- Сейчас мой мужчина ты, и ни одного другого на горизонте.

В ответ рука Хуна скользнула по моей одежде до шеи, притискивая для нового поцелуя, а я, начав отвечать на него, вдруг подумала, почему Корея так сильно влияет на мой календарь?

Часть IV Реальность Ирин, где ты? Ты в порядке?

Рай, персональный джин и медведи

Телефон снова заморгал, сообщая о новом звонке, и я не выдержала. Сорвав очки, с силой бросила их на стол, и, подорвавшись из-за стола, вылетела на балкон, надеясь остудить разгорячённые мысли холодом декабрьского дня. А в комнате продолжал надрываться телефон. Беззвучно.

Он начал звонить ещё в четыре часа утра. Проснувшись, я больше часа слушала мелодию, что стояла у меня вместо звонка, а, потом, не выдержав, отключила звук. Следующие часы мой смартфон ползал рядом со мной по подушке подгоняемый виброзвонками. Но, бессмысленно наблюдая за ним, я по-прежнему не торопилась отвечать. Около двенадцати дня отключила, наконец, и вибрацию. И единственное, что осталось в возможностях упрямого гаджета, это моргать экраном каждый раз, получая входящий звонок. Но, почему-то не выключая его, я продолжала его игнорировать, чётко зная причину такой настырности и не торопясь что-либо менять.

Делом в том, что в четыре утра по Москве, а в десять по времени Южной Кореи в аэропорту Инчхона приземлился мой самолёт, но без меня. Ведь билеты, в очередной раз присланные Хуном через электронку я даже не открыла. И всё потому, что полгода жизни в самолётах меж двух стран меня добили. Надоело быть любовницей на краю света!

Но как же всё прекрасно начиналось. Те первые два дня, когда Чжон Хун силой удержал меня в Корее, мы почти не выходили из номера, просто наслаждаясь друг другом. Потом почти в одно время мы разлетелись. Он в Японию, как и планировал, а я вернулась в Россию, совсем не ожидая, что он начнёт мне звонить сразу же, как только я окажусь дома.

Фантастически было снова ощутить себя влюблённой девчонкой. Вся работа пошла по боку. Я не могла думать ни о чём, проводя часы в ожидании его звонка, сообщения или выхода в скайп. И, конечно же, от этих наших разговоров пьянела ещё сильнее, забывая про всё на свете, желая только скорее оказаться рядом с ним. И почти умирая от этого чувства. Хун обещал, что я смогу к нему приехать, как только у него наметиться перерыв в работе. Но сдержал это обещание только через три недели. Тогда мне на е-майл в первый раз пришли авиабилеты. Два билета, туда и обратно. С разницей между датами почти две недели.

Две недели в Раю.

Южная Корея стала для меня раем, а Хун персональным джином, окружившим меня заботой и чрезмерной опекой. Джином исполнявшим все мои желания, а ещё и свои, умело выдавая их за мои. Но разве можно обижаться на действия человека, который тебя любит?

Ведь я считала, что Хун меня любил. И он любил, но только летом я начала понимать как именно. Я стала для него очередной, пусть и особой игрушкой, которую он действительно любил, почти так же сильно как свои гитары и коллекцию медведей. И ему безумно нравилось обо мне заботиться. Любой мой каприз, любая невысказанная мысль - практически всё материализовалось почти сразу. Я приезжала в Корею с одной маленькой сумкой, а уезжала неизменно с огромным количеством чемоданов и коробок. Он просто заваливал меня подарками. Даже закрыв глаза, и ткнув наугад в любое место моего дома, я всё равно бы попала в то, что купил мне Хун. Одежда, вещи, бытовая техника. Да, что говорить, даже дом, в котором я сейчас жила, даже он оказался доделан только благодаря помощи моего любимого мужчины. И даже телефон, что сейчас призывно моргал рядом с открытым ноутбуком, подарком Хуна на празднование трёх месяцев наших встреч, тоже был куплен им.

Я замёрзла, и вернулась в комнату.

"Try again". Эту песню я поставила на Чжон Хуна, чтобы всегда знать, когда он будет звонить. "Попробуй снова" страстно, как всегда, пел Хонки , но в ответ я лишь пока устало покачала головой. Пробовать снова я не хотела. У меня просто не осталось на это никаких сил.

