матросу; про офицеров я ничего не скажу, но команда вела себя

выше всякой хвалы. Что за молодецкая отвага, что за дивная

хладнокровная храбрость! Как теперь вижу: стоит красавец-комендор,

знаменосец 32-го экипажа, Дехта, и держит большим пальцем

правой руки запал у только что выстрелившего орудия. Вырвало ядром

рядом с ним двух человек, он бровью не пошевельнул, только

скомандовал, когда орудие было готово: «к борту!» И этот же

самый Дехта, бледный, как полотно, через две недели дрожащей

рукой вынимал жребий на Георгиевский крест. Достойных было

слишком много!

Когда наступила ночь, картина сделалась еще величественнее, но

ужаснее. Турецкая часть города пылала, фантастически освещая

горы. Мириады белых голубей, выгнанные из своих жилищ, летали над

пожарищем. Фрегаты горели и, догорая до крюйт-камер,

взрывались, подымая столп дыма и пламя чуть не до облаков. На

обгорелых остовах видно было ползающих людей. Турки с такой

поспешностью оставляли сваи суда, что, убегая, даже не разряжали по нас

свои орудия. Теперь при пожаре они накаливались и стреляли.

Сначала думали, что это из города, так что Павел Степанович послал

парламентера объявить городским властям: «что если еще хоть один

выстрел будет сделан по эскадре, то завтра утром не узнают места,

где был'Синоп». Парламентер не только не нашел властей, по даже

ни одного турка не было в городе, все убежали в горы. Остались

одни греки, которые с воплями умоляли взять их на эскадру, иначе

«турки нас перережут», говорили они. Всех желающих переселиться

в Россию было до 380 семейств; но адмирал не мог исполнить их

просьбу — они остались. Всю ночь и следующий день мы чинились.

Неприятельские суда, которые не сгорели во время сражения, на

другой день отводили на отмель и, сняв оставшихся турок, сжигали.

На одном из этих фрегатов нашли раненного в ногу командира

турецкой эскадры вице-адмирала Осман-пашу. В их же глазах был

сожжен и «Фазли-Аллах» («Данный богом»), бывший русский

фрегат «Рафаил». В 1829 г., когда Казарский на 18-пушечном бриге

«Меркурий» отбился от двух линейных турецких кораблей, один

в 110 пушек, другой в 74 пушки, и ушел, фрегат «Рафаил» с

рассветом очутился среди неприятельского флота. Командир растерялся

и спустил флаг. Государь император приказал: «отнять его обратно

и сжечь его в виду русского флота». Но вскоре заключен был мир.

Князь Меншиков имел это в виду, когда доносил государю:

«Приказание вашего императорского величества исполнено самым

блестящим образом. Первая турецкая эскадра, показавшаяся на

водах Черного моря, истреблена на Синопском рейде эскадрой вице-

адмирала Нахимова».

«Русский Вестник», 1872, № 8, стр. 770—782.

Имею честь уведомить ваше превосходительство для зависящего

в свое время распоряжения, что государю императору угодно, чтобы

первый корабль, который заложен будет в Черноморском флоте,

наименован был «Синоп».

