Быть может, влияния моего на Елизавету еще довольно, чтобы я мог убедить

ее, будто единственно страх за ее благополучие привел меня домой. Если же

нет, разве не перенесу я малого унижения во имя той, что столько вынесла

ради меня? Самое большее, что может открыться, — это наш брак. Перед

тайной твоего рождения могущество злобы бессильно. Соберись же с духом,

любовь моя, и давай примем все меры, необходимые для нашей общей

безопасности. Обо мне не беспокойся — я сумею позаботиться о себе сам. Никогда

более, клянусь тебе в этом, твой муж с тобой не разлучится. Мечты о славе и

богатстве отступают перед истинными требованиями жизни. Давай вместе с

милой сестрой нашей искать приюта во Франции. Утратив зависимость от

королевы, я не буду нуждаться в средствах для поддержания роскоши. Так

объявим о нашем союзе, и пусть нежность моей дорогой Матильды, в которой ее

главное очарование, станет и добродетелью ее, и счастьем. Там, вдали от

мстительных замыслов Елизаветы, мы станем без страха и бесчестия

спокойно ожидать конца ее царствования. Представь себе, любовь моя, какая это

будет ни с чем несравнимая радость — окружить трон твоей матери

прелестными залогами нашего союза. И в то время, как королевские помыслы

потребуют всей силы ее воображения, природа каждым биением пульса будет

отдаваться в ее сердце.

Какие сладостные видения теснились перед моим мысленным взором!

Лорд Лейстер, безразличный к мнению королевы, решил предстать перед

нею, не вдаваясь в причины своего возвращения, о котором уже сделалось

известно всему двору. Елизавета некоторое время не покидала своей спальни,

но, однако, удостоила Лейстера аудиенции еще до того, как поднялась после

болезни. Я знала ее капризный и переменчивый нрав, и, как раз когда я

размышляла, каким образом она поведет себя, несколько фрейлин, бывших при

ней в эту минуту, появились из дверей ее спальни. Та, что вышла последней,

объявила мне, что изволением королевы я одна должна присутствовать при

ее беседе с лордом Лейстером. Сознание вины сотрясло меня, как удар

грома, и я вступила в королевскую опочивальню, как несчастный осужденный

входит в камеру, где для него готовится дыба. Лорд Лейстер, удивленный не

менее, чем я, выразительным взглядом указал мне место, где задернутый

полог скроет от ее глаз перемены в выражении моего лица, и там я встала ни

жива ни мертва.

— Лейстер, — слабым голосом промолвила королева, — твое неожиданное

возвращение при известии о моем нездоровье еще раз подтверждает твою

беззаветную преданность и не подвластную времени любовь. Я долго

противилась той нежной склонности, которой отметила тебя в юные годы, но

теперь, когда у меня более нет могущественных врагов, я могу увенчать твою

страсть и уступить своей, не подвергая опасности ни себя, ни государство.

Новый, мною обнаруженный заговор, направленный на освобождение Марии,

делает необходимым с помощью моего замужества положить конец ее

надеждам и надеждам ее сторонников. Теперь мой черед удивить их. Я долго

обдумывала этот шаг и уже не раз решалась призвать тебя, но твое

возвращение, свидетельствуя о силе твоей любви, требует немедленной награды.

Прими же наконец столь долго ожидаемую тобой руку Елизаветы, которая тем

самым отрекается от всякой иной над тобою власти, кроме той, что дает ей

твое сердце.

Она умолкла и протянула ему увядшую руку. Лорд Лейстер в

невыразимом смятении, всякую минуту опасаясь, что я лишусь чувств, с трудом

выговорил несколько бессвязных благодарственных фраз и поцеловал эту

роковую руку, которую она более у него не отнимала. Его глаза на мгновение

остановились на мне, и, о! как много выразил этот взгляд!

