— Про вышку ни слова.

Генерал досадливо скривился. Плеть предпочёл ничего не говорить.

Это он настоял на том, чтобы в Восточной части основные малые динамики разместили прямо на крыше одного из бараков. От выстрелов крышу защищало укрытие по пояс, а динамики бубнили негромко, так что денщику приходилось сидеть прямо на кровле. Самому же Плети хотелось видеть в обе стороны, да и расплачиваться за это приходилось разве что промозглостью ветра.

Росы готовы стрелять по динамикам, но они не тронут людей.

Пока — не тронут.

На том конце бинокля вышку обошли по периметру в поисках чёрного хода и, не найдя его, принялись робко тыкаться в баррикады.

— …Подпоручик Бравицын, Андроний Аркадьевич. Подпоручик Бравуров, Тарий Ильянович. Рядовой Брагин, Саврасий Юрович. Подпоручик Брадолюбьев, Саврас Сергеевич. Поручик Бранабант, Александр Рихардович…

Внутренние сигналы летели со всех сторон. В малых динамиках, топя друг друга и игнорируя приказ не вступать в диалог, захлёбывались десятки людей. Отыскав на карте географический центр города, хэр Ройш обустроил в Академии целый радиокабинет, куда можно было прибежать за указаниями, если неясно было, что делать.

Но динамики большие гремели записью, и запись эту транслировали Золотце с За’Бэем.

Солдаты Резервной Армии выцарапали из баррикады первый мешок с песком.

— Я пройдус’, — сообщил Плеть.

Казармы Охраны Петерберга являли собой почти настоящее кольцо, в коем полудрагоценные камни укреплённых строений чередовались с деревянными бараками. Сколько Плеть себя помнил, он был убеждён, что кольцо это сплошное, в самом деле сплошное, как стена; и только накануне войны стало вдруг ясно: это обман зрения. Между бараками зияли дыры — где в метр, где в пяток, где в несколько десятков.

За два дня до войны дыры сумели завалить мешками, а поверху, на крышах, уложить доски. Теперь Петерберг можно было обойти вкруг от обновлённых генералом Стошевым казарм у самых верфей графа Набедренных до Пассажирского порта.

Плеть почти не видел на крышах людей. Там и тут за укрытиями горбились фигуры с ружьями, но людьми они не были, а были лишь орнаментом, бессердечной инкрустацией кольца, и куда бы ни ступала нога Плети, снег там оставался чист и нетронут.

— Они волнуются, — доложил один из витков этого орнамента, опуская собственный бинокль. — Разрешите говорить откровенно? Я сперва думал, что вся эта ваша идея с радио… как это? Нерациональная. Столько сил потратили, а на что? Но поэтому, с вашего позволения, вы и управляете, а не мы. Сами глядите: эвон как дёргаются, а? Второй взвод к вышке послали, да мы её хорошо заколотили! И главное, ловко же устроено, что фамилии ещё до того начали читать, как они тут… расположились. Они подходят, а тут уже приёмчик тёплый! А главное — непонятно: что это, как это? Лихая, в общем, штуковина вышла.

— Докладывайте по существу, — спокойно напомнил ему Плеть.

— По существу? — спохватился постовой. — Ну, никаких пока особо изменений. Они ведь надолго тут обосновались, верно? На инструктаже вы говорили, что будет бой, но… Разрешите говорить откровенно? Боя ведь не будет, так? Нас ведь будут осаждать? Ну вот они и не рыпаются особо… Слышал, на юге стреляли по динамикам, там включили запасные. Ну, на юге вообще жарче, там вроде волнуются, а у нас тишь…

— Не вер’те тиши, — Плеть в который раз вскинул бинокль, — тишь всегда обманчива. Взорвётся.

— Есть не ослаблять бдительность, — кивнул солдат, помолчал и прибавил: — Господин Плеть, разрешите говорить откровенно по таврской линии? Вам приятно это слушать? Ну, то, что из динамиков?

Плеть обдумал ответ.

— Да, — сказал он наконец, — но не из-за содержания и не потому, что я горжус’ хитрост’ю с динамиками.

— А почему тогда? — удивился солдат.

— Потому что появляется ритм. С ритмом легче ждат’.

