Девочка смотрела вслед уплывающим габаритам прекрасного произведения искусства автомобилестроения так пристально, что сразу стало ясно: даже взглянув мельком на это творение человеческих рук, она стала испытывать возвышенные чувства также, как и я после прикосновения душой к миру прекрасного благодаря своему главному эксперту.

Я внимательно посмотрел на школьницу, которая вряд ли успела закончить восьмой класс, и спросил ее через опущенное боковое стекло:

— Сосать будешь?

— Еще как, — тут же ответила девочка, и на ее лице, освещенном бликами фар, появилась необыкновенная радость.

— Вперед и с песней, — подбодрил ее я, тут же врубил скорость и отъехал под аккомпанемент громких слов, которым может научить любая средняя школа.

Интересно, чем это недовольна террористка Анастасия? Если бы не я, то сейчас на месте этой девочки вполне могла бы оказаться ее дочь. Впрочем, и без меня есть кому заботиться о нуждах подрастающего на панели поколения. По крайней мере, сегодня. Потому что я еду к человеку, пролившему свою кровь за то, чтобы я получил работы Башкирцевой и возможность всем сердцем прикоснуться к бесценному наследию мастеров искусства, чье творчество как нельзя лучше будит в душах людей светлые чувства.

23

— Превосходная работа, — заметил я, осторожно поставив на стол фигурку обезьяны из нефрита. — Да и оружие такого высокого класса давно не приходилось видеть.

— Видите ли, это всего лишь часть моего собрания — скромно потупился Ляхов. — Однако, я специально перевез сюда всего несколько вещей, люблю, знаете ли, жить в привычной обстановке.

Не знаю, что он покупал в Болгарии, но домик в Южноморске отхватил неплохой. Моему, конечно, не чета, всего шесть комнат, но ведь надолго в нашем городе Ляхов вроде бы останавливаться не собирается. Наладит игорный бизнес и будет изредка приезжать. У меня тоже есть кое-какая недвижимость в других странах, однако, в отличие от Ляхова, я еще ни разу не удосужился побывать ни на Кипре, ни в Штатах, ни в Альпах. А ведь в Альпах у меня не скромный домик, а целая гостиница, но тем не менее я отчего-то не распоряжаюсь обвешать ее стены произведениями искусства.

Может, я туда вообще никогда не попаду, чтобы получить возможность не только покататься на лыжах, но и полюбоваться на какой-то экспонат из личного собрания, висящий в номере, который постоянно резервирую. Иди знай, вдруг выкрою время и когда-нибудь побываю в собственной гостинице; приеду, а мне портье — хлоп перед носом на стойку табличку с надписью на французском языке «Местов нет».

Оружие у Ляхова действительно превосходное. На коврике ручной работы две скрещенные сабли, над ними кремневый наконечник на короткой рукояти, а внизу, словно завершая композицию эволюции оружия, — старинный пистолет.

Саблями меня не удивишь, тем более европейским оружием девятнадцатого века. В моей личной коллекции есть всего один образец оружейного искусства мастеров Востока. Пусть просвещенная Европа не обижается, однако азиатское оружие ценилось настоящими знатоками искусства сабельного боя куда выше.

Поэтому в моем доме, кроме прочих предметов самозащиты вроде автомата «хеклер-кох», ржавеет без дела сабелька в простых деревянных ножнах, покрытых черной кожей с орнаментом. Обоймицы, правда, золотые, как и наконечник с гравированным прорезным орнаментом, зато сам клинок — настоящий булат.

Клинок сабли украшает маленький квадратный медальон с так называемым «бедухом» и фигурный картуш с именем мастера «сделал Асадуллах Исфахани». Видимо, изделия этого оружейника давным-давно пользовались повышенным спросом. Потому что только мы со Студентом знаем — надпись на клинке поддельная, какой-то предприимчивый иранец ее больше ста лет назад запузырил, чтобы подороже продать.

