— Красивая пара, — прошептала Абигайль на ухо сестре.

Аннабель вздохнула. Да, так и есть, но будет ли достаточно одной любви и нежности, чтобы вынести все те насмешки, которые обрушатся на них? И благословит ли когда-нибудь этот союз могущественный Алан Гамильтон?

— Не кривись ты так! — смеясь, заявила Абигайль старшей сестре. — Я по кончику твоего носа вижу, что тебя тревожит: ты спрашиваешь себя, сколько продлится любовь этих голубков, верно? Поверь мне, если они действительно любят друг друга, то им удастся преодолеть все. И с этим наш изысканный зять ничего не сможет поделать. Иногда я поражаюсь, как яблочко могло упасть настолько далеко от яблоньки. — Она захихикала и весело обняла пробегавшую мимо Эмили, которая тоже помогала украшать салон.

— Кстати, как мне тебя называть? — вдруг спросила малышка и склонила голову набок.

Абигайль задумалась.

— Называй меня просто «тетя Абигайль»!

Эмили просияла.

— Хорошо, тетя Абигайль!

Патрику, услышавшему последние слова дочери, похоже, эта идея не понравилась.

— Но, Эмили, Абигайль теперь твоя мама, поэтому и называть ты ее должна мамой.

Личико Эмили тут же омрачилось, но Абигайль поспешно произнесла:

— Нет, у Эмили уже есть мама. И так будет всегда. Она не может называть меня мамой. Я хочу сказать, что мы будем ужасно беситься и делать такие вещи, которые можно делать только с тетями. Правда, Эмили?

Девочка с благодарностью улыбнулась ей.

Патрик попытался было бросить на невесту строгий взгляд, но ничего не вышло.

— Абигайль Брэдли, тебе уже кто-нибудь говорил, что у тебя золотое сердце?

— Нет, мистер О’Доннел! Раньше такие комплименты говорили только моей сестре Аннабель. Ничего столь приятного я никогда еще не слышала.

Она, смеясь, бросилась Патрику на шею, а Эмили с наигранным возмущением закатила глаза.

— И вы будете продолжать делать так, даже когда поженитесь?

— Нет, только когда будем вместе ездить на остров Мокоиа, — усмехнулся Патрик.

— Но со мной ты тоже как-нибудь съездишь туда, да, тетя Аби, правда? Ты же знаешь, мы должны отвезти туда кое-что. Корзину!

Патрик удивленно посмотрел сначала на свою невесту, затем на дочь.

— Вы ничего не хотите мне сказать?

— Нет, у нас, женщин, тоже должны быть свои маленькие секреты, — поспешила ответить Абигайль, и на душе у нее стало теплее, когда детская ладошка с благодарностью сжала ей руку.

Глядя на уже не совсем молодую пару, Аннабель растрогалась. «Как хорошо, что они все же нашли друг друга», — с облегчением подумала она.

— Господи, какой воздух, какая кошмарная поездка! — послышался недовольный голос Оливии.

Все вздрогнули. Веселое настроение обитателей дома Паркеров тут же пропало, поскольку прибыла семья Гамильтонов из Окленда. Но этим все не закончилось. Хелен принялась возмущаться из-за комнаты, которую выделил ей Гордон, а Алан бросал враждебные взгляды на Пайку.

Тем не менее ужинали все вместе, без ссор.

Однако Абигайль почти физически ощущала висевшее в воздухе напряжение и думала о том, что пусть уж гроза разразится сегодня, нежели завтра, во время праздника. Но надежды ее были тщетны. Алан вел себя вежливо и холодно, хотя Пайка сидела рядом с его сыном и для всех было очевидно, что между ними пробегают искры. Оливия пила вино, как воду, но, похоже, не пьянела.

— Хоть бы завтра все прошло хорошо! — прошептала Абигайль, обращаясь к своему жениху.

— Главное, чтобы завтра ты наконец сказала мне «да», — пошутил Патрик и нежно погладил ее по щеке.

Утром в день свадьбы солнце сияло ослепительно, словно непременно решило само поздравить жениха и невесту. Вся семья и половина поселка выстроились в два ряда, когда супруги вышли из церкви после венчания. По толпе пробежал шепоток — на Абигайль было белое платье с белой фатой. Такого в Роторуа никто прежде не видел. Невесты обычно носили темные платья, а белые — никогда. Но Абигайль прочла в журнале мод, что в Европе последний писк моды — это белые платья. Аннабель, конечно, считала, что белый наряд слишком вызывающий, но Абигайль настояла на своем.

