Несмотря на все препятствия, Конгресс продолжался.
— Слава молодой русской интеллигенции! — радостно заорал очередной залившийся рядом со мной и с этими словами молниеносно швырнул пустую бутылку в противоположную стену. Она разлетелась на мелкие прозрачные звезды. После этого он довольно хмыкнул и вежливо проинформировал свою подругу, сидящую рядом с ним и декламирующую неприятным визгливым голосом опусы Ахматовой, о том, что считает ее, ну подругу свою, конченой блядвой. На это девушка захлебнулась от возмущения и выплеснула в его благородное лицо кофе. Бойфренд ответил кулаком…
Я перевел взгляд на Романа. Он уже дошел до последнего кондишена, так как ему всюду мерещилась Страшила Мила. Он цеплялся ко всем подряд девкам и называл их ее именем. Лез… Хватал… Валился вправо и влево… Впрочем, таких уже было большинство.
Но тут и у меня в гляделках потемнело и что-то прям башку сквозануло с непререкаемой остротой. Все поплыло и смешканулось. Я даже вдруг увидал римские театры… вавилонскую азбуку… услышал органную музыку.. Словом, все величие древних культур. Но тут же смекнул, что пора хоть здесь показать себя во всей красе. Я припомнил ту книжку ублюдка Нагибина, где он отважно валил вражеские силы, налакавшись в ЦДЛ пойла и собственных национальных видений, как расправлялся он с недругами, прямо не выходя из стен этого билдинга. Короче, нужно было брать пример хоть с кого-нибудь. Хотя, конечно, у каждого своя жизнь.
Я развернулся, что-то хлебанул, для полного комплекта зачерпнул порцию видений и не мешкая более смачно хлопнул в рожу Гнидину, а потом и еще кому-то. Этот кто-то отлетел в одну сторону, а художничек плюхнулся на незнакомую девку, которая не придумала ничего лучшего, как оторвавшись от спиртных напитков, тут же раззявить на весь бар свою хлеборезку. Потом, ясно, и меня хлопнули. Я тоже брякнулся.
Все смешалось.
Понятно, все это уже было мне ни к чему. Что-то в голове прояснилось и подсказало: «Сваливать!» И я шементом вылетел из бара, а чуть позже ощутил себя отпозиционированным на Никитской. А уж там побрел. Глядя на звезды, к мерцающим вдалеке огням.
Однако далеко мне уйти не удалось. Это легаши обозначились и поскорей скрутили меня в плане добычи денежной. Доков у меня никаких не было, ни паспорта, ни международных прав. Поэтому я ткнул им единственное, что у меня было из документов. То есть приглашение на конгресс.
Им это очень понравилось, и пока они меня обыскивали, все смеялись. А меня переклинило:
— Подгоняйте машины! Вызывайте подкрепление! ФСБ! СОБР! ОМОН! Их там очень много! Сбросьте бомбу! Убейте их всех!
Вот как я декламировал. Видимо, они приняли слитую мной информацию к сведению, благо с извинениями отпустили.
И я уныло потащился домой. Вокруг уныло колыхались здания… огни… тачки… айсберги… Где-то далеко неслись породистые лошади… вокруг — большие собаки…
Лошади били копытами.
Собаки выли на Луну.
А город смеялся…
16
Теперь люди мельтешат передо мной один за другим. А я совершенно не меняюсь. Они появляются неожиданно, лезут со своими прогонами, вываливают на меня порции своей прошлой жизни и исчезают в поисках жизни будущей. Многие из тех, кого я когда-либо знал, закручиваются передо мной во временном калейдоскопе. Все их истории, проблемы, горе, обманы и надежды на будущее оседают на стенах моей квартиры и на мозгах. Ну и пусть. Живые исчезнувшие во времени — они как привидения.
Они исчезают, и вслед за ними тянутся ошметки их жизни. За далекий горизонт, на Север и Юг, Запад и Восток.
Приехал Олег со своей молдаванкой Нелей. Ну, тот самый Олег, который успел из банка сдернуться в Западном Городе, когда я от лени тоже с чеками на прием не покамал.
Я даже не удивился. Просто открыл дверь и запустил их в квартиру. Они сделали вид, что обрадовались. Они на одну ночь, чисто крышак подобрести, а там дальше на юг. В Крым.
— У тебя все нормально? — спросил Олег настороженно, как будто зная, что все не очень в порядке.
