Проводник разом понял, что подняться здесь они не смогут. Зато граница гранитов и более мягких пород — Шатохин своих мыслей не прикрывал, да и не смог бы — в одном месте разрубалась довольно глубокой вертикальной расщелиной. А с осадочными породами Женька справлялся, что проходческий комбайн.

— Пойдем, глянем на ту трещину, — указал он рукой, — кажется, по ней можно подняться до мягкой породы.

Шатохин признал, что лучшего варианта не было. По расщелине поднимались враспорку. Женька попутно крошил гранит, оставляя ступеньки для рук и ног, Ермолай страховал снизу. Они поднялись примерно на высоту шестиэтажного дома, и здесь твёрдая порода уступила место песчанику. На сжавшегося в комок проводника посыпалась лавина крошек и пыли. Это кинетик принялся бурить в породе проход. Когда они смотрели снизу, то решили, что от расщелины им предстояло прорубить по горизонтали метра три, а дальше гранитная скала образовывала выступ, по которому можно было дойти почти до древней дороги.

— Ерёма, поднимись, будешь грунт отгребать, — позвал вскоре Евгений.

Сколько они возились, сказать было трудно. Ветра не было, поднявшаяся пыль висела плотным удушливым облаком, и когда они вылезли на выступ, лучше не стало. Женька нашёл в этом и приятную сторону — он плохо переносил высоту, а пыль не позволяла разглядеть уходящий вниз обрыв во всех его бередящих душу деталях. На выступе встречались узкие места, и кинетик расширял их, добавляя новые порции пыли. Когда они вышли на чистое место, Шатохин глянул вниз и заскучал. Здесь было не меньше сорока метров высоты, и он предпочёл двигаться дальше на четвереньках, прижимаясь поближе к скале.

Выступ кончился уходящей вверх трещиной, протиснуться в которую смогла бы только ящерица. Женька вздохнул, и принялся вновь крошить песчаник. Трещина оказала ему неоценимую помощь — он отколупывал ровные пластины породы с одной её стороны, пропихивал их назад проводнику, а тот кидал их под обрыв. Вскоре трещина пошла вертикально вверх, и пришлось копать в горизонтальном направлении. Здесь они чуть не задохнулись в пыли, но внезапно кусок породы вывалился в пустоту, и в глаза горнопроходчикам ударил луч света. Они пробились.

Всего несколько движений понадобилась кинетику, чтобы расширить проход, и он, не спрашиваясь, пролез сквозь него. Ермолай последовал за ним. Они стояли на осыпи, из-под которой выныривала и уходила вверх древняя дорога. С другой стороны осыпь оканчивалась обрывом.

— В один прекрасный момент эта куча рухнет вниз, — мрачно пообещал Шатохин. — Ну что, посмотрим на ваш мир?

— Посмотрим. конечно. Но только одним глазом, — отрезал проводник. — Иди за мной.

Они поднялись по дороге и осторожно выглянули из-за поросшего густой рыжей травой бугра. Но таились земляне напрасно. Влево и вправо уходили заросли кустарников, и только дорога позволяла заметить, что чуть дальше кустарники сменялись деревьями с бело-красными стволами. Прямо по дороге тяжёлыми прыжками к ним приближалась птица размером с петуха. Гребешок на голове ярко синел, а сама птица была песочного цвета. Едва глянув на неё, проводник прошипел:

— Уходим!

Они вновь собрались в Верхнем доме: Харламов с супругой, братья Алёшины, Галина Хоменкова, Игорь, Инга, Вика, Сашка, Константинов и Кутков. Здесь же присутствовали Лысый и Мариэтта. Директор произнёс прочувствованную речь о важности и сложности открытого ими мира, о том, что наступил важный и трудный этап в его исследовании. Кое-что в его речи, касавшееся исследование других миров, было слушателям вновь. Без остановок Селиванов перешёл к грядущему погружению.

