ренного чая, это будет настоящий коллекционный английский
«Ahmad of London» и простим ему восточную экзотику, он ведь
такой потрясающий, а мы с Вами цивилизованные люди.
Итак, я поставлю перед Вами свой самый любимый Кузне-
цовский сервиз из той полузабытой, такой далекой и давно поки-
нутой страны, в которую ни разу не возвращалась... Помните
«Не возвращайтесь туда, где Вам когда-то было хорошо...»?
И густой, тяжелый, медового цвета чай будет согревать бе-
зупречный, прозрачный фарфор. В комнате будет очень ТИХО, и
только мои сюжеты ненадолго нарушат нашу чайную гармонию...
А по совпадению слов, по созвучию звуков, по странной ассо-
циации мы забрели в Дом Анны Тихо в самом центре Вечного го-
121
Ирина Цыпина
рода Иерусалима, в крошечном переулке между улицей Яффо и
улицей Невиим, где такой тенистый европейский парк, где можно
еще найти бунинские «Темные аллеи» и прозрачные акварели рус-
ской художницы, приехавшей из блистательного Парижа начала
прошлого Века, когда еще играли в тот Высокий Декаданс.
Она знала Шагала и Малевича, но не знала, что приехала
навсегда в эту убогую жаркую Палестину и умрет в бездетном
одиночестве, оставив нам пленительный сад из прошлого Века...
и свои загадочные картины на стенах старого особняка, где все-
гда полумрак и нет посетителей...
Здесь все располагает к умиротворению, но ведь его нет в
жизни, в жизни все не так... Сквозь чайный фарфор, сквозь аква-
рели Анны увидим: Взрыв... чувств.
Фейерверк... впечатлений.
Адреналин, создающий праздник...
Дразнящее слово КАЗИНО...
И не думайте, что я о серьезном... Ведь у нас Игра?
*****
Мы летели уже несколько часов из Европы домой, в Изра-
иль. В жестокой «болтанке» нашего перелета только самые не-
вероятные истории способны были увести от нависшего воздуш-
ного кошмара, когда наш лайнер трясло и ломало в белой молоч-
ной пене облаков, и только по лицам стюардов (красавицы-стю-
ардессы этот рейс не обслуживали) я пыталась определить гра-
дус опасности, нависшей над всеми нами, соединенными волей
случая на несколько часов в этом тесном замкнутом металли-
ческом пространстве.
Еще при посадке я выделила Ее из толпы. И, конечно, мы ока-
зались рядом в этом ночном перелете. Ей было очень, очень много
лет, на вид 80+; но вы бы видели эту леди, опрокидывающую все
геронтологические понятия и стереотипы! Такие не стареют. Про-
сто удачно мумифицируются, как Клеопатра, на века...
122
Бегство из рая
Она была высокой и очень худой, с подвижным пергамент-
ным лицом, хищным носом и горящими темно-вишневыми гла-
зами. Я почему-то вспомнила стихи Маяковского о глазах
Лили Брик:
«Круглые да карие,
Горячие до гари...»
А мне всегда хотелось сказать: горящие, испепеляющие, все
сжигающие на своем пути... Я суеверно боюсь таких глаз.
Но вернемся к ней, я вам ее представлю: и не удивляйтесь, ее тоже зовут Лили. Мне кажется, что она из тех Времен, Мая-
ковского и Бриков, из круга Лили и Эльзы, в дурмане терпких
французских духов из того забытого «русского» Парижа... под-
руга Анны Тихо, умершей так много лет назад...
Но так долго не живут, сказали бы мои студенты, а что
известно им, молодым?
У нее были очень красивые тонкие запястья в звенящих брас-
летах. В длинных пальцах с кроваво-красным маникюром тон-
кая сигарета и мерцающие изысканные сапфиры в ушах. Длин-
ная стрижка-карэ и волосы цвета блонд, все ужасно контраст-
но и загадочно, как и подобает Пиковой Даме... Черный брюч-
ный костюм и безукоризненная ослепительно-белая блузка, чер-
ные туфли на тончайшей шпильке и черная сумочка от Гуччи; черная муаровая заколка в волосах, черная блестящая косынка
вокруг трогательно-беспомощной старческой шеи, странный
черный шик...