Но разве без этой надписи булат стоил бы слишком дорого, учитывая, что перекрестье также золотое, пересыпано бриллиантами, а рукоять оружия представляет сочетание из костяных и опять-таки золотых пластин. Зато затыльник — полностью из желтого металла, украшен алмазами и эмалью. На сабельке всего-навсего 343 алмаза, но ведь не это главное достоинство боевого клинка, режущего на лету шелковую ткань. В прежние времена моя сабля в одном селе валялась. А потом в дело пошла, когда один красноармейский полководец ее в этом самом сельском арсенале слямзил для нужд трудового народа и принялся защищать иранским клинком революционные завоевания. Что еще, кроме этой сабли из Царскосельского арсенала вытащили, мне неизвестно. Одно знаю точно — мой булат именно оттуда.

Зато пистолет у Ляхова под стать моей сабле. Стоило только на него взглянуть, сразу кончики пальцев на мгновение дрогнули. Особенно, когда увидел я, что не хватает на удлиненной рукояти, заканчивающейся яблоком, кусочка инкрустации из слоновой кости. Такое оружие кавказской работы встречается очень редко; на кремневом пистолете с серебряной чеканкой курок — пуговка, без пусковой скобы. Вряд ли я ошибаюсь в своих догадках по поводу этого оружия, экспонаты такого класса почти растворились во времени.

— Пистолет у вас интересный, Анатолий Павлович — заметил я. — В Москве гораздо легче приобретать антиквариат подобного рода.

— Ну что вы, этот пистолет презентовал партнер, который постоянно живет в Южноморске — раскрывает мне глаза на истину Ляхов.

Все правильно, Анатолий Павлович, я-то знаю, что пистолет не из Москвы. Потому что двенадцать лет назад подарил его Толе Соколову, начальнику Центрального районного отделения внутренних дел, у которого была единственная страсть — коллекционирование старинного оружия. Причем коллекционером Толя был настоящим, не таким, как его некоторые коллеги, которые научились понимать прекрасное только тогда, когда разобрались, сколько оно стоит.

Лихим ментом был Толя Соколов, и не зря блатные с уважением дали ему кликуху Сокол, вовсе не из-за его фамилии. Даже те, кого он брал, на Сокола сердца не держали, потому что относился Толя к распоследним тварям в человеческом облике, как к людям, не позволял себе мелких ментовских подлянок, раскалывая их на допросах. И таскал своим подследственным Соколов дешевые папиросы вовсе не из-за пресловутой психологии, позволяющей расположить к себе подозреваемого, чтобы поскорее выколотить из него нужные сведения. А со многими крестниками вел переписку, что тогда было возможно только в кино.

Не брал Толя бабок с так называемых спекулянтов и сцепился со своими же обехээсниками, когда его стукачи донесли: они обложили данью даже будки, торгующие газводой. Подарки Толя брал, что правда — то правда. Но даже я бы не рискнул назвать эти подарки взяткой по тем временам. И этот пистолет я подарил ему от всей души, хотя заплатил мне за антикварную вещь человек, который прекрасно знал — из его рук Толя спички не возьмет.

Это был подарок, что называется, от всего сердца, потому что Толя спас сына одного крупного цеховика вовсе не из-за того, что на благодарность рассчитывал. В те годы о похищениях для выкупа мы были наслышаны. Но совершались они исключительно в капиталистических джунглях. Однако, нашлись бравые ребята, которые решили заняться плагиатом в условиях развитого социалистического общества.

Цеховик, у которого выкрали сына, был одним из моих клиентов. Чтобы собрать нужную сумму, как того требовали гангстеры, он обратился эа помощью ко мне. Ни о какой милиции цеховик даже слушать не хотел, потому что доверял ментам настолько, насколько они заслуживали. Но Толя Соколов был не совсем обычным ментом…

Сокол взял эту банду. Один. Хотя подкрепление, конечно, было. Сходу вычислив через своих информаторов, на какой квартире держат похищенного пацана, Толя рванул туда без тщательной разработки операции — до того время поджимало. Потому что, опоздай он на несколько часов, уверен, что для начала цеховик получил бы ухо своего ребенка. Его держали такие ребята, что сомневаться в их благих намерениях как-то не приходилось. Девятнадцать судимостей на пять человек — это потом выяснилось, а пока Толя в тапочках на босу ногу спокойно звонил в нужную квартиру, засунув в рот папироску, вытащенную из карманов спортивных брюк.