Соврал, что нормалек. Сели на кухне. Дал им жратвы. Они набросились так, как будто десять дней голодали, нищенствовали по полной.
Пока они жадно закидывали еду, все рассказывали. Типа едут завтра, там их ждут будущее, счастье и все такое. Я, конечно, ни черта не догнал, на фига они на юг сматываются. А они стали врать, мол, достало все, и теперь самое спасительное для них — в Крым убраться. В Керчь. Они там халявную хату всего за несколько тысчонок грина намутили. Сколько, правда, они ни затирали, что по своей воле туда сматываются, верилось слабо. Особенно если обратить внимание на их осторожные взгляды и вкрадчивое общение.
Да мне ль не по барабану?
У него, знаю, были конкретные проблемы с монетами. Но как он Нелю уболтал? Вот тоже раззявила рот, думает, там юг, корабли, море, хохляцкие флаги и вино. Как бы не так. Хотел бы я посмотреть, как там Неля ошизеет на досугняк.
Хотя в таком возрасте все сохраняют иллюзии и максималка по «Я» прет. А затем, как известно, когда наглатываешься жизненки плотняком, уже семь раз отмеришь, прежде чем какую дурость затемяшишь. И если резанешь все-таки, то ошметки жизни хлещут во все стороны.
Подзалившись, они совершенно про меня забыли и переключились полностью друг на друга. Впрочем, меня это устраивало. Типа как послушаем.
— Любимый! Как же прекрасно мы заживем на Юге!
— Что и говорить… Чпоки-чпоки-чпоки-чмок… — отвечал Олег, сложив губы трубочкой и разве что не забрызгивая стол соплями. Сюсюкает, блин.
И стали они планы на будущее свое лучезарное строить, обещать союзнику в путешествии, как здорово будет. Уж больно они желали весь мир под себя подложить. С другой стороны, это только она искренне хлебала всю баланду.
— Ах, дорогой! Как я рада, что ты меня любишь! Я даже на картах недавно гадала, так все сходится — ты меня любишь. Как же хорошо!
— Чпоки-чпоки-чпоки-чмок! Кошкин-кошкин-кошкин! — вторил он ей сюсюкая. — Ути-пути-нау! — По Нелиным глазам было заметно, что уж от таких фраз она заводится в полсек.
— Олеженька, ты и вправду меня любишь!
— Еще как! Муркина-Фасо! Чпоки-чпоки-чпоки-чмок! Кошкин-кошкин-кошкин! Ути-пути-нау!
Я робко на них поглядывал, догоняя, что уж после таких благороднейших проявлений чувств только словами все явно не обойдется.
И верно. Тут Муркина-Фасо, Чпоки или Кошкин, уже в открытую полезла к нему и, обхватив толстый кусок его тела, соединяющий туловище с башней, решительно засунула ему в основное отверстие красный склизкий язык.
Олег, кажется, этого не ожидал. Он даже удивился. Он даже испугался ее выходки и пытался, все пытался, захлебываясь, бормотать: «Чпоки-чпоки-чпоки-чмок! Муркина-Фасо! Ути-пути-нау!». Но это ему не удалось. Он последний раз извиняющеся посмотрел на меня поверх Нелиной головы и тоже принялся вылизывать ее, чтобы доказать, как искренне и торжественно он ее любит.
Месиво шамкало и слюнявилось. Олег стал впихивать руку ей между ног с таким усердием, как будто она там прятала деньжата. Неля же в свою очередь довольно всхрюкнула, как будто ей после долгого перерыва жратвы сыпанули в корыто.
Чтоб отвлечься, я закурил и подумал, что вот именно для таких приятных моментов мы и живем. Словом, рассентиментальничался.
Наконец они нализались. И выжидательно посмотрели на меня в плане одобрения на случку как хозяина квартиры. Мы ж на кухне сидели. Ну я, добрый, согласно кивнул.
Неля выпорхнула из-за стола и полетела в ванную.
— Я скоро, дорогой!
Олег проводил ее очередным восторженным воплем:
— Любимая! Муркина-Фасо! Чпоки-чпоки-чпоки-чмок!!
И добавил уже мне:
— Сейчас, она только вымоет жопу…
Неля быстрехонько включила в ванной воду и уже напевала: «АН you need is love… пам-пам-пам-пам… All you need is love… пам-пам-пам-пам…». И видимо, мыла свои отверстия, чтоб достойно схлестнуться в любовном порыве с близким ей по духу человеком.