— Через полчаса я подъеду, — прозвучало в ответ уставшим голосом.

— Хорошо. Ждем.

Ноби отключил телефон и закурил. Тем временем Ючи, шурша сухими травами, шел обратно.

— Это ты багажник открыл? — спросил он и перешел на бег.

— Ничего я не открывал? Я с Минсоу разговаривал.

Оба кинулись к пустому багажнику, разинув рты.

— Ну, только этого не хватало. Блондинка нас обхитрила. Что я теперь скажу Минсоу?

— Мы ее найдем. Она не могла далеко уйти.

Примулов Минсоу Леонтьевич — бывший охранник одной малоизвестной ювелирной компании. С работой у него связаны не лучшие воспоминания. Будь он охранником на молочном заводе, его брата не держали бы в заложниках и не требовали бы закрыть глаза на вынос через проходные мешочка с жадеитами. Сам директор недвусмысленно дал ему понять, что выбора нет. Пришлось соглашаться, вот только история с камнями на том не закончилась.

Потревоженный наемниками, Минсоу, сотый раз проклял день, когда отец ткнул его носом в газетное объявление и сказал: «Если не хочешь преподавать русский язык в академии, как я, тогда стань охранником. Работа не пыльная, и зарплата высокая». Отец видел сына учителем в военной академии Императорского флота Японии, но Минсоу, получив высшее педагогическое образование, бил баклуши. Правда, совсем недолго.

Вовлеченный в незаконные операции, Минсоу, крутился как белка в колесе. Он стал орудием в руках жирного директора компании, безукоризненно элегантного и всегда пахнущего виски. Роль посредника в грязных делах порядком надоела Минсоу. Он бы с радостью все бросил и выполнил желание отца, став его коллегой, но из-за неудачной операции с клеткой, превратился в раба. Единственная возможность обрести полную свободу и вырвать из лап мафиози младшего брата — это вернуть тридцать семь жадеитов некому Кацу. С ним Минсоу ни разу не встречался лично. Тот руководил, посылая таких же рабов, как и Минсоу. Конечно, они носили белые рубашки и считали себя успешными людьми, но для Минсоу все они были обычными марионетками.

Одна неудача влекла за собой другую. Минсоу, благополучно провернув для Каца крупную сделку в порту Владивостока, по другому поручению находился в Козьмино. Уставший как собака, он должен был передать любовнице бывшего директора викуний[17] полушубок. Не застав женщину дома, он собирался снять номер в отеле и хорошенько выспаться, так как совершенно не спал двое последних суток. Но тут позвонил Нобу и взорвал новостями изнемогающий от передряг мозг.

Минсоу принципиально ходил в джинсовой рубахе и удобных брюках. Деловая одежда, по его мнению, резко контрастировала с мелированным удлиненным каре, небритой бородой, и невыгодно подчеркивала желтовато-смуглую кожу, унаследованную от матери.

Раздосадованный, что не успел ни душ принять, ни сменить рубашку, Минсоу и думать забыл о сне. Опять за руль. Опять решать проблемы, связанные с жадеитами. Но больше всего Минсоу беспокоило похищение Златы Маркизовой. Ведь это преступление. Это не бездушные камни перевозить, пусть и ворованные.

Минсоу бросил в багажник розовую коробку с белым бантом и, закурив, сел за руль. У него уже в привычку вошло обдумывать план действий с сигаретой в зубах. Без сигарет в голову ничего не лезло, а с табачным дымом через легкие в кровь и в голову поступали порой наполеоновские планы.

Неприметная бледно-васильковая «Mazda» тронулась с места. Стрелка спидометра перепрыгнула двузначные отметки. Свежий морской ветер бил в лицо, трепал легкую рубашку и запутывал волосы, и Минсоу, давя на газ отнюдь не из-за страсти к быстрой езде, несся подстать ветру.

Сигарета не внесла ясности в его запутанное положение. Окурок вылетел на обочину.

Пока Минсоу вглядывался в асфальтную ленту, Злата сквозь кромешную тьму леса пробиралась к берегу реки.

