Глава 25

День благодарения был не по сезону теплым. Джон Бакстер, когда вышел на крыльцо после обеда, обнаружил, что вполне достаточно легкого свитера, чтобы не мерзнуть.

Это был типичный праздник в доме Бакстеров — теплый, беспорядочный и шумный. Кэри и Тим убирали со стола. Эрин и Брук повели детей играть, а их мужья, Сэм и Питер, гоняли мяч с Люком. Элизабет разговаривала с Эшли, с пылом убеждая дочь в том, как важно проводить больше времени с Коулом. Джон любил находиться в кругу семьи, но сейчас ему надо было прояснить мысли. Он закрыл за собой дверь и увидел пастора Марка Эттбери, который сидел на крыльце снаружи, в одиночестве.

Он положил руку на плечо друга.

— Я рад, что вы с Мэрилин заехали к нам.

— Это было замечательно, — Марк повернулся, в его взгляде был покой и глубокое удовлетворение. — Нам нужны такие праздники. Праздники в кругу Бакстеров.

Джон откинулся назад и посмотрел на голые деревья вокруг дорожки:

— В это трудно поверить! Тим и Кэри снова вместе, как будто их брак не был в такой опасности всего несколько недель назад.

— Это поразительно, — Марк смотрел на горизонт. — Видишь, как Господь милосерден, — он замолчал, и его глаза сузились. — Я помолился за них во время обеда. Они так стараются, так внимательны друг к другу, — он заколебался. — Мне кажется, что Эшли и Брук не одобряют его присутствия сегодня?

Джон вздохнул и сел рядом с пастором.

— Нужно немного времени, но все наладится. Они, прежде всего, хотят, чтобы Кэри была счастлива.

Марк посмотрел в сторону двора.

— Они с Тимом по воскресеньям приходят на утреннюю службу. Надеюсь, что они не встретятся там с Райаном Тейлором.

Ветерок пошевелил ветки соседних деревьев, и Джон подумал о рыбалке с Райаном, на которую ездила Кэри.

— Она всегда его любила.

— Да.

— Но Тима она любит сильнее.

— Я тоже так думаю. Она сказала мне, что любить — это значит принимать решения, — Марк потер подбородок. — Мне это нравится. Она решила оставаться женой Тима в горе и в радости, и это прекрасное решение. Это действительно ценно.

Они долго молчали. Где-то далеко в садах жгли листья, и запах этот смешивался с ароматом свежеиспеченных тыквенных пирогов, который изливался из окна рядом с ними. Это было любимое время года Джона, время раздумий о своей семье, воспоминаний о том, как росли его дети.

Марк глубоко и медленно вздохнул и похлопал его по колену.

— А как Эшли? Я мало слышал о ней с тех пор, как начались проблемы у Кэри.

Джон почувствовал, что глаза у него увлажняются.

— Жизнь у Эш никогда не была простой. Ни когда она была младше, ни сейчас.

— Она ведь была в группе поддержки в старших классах, верно?

— Недолго. Потом она решила, что это не для нее.

Марк кивнул:

— Точно, я помню это. И был один мальчик, который мечтал о встречах с ней?

— Лэндон Блэйк. Он входил в команду графства по бегу и закончил учебу одновременно с Эшли. Его семья посещала церковь Клир-Крик, но потом они переехали в город, и теперь ходят в одну из больших церквей рядом с университетом.

— И что случилось между Эшли и Лэндоном?

Вот что Джону нравилось в Марке Эттбери. Он был настоящим пастырем для своей общины. Он заботился о своих прихожанах — и не только об их участии в жизни церкви, а переживал за людей, ратовал за устройство их жизни, приходили ли они к нему раз в год на Пасху или были такими, как Бакстеры, которые оставили след в истории общины. Поэтому он был одним из лучших, самых любимых и успешных пасторов, каких Джон Бакстер когда-либо встречал или о каких слышал.

Джон подумал над его вопросом об Эшли и Лэндоне.

— Это долгая история.

— Догадываюсь, — улыбнулся Марк. — Расскажи мне об этом. Я никуда не спешу.

До десерта оставался еще час, и они оба не спешили.

