Елизаветы, и у меня есть основания полагать, что к этому времени ей уже

известно, что человек, которого она желала сравнять с собой, оказался способен

на столь позорное двоедушие. Хуже того — как знать, насколько тесно

связали мое имя с этим варварским замыслом? Ей могли внушить, что рука, в

которую она час назад вложила свою руку, сжимает нож и готова в любую

минуту пустить его в ход. Под угрозой моя жизнь и то, что много, неизмеримо

дороже — добрая слава, которая, я надеялся, переживет меня и которую

навсегда затмила неблагодарность.

От волнения он почти утратил рассудок. Я бросилась перед ним на колени.

— О! Если когда-нибудь несчастная Матильда была тебе дорога, —

вскричала я, — сейчас докажи это! Сейчас борись, чтобы выжить ради нее — разве

когда-нибудь я убоялась сделать это ради тебя? Нельзя надеяться на

Елизавету: по тому, как обстоятельства ей представлены, она должна осудить тебя. Я

вижу тебя в Тауэре... Вижу, как отворяются, принимая тебя, ворота, за

которыми погребены столь многие, благородные и безвинные, как ты. Если ты

хочешь, чтобы младенец, которого материнская мука до срока зовет в этот

мир... О! Если ты хочешь, чтобы он увидел свет небес, не погружай его мать в

еще большее отчаяние! Беги сейчас, сейчас, сию минуту, пока это еще в

нашей власти. Пока ты жив, твою невиновность можно отстоять. Пока ты жив,

быть может, смогу жить и я.

Лорд Лейстер покачал головой и тяжело вздохнул, и вздох этот отозвался

в моей душе сильнее, чем самое бурное волнение.

— Любовь моя, ты не знаешь, о чем ты говоришь, — возразил он. — По всей

вероятности, в эту самую минуту дом мой окружен, во все концы королевства

разослан приказ закрыть все до одного порты на случай, если я попытаюсь

бежать, и последний пастух в стране знает меня в лицо. Остается одно лишь

обстоятельство, которое смягчает удар. Тебе не грозит никакая опасность, и, в

отличие от меня, тебя почти никто не знает в лицо. Беги — это в твоих силах.

Твою безопасность я буду ощущать как свою. Отдайся под покровительство...

— Никогда! — прервала я его, гневно выпрямившись. — Я твоя жена, и от

этого священного имени я не отрекусь ни перед людьми, ни перед ангелами, и

ничто — теперь моя очередь торжественно поклясться в этом, — ничто не

разлучит нас. Я заботливо и покорно разделю с тобой тюремное заточение, на

которое — я никогда этого не забуду — сама обрекла себя, и, если из-за меня

судьба ускорит твою кончину, не сомневайся: точно так же я разделю с тобой

и могилу.

— Но ведь одно средство спасения у вас все еще есть! — воскликнула леди

Арундел. — Как могли вы забыть про Убежище? Оно даст вам печальный, но

милый приют до той поры, пока мы сможем судить о дальнейших

обстоятельствах.

Мысль об Убежище уже приходила мне на ум, но я не решалась вслух

назвать это место, с которым было так тесно связано наше нынешнее несчастье.

Я молча посмотрела мужу в глаза.

— Моя нежная любовь, моя милая Матильда, если смогу я решиться

погубить тебя, — со вздохом произнес он, — скажи, хочешь ли ты, чтобы я отвез

тебя туда?

Сквозь слезы я смогла лишь вымолвить: «Да».

— Но разве это осуществимо? — продолжал он. — Как будешь ты

переносить неизбежные трудности утомительного пути и его опасности в твоем

положении?

— Я перенесу все, я перенесу что угодно, — бессвязно твердила я сквозь

рыдания, — кроме мысли о том, что ты в опасности.

— Да, любовь моя, — сказал он, целуя мое залитое слезами лицо, — если

мне суждено жить, то лишь затем, чтобы вознаградить твою несравненную

нежность. Леди Арундел, подумайте и решите за нас — как нам уехать?

— Выезжать надо немедля, — решила наша великодушная сторонница. —

Вам обоим следует изменить свою внешность, и надо найти для вас надежных

сопровождающих.