От боли хотелось выть на луну. На ногу невозможно было наступить, чтобы не испытать чудовищный болевой шок. Все плыло перед глазами в мутном зеленом тумане. Как во сне, когда бежишь от догоняющего монстра и не можешь проснуться, так и Злата не могла избавиться от страхов, леденящих сердце. Слабость во всем теле съедала последние крохи веры в спасение. «Нет, я не вынесу этого», — плакала она, не имея возможности вытереть слезы. С носа до самого подбородка через полоску скотча текла жгущая слизь — из глаз горячие слезы. Злата спотыкалась и падала лицом в прошлогоднюю гнилую листву. Она елозила носом по шершавым листьям и отчаянно смыкала руками, не теряя ни минуты драгоценного времени. Если вытереть нос кое-как удавалось, то попытки высвободить руки оставались безуспешными.

Нобу и Ючи разделились и, подсвечивая каждый своим телефоном, искали за чернеющими кустами и деревьями светлую футболку Златы.

Злата то прыгала на одной ноге, то становилась на вторую и в муках бледнела, падая на землю. Ползла, волоча за собой ворох листьев, упираясь плечом и здоровым коленом. То не слышала ничего кроме биения своего сердца, от которого, казалось, едва не лопались барабанные перепонки. То словно летучая мышь, навострившая локаторы, отчетливо слышала за спиной свирепое дыхание азиатского бодибилдера. Прислушивалась, прячась за стволами высоких осин, и сквозь темноту по треску сухих веток определяла место нахождения Нобу. Ясным днем они оба отчетливо могли бы видеть друг друга. Злату спасала ночь, укрывая от преследователя своей черной шалью.

Убежать Злата не могла. Не оставляя следов уползти к берегу тоже. Бесшумно передвигаться тоже не могла. Ей оставалось только одно — залечь в ложбинку за густыми кустами и молить Бога о спасении. Нобу приближался слишком быстро. Стиснув зубы, Злата пошла так, словно у нее ничего не болело. Осторожно, медленно. Нога подворачивалась, и только скотч не давал стонам вырываться наружу.

Река, быстротечная, словно с горной вершины, шумела и билась о каменный берег метрах в ста от Златы. «Только дойти бы. Доползти. Спрятаться в камышах. Если надо залечь на дно». Но нужно было дождаться, чтобы Нобу ушел на безопасное расстояние.

Злата по возможности максимально углубилась в ложбинке, из последних сил выталкивая из-под ног и спины листья, улучив подходящий момент: будь то звуки проезжающего авто или воющий крик совы. Лежа на руках, она перебирала дрожащими пальцами землю, всей душой желая найти острое стеклышко. В руки попала веточка, твердая с неровно обломанным краем. Тщетно Злата пыталась пробить ей толстый слой плотного скотча на тканевой основе.

Преломленный луч слабого фонаря рассеялся над головой. Злата замерла и боялась даже дышать. Влажный нос предательски отказывался подчиняться.  Хотелось чихнуть и высморкаться. На худой конец вытереться и тихо дышать.

  — Я найду тебя и посажу на цепь, — грозился Нобу, блуждая по лесу. — Ты еще пожалеешь, что на свет родилась, я тебе это гарантирую. Вылезай! Ну, же, где ты прячешься? Я знаю, ты где-то здесь. Я чувствую твой запах. Выходи сама, и я не причиню тебе вреда.

Злата зажмурилась и наклонила голову набок, чтобы собравшаяся в носу слизь скорее вытекла и позволила дышать. Луч света колыхнулся, освещая охапку зелени прямо над головой, — «О, Боже, спаси и сохрани», — и погас.

— Проклятая батарея, — Нобу затряс телефоном. — Ючи, ты ее не нашел? — заорал он во все горло.

— Нет.

— Ну, поганка с полянки, держись. Затопчу.

Нобу в припадке бешенства разбил телефон о дерево и вихрем пронесся мимо убежища Златы. В редком освещении от фар проезжающих машин, он продолжил прочесывать участок, не углубляясь далеко в дебри.

Злата, наконец-то, смогла выдуть из носа остатки слизи и ползком выбралась из кустов. Перевернувшись снова на спину, она нащупывала осколки телефона. «Слишком мелкий. Батарея. О, то, что нужно!» Полусидя, она принялась колдовать над скотчем. «Ай!» — порезалась, и кровь потекла по пальцам. Удар и еще удар, и скотч потрескивал, как ветки под ногами удаляющегося Нобу.