Солдат кивнул — не так, как кивают вежливые люди, а с пониманием. Солдаты всегда были многословнее — откровеннее с Плетью, чем с остальными членами Временного Расстрельного Комитета, не считая, быть может, Твирина. Откровеннее они были потому, что он проявлял к ним уважение. Уважения заслуживает всякое живое существо.

Плеть обращался к ним на «вы». Он перенял это у Мальвина, потому что ему лишь недавно стало заметно, что от учтивого обращения у любого расправляются плечи. Плеть никуда не торопился, ему не было сложно выслушать лишние слова.

Так он узнавал, что творится не только в Резервной Армии, но и в Охране Петерберга.

К явлению Резервной Армии следовало подготовиться лучше. Паники в Петерберге не было: напротив, горожан истерически воодушевила мысль о том, что на них идут войной. Но мало кто верил всерьёз в возможность штурма. Мало кто понимал последствия затяжной осады.

Долю подвезённых за эти два дня ресурсов распределили между важными учреждениями, долю развезли по лавкам и торговцам, снабдив охраной. Так можно было выделить жителям еду, не привлекая чрезмерного внимания к необходимости этого действия. Но солдаты патрулировали город, солдаты сидели по казармам; еду же охраняла преимущественно Вторая охрана.

Часть этой еды неизбежно пропадёт.

Два дня назад город вновь категорически закрыли, и Бася настоял на том, чтобы попытка бегства каралась сурово: арестом не только беглеца, но и его семьи. При скромном расходовании подвезённой еды должно было хватить на две недели, а с учётом предположительных запасов самих петербержцев — на три. Дров имелось с избытком, зато очень мало было керосина; но это нестрашно, ведь без керосина легче, чем без дров.

Главная проблема заключалась в электричестве, поскольку без особенных трат его поставляла только станция на Межевке, а городские требовали жечь уголь — ресурс ограниченный. Под Петербергом прятались подземные водохранилища, которым можно было открыть доступ к морю и тем самым получить крошечную станцию, но она сумела бы оживить разве что малые динамики. Угольные станции тоже отличались невеликой мощностью, зато требовали многого; пока что они работали в полную силу, но совсем скоро это придётся прекратить.

Петерберг не был готов к осаде. К осаде нельзя приготовиться за два дня, даже если прежде город перешёл в почти автономный режим. Склады с запасами еды охранялись из рук вон плохо, и мародёрство могло вспыхнуть в любой момент. Вспыхнуть могли и росы. У них нет дисциплины. В любой момент их истерическое воодушевление обернётся ненавистью. Об организации жизни в случае длительной осады не шло и речи — Революционный Комитет не знал даже, как устроил бы раздачу еды и дров. А недостроенное второе кольцо казарм давало Резервной Армии идеальный доступ к морю, прикрывая их от наблюдения.

«Что делать? Espérer le succès! — смеялся на памятном совещании Бася. — Что нам остаётся, как не верить в победу? На иной случай у нас не может быть плана, потому что выживание невообразимо».

— …Ефрейтор Виноглотов, Удий Петронович, — отвечали ему теперь большие динамики. — Рядовой Владейников, Ильян Борисович. Рядовой Владецкий, Олехий Гаврилович. Рядовой Влевель, Николий Евгеньевич. Ефрейтор Влипши, Воропай Тимофеевич. Рядовой Влитой, Фим Петюньевич. Ефрейтор Влынькин, Франсуа Володьевич. Капитан Вновьев, Валентин Шурьевич. Ефрейтор Вняч, Сверслав Зиновьевич…

Северной части, Басиной части, почти не выпало солдат Резервной Армии, но Бася, «чтобы не было скучно», потребовал права следить за морем и радиовышкой. Тягу к морю кое-кто счёл подозрительной, ведь это была самая хлипкая, самая сложная часть кольца.

Но Бася просто обратился к общине.

Он мог бы дать Цою Ночке приказ или попросить его о помощи, но их отношения давно уже позволяли ему предложить. Плеть не знал, что получила община в обмен на свои услуги, но, судя по радиосообщениям, пока что она справлялась. У общины, в отличие от росов, дисциплина есть. Община знает Порт. Никто не сумел бы лучше проследить за Портом.

Дошагав до Северной части, Плеть развернулся и направился обратно. Даже в иные времена он никогда не заявлялся к Басе, если тот был занят.