— Ароха?

— Маори, которую я с трудом переманил у своих родителей.

Абигайль все больше терялась. Когда она вошла в спальню, у нее едва не перехватило дыхание. Там стояла двуспальная кровать!

— Я ведь ясно дала вам понять, что не собираюсь за вас замуж, — прошипела она.

— А я прекрасно помню, что вы присутствовали при разговоре, когда я объявил о своей предстоящей женитьбе на Мэри Уолтерс. В ближайшие несколько месяцев она станет моей женой.

— Так к чему эта двуспальная кровать?

Он не ответил, лишь подошел к ней на шаг, взял ее лицо обеими руками и поцеловал. Затем поспешно отпустил, пристально посмотрел на нее и произнес:

— Ты действительно настолько наивна, Абигайль, или просто хорошая актриса?

Абигайль потребовалось несколько секунд, чтобы прийти в себя, но, осознав, что все это означает, она отвесила ему звонкую пощечину.

— Не думайте, что можете владеть мной! Я вас не боюсь и настоятельно советую вам: оставьте меня в покое! Я не стану вашей любовницей, в этом можете быть совершенно уверены.

Джейм Морган повалился на постель, вызывающе перекатился сначала в одну сторону, потом в другую.

— Пока нет, милая моя, но я умею ждать. Я не собираюсь ни давить на тебя, ни принуждать силой. Однажды ты дашь мне сама то, чего я хочу. Спорим?

Абигайль хватала ртом воздух.

— Вы отвратительны! Посмотрим! Я ухожу!

С этими словами она, не раздумывая, выбежала из комнаты и, едва ли не скатившись с лестницы, нырнула в ночную прохладу. Она бежала и бежала, пока, запыхавшись, не остановилась у воды. В груди кололо, бежать дальше она не могла. Только теперь девушка почувствовала холод западного ветра. В своем легком платье она быстро замерзла и снова побежала, не обращая внимания на покалывание в груди, навстречу ветру, мешавшему дышать. Когда силы оставили ее, она наконец опустилась на камень и стала смотреть на темную морскую воду. Все болело. Она не могла даже плакать — ей казалось, что вся она превратилась в камень. И ей было ужасно холодно, не только снаружи, но и в глубине души. Как же глупа она была! Как могла доверять Джеймсу Моргану? Какой же мужчина станет заботиться о благосостоянии одинокой девушки, ничего не требуя взамен? И что теперь делать? Она закашлялась так сильно, что задрожала всем телом. Вода становилась все темнее и темнее, пока перед глазами у нее совсем не почернело.

Очнувшись, Абигайль увидела лицо Джеймса Моргана, который с тревогой смотрел на нее.

— Что случилось? — ощущая ужасное давление в груди, с трудом спросила она. Язык у нее заплетался и казался каким-то тяжелым и ворсистым, щеки лихорадочно горели.

— Ты очень больна, — ответил он.

В этот миг Абигайль снова вспомнила все. Темная поверхность воды, холод, ледяной ветер, забравшийся под одежду, слишком дорогой подарок Джеймса. Она осторожно огляделась по сторонам. Сомнений не было: она лежала на той двуспальной кровати, которую купил для них Джеймс.

— Я ухожу, — прошептала она, а затем снова провалилась в сон.

На протяжении последующих дней Джеймс Морган не отходил от Абигайль. Вытирал со лба пот, приводил лучших врачей, слушал то, что в бреду говорила больная. Она часто звала мать, но еще чаще — Патрика. И она постоянно повторяла:

— Я ухожу!

Но Абигайль не ушла, даже после того, как полностью поправилась. В тот день, когда она снова смогла стоять на ногах, Джеймс принес ей письмо от Аннабель, повергшее Абигайль в отчаяние. Несколько недель назад ее отец уснул в своем кресле и больше не проснулся. Абигайль плакала дни напролет. Страшный вопрос, не из-за нее ли он умер, не давал ей уснуть ночами.