Она потрясла меня своим умением быть женщиной, быть
Загадкой, быть не такой, как все... Уйти из толпы... И этот чер-
ный цвет одежды, и эта отрешенность...
« Я обожаю черный цвет...»
Не в жизни, конечно, и не в палитре чувств, а только в компо-
зициях и натюрмортах, в атриумных пространствах костелов, в
звуках органа или в блюзах стиля «ретро»...
Но не будем об этом, мы о другом...
Она, как я уже Вам рассказала, тоже живет в Израиле, час-
то летает в Европу, и не к детям, не к внукам-правнукам, нет-
123
Ирина Цыпина
нет, и не по делам бизнеса, она ведь слишком стара, просто
она ИГРАЕТ... Не в театре, она не актриса... Она играет в КА-
ЗИНО.
Часто она летает с сыном, ему 63 (до 120-ти, как говорят в
Израиле), но на этот раз он не смог, и она одна, что, конечно, не
совсем комфортно.
Самолет продолжало трясти, привязанные ремнями безопас-
ности, мы все покорно надеялись, шепча про себя слова молитв
и выпрашивая у Б-га скорую посадку. А моя соседка, расслаб-
ленно откинувшись на спинку кресла, спокойно и загадочно улы-
баясь, вдруг, нечаянно и спонтанно выплеснула на меня, свою
случайную попутчицу, самое сокровенное и роковое, тайное и
никогда не проговариваемое вслух ...
Она родилась в Австрии в еврейской семье польских эмиг-
рантов. В 36-ом их выслали из-за отсутствия каких-то докумен-
тов, потом они бежали в Западную Украину, но не надолго... И
там их догнала война.
После того, как немцы увели всех из ее семьи в гетто, она
пряталась в подвале местного полицая, обшивая его жену, ху-
торскую девчонку-модницу, нарядами невиданной красоты.
Всю оккупацию она провела в подвале; была вся синей от
авитаминоза и отсутствия кислорода, но суждено было выжить...
А всегда пьяный деревенский «Шиндлер» оказался праведни-
ком перед Б-гом и юной еврейской женщиной, судьба которой
так близко, так страшно по касательной прошла мимо газовых
камер Холокоста, где сгорели, растворились самые близкие и
родные. Потом был концлагерь в Сибири (ведь осталась жива, почему не погибла в гетто?), возвращение в послевоенную рас-
терзанную Польшу, остракизм обозленных поляков и в 47-ом
конечная остановка Палестина...
Она путала немецкий и польский, украинский, русский...
Сколько языков она успела узнать, и все чужие... Идиш
она знала с детства, но было физически больно на нем говорить; язык мамы и сестры, брата и отца, язык субботней трапезы дома, где так сладко пахло Субботними халами...
124
Бегство из рая
Stop! Она никогда не возвращается в ПРОШЛОЕ. Это зап-
ретная тема... И как символ новой страницы в жизни стал гор-
танный, жаркий, экзотический и непохожий на другие языки, иврит. А потом все сложилось, состоялось: муж блестящий
адвокат, университет, академические степени по западноевро-
пейской живописи, удачная карьера, признание, достаток, вилла
в северном Тель-Авиве. Дети, чудесные, самые лучшие в мире, дети ... Увы, почти всё в прошлом...
Ведь было столько войн на этой несчастной Земле, не бу-
дем об этом...
Она смотрит куда-то сквозь меня, силясь рассмотреть,
понять, объяснить себе, почему именно с ней так обошлась
Судьба?
Кто долго живет, у того всегда много потерь... Жестокая
истина.
У нее сегодня есть только старый одинокий сын, безумно
любимый и безумно несчастный. Я не задавала ей вопросов, я
не умею лезть в душу, но она продолжала и продолжала гово-
рить, не обращая внимания на мою явную отстраненность... Ей
надо было понять себя... И она вдруг, без предисловия, перешла
совсем на другую тему, о которой я и хотела Вам рассказать в
самом начале нашего чайного откровения.
*****
Когда все еще в ее жизни было прекрасно и наполнено смыс-