Да, Хун заботился о своей экзотической игрушке, сходя с ума от меня, и как, оказалось, из-за меня. Началось это, когда обнаружилось, что он не может мною похвастаться перед кем-либо ещё, кроме Айлендов и нескольких человек из компании. Никто бы из поклонников не понял отношений лидера FTISland с женщиной иностранкой, которая вдобавок старше его. Пусть даже Айленды и вышли давно из возраста айдолов, став успешной группой, записывающей свою собственную музыку. Понимание такого, усиленное намёками продюсера Хо на ещё действующий контракт, просто выводило Хуна из себя. Из-за того, что он не мог позволить себе показываться на людях вместе со мной, он начал болезненно воспринимать и мой выход в свет без него. Его раздражало всё. Даже простые походы по магазинам за продуктами. Только из-за этого он мог дуться на меня часами, от чего уже я потом чувствовала себя чудовищно виноватой. Ведь, правда, будь на моём месте другая женщина, и тем более кореянка, ему бы не приходилось так мучиться.

Но всё-таки у Хуна хотя бы была его работа, а я, не смотря на то, что в России всегда считалась жуткой домоседкой, не хотела сидеть целыми днями в четырёх стенах, ожидая его возвращения. Потому я выходила, и не только в магазины. Мне в принципе нравилось гулять по Сеулу. А ещё, зная о моём желании продолжать разрабатывать голос, продюсер Пак разрешил мне посещать занятия для трейни в его агентстве.

Забавное время. Дети, те, что как когда-то гаты и твайсы учились, мечтая о дебюте, поначалу восприняли меня как очередного проверяющего, и как детсадовцы каждый раз старались обратить на себя моё внимание какими-то особыми навыками или талантами. И они чудовищно удивились и немного расстроились, узнав от Хуна, однажды заехавшего за мной в агентство, что я, почти такая же, как они, только без шанса на дебют. Мы все посмеялись. Но меня тогда очень сильно задели его слова брошенные вот так, походя. Конечно же, я и не думала ни о каком дебюте, это вообще никогда и не приходило мне в голову. Учась с детьми петь, я думала лишь о том, чтобы петь, но к эстраде это никаким боком не относилось. А Хун вот так просто напомнил мне обо всём сразу. И о том, где я, и о том, кто я, и главное о том, сколько мне. Лишь трезвое понимание его правоты, помогло мне успокоиться.

Чжон Хун же после того раза переговорил с продюсером Хо и предложил мне заниматься вместе с трейни агентства Айлендов, мотивировав тем, что их ученики значительно старше, а значит я не буду чувствовать себя неуютно. Я согласилась, не желая провоцировать ссору. И не стала говорить Хуну, что я никогда и не чувствовала себя неуютно среди кого-либо, разве что только с ним и то, только в последнее время. И потому мне оставалось только радоваться, что он не стал саботировать эти занятия, как это произошло в случае со съёмками дорамы Got7.

JYP узнав, что я снова прилетела в Корею, не преминул позвать меня на съёмочную площадку, и я не нашла ни единой причины ему отказать. Пусть моё присутствие там и не требовалось, сценарий был давно готов, и изменения в него уже вносить не собирались, я была просто чертовски рада снова увидеться с гатами. Как никто другой я ощущала пустоту в душе, возникшую ещё два года с окончанием романа о них, и только их присутствие и общение с ними возвращало мне потерянную целостность. Но Хун этого не понимал. Или отказывался понимать?

Мемберы Got7 оказались теми, к кому он ревновал меня до сумасшествия. И не потому, что было То столкновение на Новогодней вечеринке, где мы с ним и познакомились лично, и не потому, что он прочитал мои рассказы о них, где я так много и бесстыдно фантазировала. Нет, всё это он воспринимал почти ровно, если вообще об этом вспоминал. Его бесило другое. То, что именно гаты имели возможность, которой был лишен он, выходить со мной в свет, не боясь осуждения. Ведь рядом с ними я была лишь иностранным автором, написавшим о них книгу. И общественный интерес ко мне в этом случае был совсем иным.