Начальник Главного морского штаба

генерал-адъютант Меншиков

...Айвазовский воротился из Севастополя; он видел там всех и

долго говорил с Осман-пашею и Абдил-беем. Первый 62 лет, второй

молодой человек, оба ранены и лежат. Вот рассказ Осман-паши. Муста-

фа-паша, старший, чем он, адмирал, объезжал на трех пароходах

Абхазские берега и скинул там до шестидесяти бочонков пороху и много

свинца в пластиках, провозгласи черкесам, что турецкий флот около

20 ноября высадит к ним многочисленный десант из Синопа и" взятого

у нас Николаевского поста. Воротясь оттуда, Мустафа-паша

встретился с нашим фрегатом «Флора» и напал на него; сражались долго, и

един пароход был так разбит, что двое других повлекли его на

буксире прямо в Константинополь. Между тем Осман-паша ждал Мусга-

фу и не смел выйти из Синопа, видя три русские корабля, ибо

Нахимов стерег его и послал уже в Севастополь за подкреплением. Как

скоро пришел Новосильский с тремя еще кораблями, Нахимов начал

атаку и в два с половиною часа заставил замолчать и крепость и

турецкие фрегаты, но взорвание их продолжалось еще и ночью. Ветер был

к берегу, почему сгорел и город. Турецкий экипаж бежал на берег, но

много его и погибло. Осман-паша считает последних до 3000, а

бежавших до 1700. Сам он провел ужасную ночь. Его сильно ранило в

ногу; он лежал почти без чувств, отчасти в воде, которою стал

наполняться их корабль; кругом вопли и плач раненых и умирающих. У

него свои же люди вынули ключ и обокрали его, сняли с него шубу—

ужасно! Когда пересадили его на русский корабль, все изменилось:

за ним стали ухаживать, покоить его. Он удивляется и благодарит

бога. Матросы наши отдавали пленным даже куртки свои. За то он

не может довольно ругать своих. Когда спросили его, почему он не

ьзял с собой в Синоп линейных кораблей, — «с нашими матросами

было бы все то же!» отвечал он. Герой победы Нахимов, с которого

Айвазовский хотел нарисовать портрет, не позволил того и держит

себя простодушно скромно: «Не важность, — говорит он, — побить

турок, иное дело если бы были вместо их другие, мы всем обязаны

Лазареву».

«Северная пчела», 1854, № 2-

Эскадра вице-адмирала Нахимова, состоявшая из кораблей

«Императрица Мария», «Чесма», «Ростислав» и фрегата «Кагул», по

соединении с судами отряда контр-адмирала Новосильского, кораблями

«Париж», «Великий князь Константин» и «Три святителя» и

фрегатом «Кулевчи» 18 ноября в полдень при умеренном восточном

ветре с дождем атаковала турецкую эскадру из 7 больших

фрегатов, шлюпа, 2 корветов, 2 транспортов и 2 пароходов, стоявшую

между батареями на Синопском рейде, и в 2Мг часа совершенно ее

уничтожила; суда были отброшены на отмель и два фрегата

взорваны на воздух, батареи срыты.

В бою этом корабли наши хотя потерпели значительные в

корпусах своих и особенно в рангоуте повреждения, но по возможности

исправлены, и те, которые нуждались в помощи, назначено было

буксировать фрегатами и пароходами «Громоносец», «Одесса», «Крым» и

«Херсонес», пришедшими к эскадре из Севастополя, во время самого*

сражения с генерал-адъютантом Корниловым и начальником сего

пароходного отряда контр-адмиралом Панфиловым. Неприятель же

потерял все суда, из них которые не были взорваны нашими бомбамш

во время сражения или сожжены самими турками, были впоследствии*

сожжены нашими фрегатами и пароходами по свозе пленных и

раненых и по отведении в места, отдаленные от города. Укрепления* вхе^

срыты, каменные батареи возле верфи и в стенах древней зубчатой!

стены, окружающей собственно турецкий квартал, уничтоженье

причем, к сожалению, произошел пожар во всей этой части города-

Начальник эскадры Осма'я-паша и несколько офицеров сдались

военнопленными. По окончании дела послан был вице-адмиралом Кахимог-

вым парламентер для объявления городовому начальству, что) флот

его императорского величества пришел на Синопский рейд для: истреби

ления турецкого и что даже было приказано, сколь возможно;. изйе>

гать от стрельбы по городу, что и исполнено, сколько собственная,

оборона от выстрелов с батарей дозволяла. Начальства в городе не:

найдено, а впоследствии явились депутации от греков с просьбою

взять их с семействами на корабли для охранения от турок, в чеж ив»

по неимению приказаний отказано к предложено обратиться к евро*-