— Мы всегда надеялись, что Эшли поступит в колледж, как и ее сестры. Может, станет преподавать искусство или работать в музыкальной студии по соседству, — он сделал паузу. — Мы знали, что она не такая, как мы, но никогда не думали, что она поведет себя так.

Джон посмотрел на порыжевшую траву и вдруг представил себе Эшли, подъезжающую к дому, решительно входящую внутрь и требующую, чтобы ей разрешили больше времени проводить со своими друзьями.

— В кофейне рядом с университетом она познакомилась с одной компанией. Большинство из этих ребят были старше ее на три — четыре года, и это было нечто вроде ретродвижения за возвращение к культуре 70-х.

В тот год, объяснял Джон, она начала по-другому одеваться, носить все яркое, этнические рубахи и юбки и выходить из дома, не причесываясь. Несколько раз в то лето Джон и Элизабет говорили с ней о своем беспокойстве.

— Мы подозревали, что она употребляет спиртное, может быть, даже пробует наркотики, так как видели в ней перемены. Но она была осторожна, мы ее не поймали на этом, так что не могли быть уверены, — Джон пожал плечами. — Мы не хотели ее ни к чему принуждать.

В конечном итоге все их усилия только привели к росту напряжения. Когда в ту весну она напилась на школьной вечеринке, никто не удивился. И меньше всего Лэндон Блэйк.

— После этого он пришел к нам и сказал мне, что любит Эшли. Он сказал, что это у него в крови. Какие решения она ни принимала бы, он будет любить ее до самой смерти.

— Серьезное заявление для старшеклассника.

Джон задумался и кивнул:

— Лэндон всегда был взрослым для своего возраста. Зрелым.

С юных лет Лэндон Блэйк был серьезным и целеустремленным, у него была внешность кинозвезды и фигура спортсмена. Он активно работал, учился и был одним из самых популярных мальчиков класса. За ним всегда бегали девочки, но он интересовался только Эшли. Эшли каждый раз прогоняла его, а он увлекался ею все сильнее.

— Я узнал от друзей Эшли, что Лэндона дразнят из-за его увлечения, но ему было все равно. Однажды он сказал мне, что будет делать ей предложения, пока она не ответит «да».

Джон помнил объяснения Эшли, почему она не говорит ему «да», так ясно, словно она говорила это вчера. «Он слишком правильный для меня, папа. Слишком американец. Он подчинен системе — вера, работа, зарабатывание денег для семьи. Он думает, что в жизни нет ничего, кроме работы, брака, детей и отдыха. Но почему? Зачем все это?»

Как все дети Бакстеров, Эшли могла поступить в университет Индианы, благодаря положению Джона. Но она совершенно не стремилась туда поступать.

— Она училась в художественной школе Блумингтона, верно? — Марк с любопытством сдвинул брови, и Джон опять поразился его памяти.

— Да, и получила диплом по графическому дизайну, и мы подумали, что она повзрослеет, — у Джона вырвался обеспокоенный вздох, и он покачал головой. — Мы продолжали так думать, когда она поехала в Париж.

— Париж. И там она забеременела?

— Да, — эти два года были самыми трудными для Джона и Элизабет как родителей. Эшли звонила редко, и после каждого ее звонка им казалось, что часть ее навеки пропала. Позже они узнали, что Эшли познакомилась с известным французским художником, у которого была студия в одном из кварталов Парижа. Их роман был быстрым, как ветер. Кроме того, они не знали подробностей, хотя все предполагали, что этот художник и был отцом ребенка Эшли. — Что бы там ни случилось, это оставило шрам на ее душе. Она вернулась домой недовольная и циничная, беременная и больше, чем когда-либо, готовая выступать против всего, во что мы учили ее верить. Она поселилась тут только потому, что больше ей некуда было деваться.

— И потом с ней произошла та авария, — Марку не было нужды спрашивать об этом. Все в церкви знали про несчастный случай с Эшли Бакстер. Люди молились о том, чтобы ее не рожденный пока ребенок не пострадал, и он чудесным образом спасся.

— Иногда я думаю, что судебное разбирательство стало еще одним пунктом в длинном списке вещей, которые причинили ей вред. Конечно, она с этим не согласна.