели он плохо выглядел… Это пройдет. Жизнерадостность придет сама собой… Он возобновит прерванные войной занятия. Он станет известным доктором, как Шарль-Анри, как…

Он перебил ее.

— Как странно! Прилив давно уже кончился. А море все тут, на том же месте…

Он смотрел на длинную волну, бороздившую море. Она медленно поднималась к ним, вздымая пенистый гребень, и распадалась у их ног.

— Как спокойно море! — прошептала Ева, следя за его взглядом. — Разве можно подумать, что за последние дни снова было несколько несчастных случаев!

— Несчастных случаев, — подскочил Губерт. — Еще бы! Целый ряд несчастных случаев!.. И ни в ком они не возбудили никакой тревоги…

— Так далеко от берега… — прошептала она.

Он порывисто встал.

— Это в самом деле невероятно!.. Уже два часа, как я здесь, а волна не уходит с этого места… Я не ошибаюсь… Она замочила мне ноги так же, как и два часа тому назад!

Ева рассмеялась.

— Море пренебрегает своими обязанностями… Оно забывает положенные часы… и я тоже… Надо возвращаться домой… Меня ждет портниха…

Она вскочила с места и побежала. Губерт последовал за нею своей неровной походкой. Она замедлила шаг, чтобы он ее догнал. Проходя вдоль ряда палаток, вынесенных к самому краю пляжа, они слышали, как мужские и женские голоса удивленно повторяли:

— Море не уходит!

Купание, однако, продолжалось. Дети шумно плескались. Рассеянные по морю цветные чепчики купальщиц мелькали, удалялись от берега и ныряли, точно яркие цветы, убаюкиваемые волной.

Губерт натолкнулся на группу рыбаков, которые удивленным взглядом всматривались в даль морского простора.

Завтрак прошел очень оживленно. Де Мирамар и госпожа Андело обменивались разными догадками. Губерт не произнес ни слова, но никто не обратил на это внимания.

Радость Евы заразила молчаливую Ивонну.

Их забавляла «рассеянность океана, который задерживался на пляже».

— Океан бастует!

— Ба! — сказал внезапно Губерт. — Это не может долго продолжаться. Он скоро уйдет самым чинным образом. И ничего нового не произойдет под нашим солнцем.

Он говорил очень быстро, как будто желая себя успокоить. И его разочарованный смех осекся как-то сразу.

Де Мирамар заявил, что он спустится на пляж, чтобы удостовериться в этом явлении, которое находится, быть может, в связи с теми подъемами воды и ураганами в Тихом океане, о которых каждый день писалось в газетах, и которые оставляли публику совершенно равнодушной.

Госпожа де Мирамар посоветовала своим детям отказаться от послеобеденного купания.

— Мама, вы не знаете Макса, — воскликнула Ева. — Он первым же делом бросится в воду…

Веселое настроение возросло еще больше при виде разочарования игроков в теннис, пришедших с сетками и ракетками в расчете, что пляж уже свободен от воды. Ветер доносил на террасу их возмущенные возгласы:

— Это невероятно! Невиданная вещь!

Молоденькая графиня де Векк, страстная любительница тенниса, готова была плакать от досады. Она выпрямилась и погрозила океану кулаком.

— Это уж слишком! А наш матч? Что за глупая шутка! Пропал наш матч!

— Светопреставление! — крикнул кто-то.

Молодые девушки переглянулись. Светопреставление!? В яркий, ослепительный полдень, на берегу неподвижного моря, это слово прозвучало так дико, что они рассмеялись.