— Затмение и вызванные им бури кончились. Харламов с Шатохиным уже погружались и сумели взобраться на обрыв. Там теплее, там богатая растительность, и, есть некоторая надежда, что их не заметили и вся группа сможет погрузиться там. Шатохин в дальнейших исследованиях не участвует, — пояснил директор, отреагировав на вопросительные взгляды. — Далее. Ритуальное место вновь занесено песком. Там погружался Кутков со своей супругой. Она, как и Шатохин, внешний член группы, её пребывание в Камете может в дальнейшем группе пригодиться. Леонид с Анной расчистили часть загадочного рисунка с прондагами, одну скамейку, вход в склад. По плану у нас впереди ещё один сеанс прямого чувствования. Перелыгина — координатор, Хоменкова, Кутков, Константинов и Аникутина — участники. У каждого из участников свой вопрос, на который они постараются найти ответ. В охранении задействованы Александр Алёшин и Виктория Клюзова. Ермолай Харламов в роли свободного художника постарается быть и слышащим и экстрасенсом одновременно: есть гипотеза, что такой способ разведки окажется наиболее продуктивным. Старшая — Ольга Аникутина.

Лысый замолчал и ожидающе посмотрел на ребят. Вика засияла, как будто её наградили — фамилия Богачёва названа не была. Мариэтта кинула опасливый взгляд на Сашку, но тот был спокоен — в конце концов, он просил за Марину, не за себя, и повода расстраиваться не было.

— У нас остаются незанятыми Сергей Алёшин, Инга, Игорь и Александр Богачёв. Вам, ребята, поручается южное направление. Старший — Богачёв. Возьмёте по своему выбору помощников, ещё раз осмотрите остатки церкви — быть может, буря чего из песка сама выкопала. Находки оставьте в подземелье, возле гробниц, а сами по дороге продвинетесь к Краю, насколько сможете.

Игорь и Сашка мгновенно обменялись взглядами, Инга разочарованно опустила голову. Однако возражений и вопросов не было и "северяне", прихватив Марину, поднялись в зал-"холодильник" и разместились в креслах вокруг горящей на столе свечи. Вновь последовало знакомое чувство сдавливания и Ермолай почувствовал под ногами чуть тёплый песок. Он остался на ногах — песок Камета прилипал к телу, как земной, и приятных ощущёний не вызывал.

Ольга решила, что спускаться в склад им незачем. Экстрасенсы уселись в кружок прямо на расчищенном участке рисунка. Вика побродила немного вокруг и облюбовала себе место на одной из скамеек, выбрав ту, что находилась напротив Перелыгиной. Сашок Алёхин держался рядом с ней. Командир прикинул зону действия "крыши" Виктории и устроился за её пределами, тоже присев на расчищенный участок скамейки. Сеанс прямого чувствования начался.

На этот раз он протекал иначе. И не только потому, что сегодня юноша решал одновременно две задачи, разделив своё сознание на независимо работающие части. Иначе воспринимался весь Камет — теперь он стал для него неким единством, ощущаемым в полном объёме, и даже кучка экстрасенсов воспринималась обыденным элементом пейзажа. Где-то в горах сточеры отметили их усилия, отметили с полным спокойствием. Их не останавливала "крыша" Виктории — они просто не обращали на неё внимания. Способности сточеров к прямому чувствованию неизмеримо превосходила людскую, к тому же они легко могли людьми-экстрасенсами манипулировать. Но — не считали нужным.

К происходящему они относились даже положительно — и, повернув голову, командир мог видеть, чем его группа порадовала хозяев этого мира. Вика опёрлась руками о скамейку, нагнувшись, а сзади пристроился совершающий ритмичные движения Алёхин. Девица вызывающе отдавалась ему прямо перед глазами Маринки, даром, что та была так погружена в себя, что ничего в буквальном смысле перед собой не видела. Ермолай запоздало сообразил, что совокупление на этой площадке некогда бывало столь же привычным ритуалом, что и смерть. И пришельцы, повторив ритуал — откуда-то он знал, что это же совершили и Лёня с Анькой — лишь подтвердили верность традициям.

Часть его разума, задействованная в прямом чувствовании, сейчас была недоступна осознанию. Но при этом полученное знание соединялось с тем, что Харламов улавливал в мыслях сточеров, создавая временную иллюзию всеведения. Сточеры, как казалось ему, землянами не интересовались. Да и нужда в слугах уже исчезла — на Камете случилась утрата веры; сточеры больше не поклонялись тому, чему некогда посвящались грандиозные усилия, ради чего жертвовали жизнью аборигены и для чего им требовались люди.