— Мы поедем одни, — ответил лорд Лейстер. — Вас же я осмелюсь

затруднить просьбой вызвать из замка Кенильворт Ле Валя. Он посвящен в тайну

Убежища, и туда ему надлежит последовать за нами и перевезти с

осторожностью и постепенно сокровища, хранящиеся в замке. Мы между тем вместе

с почтенным названым отцом моей любимой будем ждать от вас дальнейших

известий.

— Какое счастье, — заметила я, — что из любви ко мне ты настоял, чтобы я

научилась ездить верхом. Теперь я могу следовать за тобой, не боясь ничего и

никого, кроме Елизаветы. Найдите для меня, дорогая леди Арундел, самый

скромный наряд служанки, а милорд должен воспользоваться обличьем

живописца, которое он изобрел и носил в более счастливые времена, и если уж я

едва узнала его в этом наряде, то как может узнать его кто-то другой? О,

поспешите, дорогой друг! Выберите для нас самых быстрых лошадей. Каждый

миг мне чудится, что меня уже окружает стража Елизаветы. Настанет ли

время, когда мы будем приносить вам не одни тревоги и заботы?

Добросердечная леди Арундел снабдила нас всем необходимым, и мы

тотчас отправились в путь. Еще до захода солнца мы подъехали к крестьянской

хижине неподалеку от Сент-Олбана, где, как утверждал мой супруг, можно

было в безопасности отдохнуть, в чем я очень нуждалась. Так как он

несчетно ездил по этой дороге в оба конца, лицо каждого встречного казалось ему

знакомым, я же была уверена, что и его узнают все. Наши хозяева, как мне

показалось, что-то поняли и в нашем появлении усмотрели некую тайну,

поэтому я разбудила милорда на рассвете, про себя решив не переступать более

ничей порог, пока мы не доберемся до своего приюта. Даже щедрое

вознаграждение, которое оставил этим крестьянам мой супруг, сообразуясь скорее

со своей душой, чем с наружностью, возбудило у них подозрение. Они

уговаривали нас остаться подольше, и теперь уже их манера показалась

подозрительной мне. Когда же мы отправились в путь, то поспешность нашего

отъезда, надо полагать, подтвердила их опасливые догадки. Лорд Лейстер,

прекрасно зная эту местность, выбирал самые безлюдные дороги. Я не жалуясь

переносила немыслимую усталость, скакала целый день, не подкрепив себя

ничем, кроме нескольких глотков парного молока, которое предложила мне

встретившаяся в пути крестьянская девушка, и, когда солнце уже склонялось

к вечеру, мы въехали на крутой склон, откуда открывался вид на Сент-Вин-

сентское Аббатство. При виде знакомых мест сердцу моему стало тесно в

груди. Единым взором я пыталась охватить всю картину с тем чувством, которое

пробудить способен лишь вид родного дома. Природа, казалось, одела леса

особенно сочной зеленью, прозрачный ручей, виясь, струился в величавом

безмолвии, не нарушаемом криками шумливых лодочников. Сама

невинность нашла себе приют в тени прибрежных ив. Пурпурное вечернее солнце

изливало вокруг покой и само нежилось в нем. Неодолимое очарование этих

мест овладело моим сердцем, на миг я забыла о всех несчастьях.

— Здесь, — воскликнула я, придерживая коня, — здесь мы в безопасности!

Ах, более чем в безопасности — здесь мы будем счастливы! Отчего, отчего

нельзя вернуть часы нашей первой встречи, те часы ни с чем не сравнимого

блаженства? Тогда этот мирный ландшафт замыкал собою все наши

желания: в его пределах было все, что нужно для существования, в нас самих —

все, что нужно для счастья, но общество людей, это первое среди земных

благ, несет с собою множество зол, исправить которые под силу лишь смерти.

А высокочтимый отец Энтони — с какой отрадой... Но ах! С какой печалью

примет он нас: самим появлением нашим предуведомленный о беде, он не

сможет всецело отдаться радости в минуту встречи.

Сменяя друг друга, эти чувства и впечатления переполняли меня, а между