— Дрожь твоей руки говорит мне, — продолжала она, — как сильно я

поразила тебя. Умерь свое изумление. Мой выбор ни для кого не будет

неожиданностью и нанесет сокрушительный удар Марии. Я вполне оправилась от

болезни и намерена сейчас выйти. Я желаю, чтобы отсюда меня повел ты и,

заняв место рядом со мной на королевском возвышении, тем подготовил всех

моих подданных к заявлению, которое я намереваюсь сделать завтра.

Церемония бракосочетания должна быть великолепной — подготовка ее потребует

времени, но никогда более тебе не придется отлучаться от той, которая

убедилась, что не может, как ни старалась, жить без тебя.

Природа знает примеры тому, как робкие создания, которые от одной

только темноты могут лишиться чувств, в обстоятельствах крайних

бестрепетно противостоят бушующим стихиям. Я, которая до той минуты была

способна лишь на слезы и трепет, сейчас поняла, что не должна более оставаться

беспомощным грузом на сердце мужа. Благословляя каприз Елизаветы,

вследствие которого я оказалась единственной свидетельницей ее старческого

безумия, я прислонилась к завешенной гобеленом стене и своим видом

полного самообладания постаралась поддержать моего супруга в эту опасную

минуту. С отчаянием в душе я видела, что его решимость угасает столь же

стремительно, сколь разгорается моя. После жестокой внутренней борьбы, которая,

казалось, в следующий миг разрешится конвульсиями, он вынужден был

поспешно выйти, и его ослабевшие ноги с трудом повиновались ему. Фрейлины,

удаленные королевой, вернулись, и она подозвала к своей постели леди Лети-

мер, а я направилась вслед за милордом.

— Силы небесные! — вскричала я, тщетно отыскивая его взглядом. — Что

же теперь будет со мной?

Даже Эллинор, единственной моей утешительницы, судьба жестоко

лишила меня в эту минуту, и, разыскивая по всему дворцу, я так и не нашла ее.

Еще не успело мое смятение подчиниться голосу разума, как мне сообщили,

что леди Арундел сделалась серьезно больна и ее карета прислана, чтобы

доставить меня в Челси. Легко догадавшись, что таким способом меня

вызывает лорд Лейстер, чтобы без опасений излить передо мной свои чувства, я

поспешно села в карету и вскоре оказалась в столь памятном мне салоне окнами

на Темзу, где некогда обитали лишь любовь и радость. Лорда Лейстера я

застала в обществе его племянницы. С видом глубокого отчаяния он порывисто

шагал из угла в угол. При виде меня сердце его смягчилось жалостью к

моему невыносимому положению, и он, взяв меня за руку, подвел к креслу,

усадил и опустился рядом. Его слезы окропили руку, которую он поцеловал.

— Мужайся, душа моя, — сказал он. — Беда нагрянула неожиданно, судьба

опередила нас и наши намерения. Елизавета действительно застала меня

врасплох, но так как страсть ее, пусть жалка и нелепа, все же великодушна, она

сейчас — укор моему сердцу. Как допустить, чтобы она перед всеми

выставила напоказ свое чувство, как подвергнуть всеобщему осмеянию свою

королеву и покровительницу? Я навлек бы на себя смертельную ненависть и сам

утратил бы уважение к себе. Матильда, любовь моя, в состоянии ли ты

выслушать правду, всю правду? Не говорил ли я тебе, что может настать день,

когда твое страстное желание увидеть мать свободной станет на пути твоего

счастья? Этот день настал. В ту минуту, когда королева с сердечным доверием

сообщила мне о заговоре в пользу Марии, которому она и намеревалась

противопоставить собственный брак, в тайниках души я заклеймил себя как

соучастника, если и не главы заговора. Счастливый мыслью, что смогу

нежданно обрадовать тебя вестью о существовании заговора для освобождения

Марии, не подозревая о той неожиданности, которую готовит королева, я из

бумаг, поданных мне лордом Бэрли как раз в ту минуту, как я входил к

королеве, вдруг узнаю, что пылкие приверженцы Марии злоумышляют на жизнь