Единственным, кто утешал ее в эти дни, был Джеймс, на плечо которого она могла теперь в любой момент опереться. Он угадывал каждое ее желание. О женитьбе на другой девушке внезапно перестали говорить. Даже муж не сумел бы помочь девушке больше, чем Джеймс, который по сути вернул ей волю к жизни. Именно в эти тяжелые дни Абигайль не раз спрашивала себя, не должна ли она все-таки стать его женой.

В один из вечеров, когда она полностью выздоровела и решила признаться ему, что теперь готова выйти замуж, он спокойно заявил ей, что на этой неделе женится на Мэри Уолтерс. Поэтому Абигайль не стала говорить ему того, что собиралась. В глубине души она даже испытала облегчение, понимая, что благодарность не может заменить такое чувство, как любовь. Однако же, несмотря на все это, они сблизились, Абигайль считала Джеймса настоящим другом. Ни он, ни она больше не говорили о том, что произошло между ними в тот холодный вечер.

Для Абигайль начались хорошие времена. Женившись, Джеймс стал приходить к ней только по четвергам, но ей не было скучно. Свою роль эльфа из-за болезни она играть не смогла, но Мур пообещал ей роль в «Ромео и Джульетте». Конечно, не самой Джульетты, а няньки, но это было не главное. Мысль о том, что ей придется играть няньку миссис Мур, которой уже наверняка за тридцать, веселила девушку.

Поскольку такой состав был совершенно не идеален, это, в конце концов, заметил даже импресарио, и Абигайль по его указанию все же стала Джульеттой. Его жена плакала горючими слезами, но импресарио утешал ее, обещая более значительную роль, и дал понять, что в роли Джульетты она была бы смешна. В итоге это поняла даже тщеславная миссис Мур.

Абигайль же тем временем с головой погрузилась в работу, радуясь, что по вечерам приходит в свой собственный дом. Порой она принимала гостей, причем круг ее знакомых ограничивался театром. С помощью Арохи она постепенно взяла на себя обязанности хозяйки дома и наполнила его жизнью. Теперь она даже радовалась приятным вечерам по четвергам, поскольку болтать с Джеймсом Морганом было довольно интересно. А он всегда вел себя безупречно. Более того, ей было бы даже ужасно жаль, если бы однажды в четверг она не увидела его кареты у дверей театра.

В вечер премьеры гримерная Абигайль напоминала тропический рай. Джеймс прислал чудесные цветы. Они сверкали желтым солнечным цветом, сочной зеленью, ярким красным и пурпурным. Головокружительный аромат едва давал Абигайль дышать. И, несмотря на это, она радовалась морю цветов.

В последние минуты перед выходом сердце Абигайль едва не выпрыгивало из груди от волнения. Она боялась, что не сможет произнести ни слова, но стоило ей выйти на сцену, как все вокруг было забыто и она полностью отдалась любви и страданиям юной Джульетты Капулетти.

Когда в конце спектакля раздался шквал аплодисментов, девушка не могла поверить в то, что он адресован ей. После представления она была взвинчена, во время небольшого праздника, устроенного мистером Муром за сценой, пила один бокал шипучего французского вина за другим. Раньше ей никогда не нравился алкоголь, но воздействие этого напитка было приятно. Она чувствовала что-то вроде счастья, и ощущение бесконечной легкости становилось приятнее с каждым бокалом. Казалось, за спиной у нее выросли крылья.

Ко всему прочему она поцеловала Джеймса, который постепенно становился для нее все более и более привлекательным. Во время праздника он ни на секунду не отходил от Абигайль. Поэтому ей не показалось странным, что он пошел с ней в гримерную, где она решила переодеться после праздника. Едва за ними захлопнулась дверь, как он страстно обнял ее и неожиданно поцеловал. После того как он приник к ее губам, Джеймс не остановился, а пошел дальше, но, к собственному удивлению, Абигайль чувствовала при этом только желание.

Решив снять платье Джульетты, она попросила его отвернуться, но он проигнорировал это ее желание и стал жадно разглядывать девушку. Впрочем, у нее не возникло никаких неприятных ощущений. Напротив, Абигайль было даже лестно, что он раздевает ее взглядом. Когда по дороге домой он положил руку ей на бедро, словно это было само собой разумеющимся, Абигайль не стала сопротивляться, поскольку ей было приятно, что ее желает мужчина.