— Невозможно! — не в первый раз за сегодняшний день прошипела Оливия.

Аннабель же была восхищена. По ее мнению, сестра выглядела сногсшибательно, и женщина снова растрогалась до слез. Чтобы скрыть волнение, она украдкой вытерла слезы рукавом бледно-зеленого платья. Гордон взял ее за руку и прошептал:

— Она прекрасна как никогда!

Между тем Алан Гамильтон едва не свернул себе шею, выглядывая сына, и успокоился только тогда, когда увидел, что Дункан стоит рядом со своей сестрой Хелен. «Бабы-маори», как он называл Пайку, нигде не было видно. «Наконец-то появилась возможность поговорить с Дунканом как мужчина с мужчиной», — подумалось ему.

И едва Абигайль с Патриком и Эмили сели в карету, на которой должны были проехаться от церкви по всему поселку, а затем приехать домой, Алан протолкался к детям и настойчиво попросил Дункана пройтись с ним до дома пешком.

Сына же, похоже, не радовала перспектива говорить с отцом наедине, но, вздохнув, он согласился.

Когда Хелен присоединилась к ним, словно это было нечто само собой разумеющееся, Алан резким тоном велел дочери оставить их одних.

Девушка стояла как громом пораженная. На глазах блестели слезы, но этого никто не заметил — ни отец, ни брат.

И Хелен пришлось идти к отелю в одиночестве. Когда слезы высохли, ее израненной душой завладели совсем другие чувства. Стиснув зубы и сжав кулаки, она думала только о мести.

Дункану же было неприятно, что отец хочет воспользоваться возможностью поговорить с ним именно сейчас. Конечно, от него не укрылись враждебные взгляды, которые отец бросал на Пайку. Но он надеялся, что отвечать перед ним придется только после праздника. Настроение у обоих мужчин было не самое лучшее — и отец, и сын чувствовали крайнюю напряженность.

— Итак, сын мой, не буду долго ходить вокруг да около. Я имею право знать, каким ты представляешь себе свое будущее. Ответь мне, пожалуйста, почему эта маори постоянно находится возле тебя? Ты спишь с ней? Пусть так, но пора с этим заканчивать. Хочешь ты того или нет, но пришло время подумать о том, чтобы завести семью!

— Именно это я и намереваюсь сделать, отец! — ледяным тоном ответил Дункан.

— Отлично, тогда прекрати наконец крутиться вокруг этой девчонки!

— Ты по-прежнему не хочешь понимать меня, отец. Я женюсь на Пайке, и ни на ком другом!

Сопя от ярости, Алан остановился, грубо схватил сына за руку.

— Значит, я лишу тебя наследства! — пригрозил он.

— Сделай же это, отец! — И Дункан решительно добавил: — Ни за какие деньги мира я не откажусь от того, чтобы взять Пайку в жены.

Алан от негодования хватал ртом воздух.

— Значит, ты готов бросить все ради этой бабы? — возмущенно воскликнул он.

— Если так будет нужно, то да.

Алан огорченно смотрел на сына. Всегда энергичный и бодрый, он, казалось, постарел сразу на несколько лет. Кожа побелела, глаза вдруг словно заволокла пелена усталости. И только в голосе осталась былая сила:

— Ты победил. Женись на ней, но не жалуйся потом, если вас не примут в нашем кругу! К этому ты должен быть готов. Проклятье, женись на ней, но при одном условии.

Дункан пристально поглядел на отца.

— Чего ты хочешь?

— Я требую, чтобы в будущем ты ставил интересы нашего дела выше собственной совести. Чтобы ты продолжил традиции Гамильтонов и сражался за наше благосостояние. Я хочу, чтобы по возвращении в Окленд ты пошел к судье Делмору и хотя бы попытался добиться того, чтобы дело по поводу злополучной части леса было решено в нашу пользу.

Дункан тяжело вздохнул.

— Хорошо, отец, — после паузы не слишком убедительно произнес он.

— Нет, нет, так не пойдет. Я хочу, чтобы ты твердо пообещал мне это!

— Я обещаю. — Дункан старался не смотреть отцу в лицо, сомневаясь в том, что сдержит обещание. Для него главное было, чтобы отец дал свое благословение. Он был убежден в том, что Пайка не будет медлить и даст согласие, если узнает, что в семье ей будут рады.