Эпилог

Когда хоронили Балдуина стояла осень, непривычно ранняя дождливая осень. Она принесла смерть поздним цветам. Облетающие деревья зябко дрожали, болезненное солнце пробивалось сквозь густые гряды низких облаков. Увядшие листья тихо шуршали под подошвами маленькой траурной процессии, которая взбиралась на холм к маленькому кладбищу. Листва на склонах отсвечивала красным, словно обильно окропленная кровью. В низине клубился полупрозрачный туман, тускло белея, как саван; трепетали в вечерних сумерках огромные ветви. Когда ветер налетал порывом, в ветвях слышались предсмертные стоны. И беспрерывно сеялся сквозь них мелкий холодный дождь.

Как тихий плач ребенка...

У открытой могилы стояли студенты, скрестив сабли. Медленно скользил в яму покрытый цветами гроб. Сверху на него упала студенческая шапочка и лента. Голос старшего бурша корпорации произнес:

— Покойся с миром, Балдуин! Пусть станет земля тебе пухом — лучшему фехтовальщику Праги!

* * *

Иногда к могиле приходили Заврел, фон Даль и другие старые друзья. Забредал и старый Факс с верным черным пуделем.

И Лидушка изредка тайком посещала могилу бывшего возлюбленного, осыпала ее цветами — красными, голубыми, желтыми, белыми, — какие только растут на полях и в лесах.

Правда, когда вблизи никого не бывало, в самое безлюдное время приходил сюда еще кто-то, таинственный и неуловимый. Следы его замечали не раз; но только однажды старый Факс ощутил его незримое присутствие: черный пудель стал гневно рычать и лаять. Потом он пустился вниз по склону с громким воем, большими скачками...

Да, нечто загадочное скрывала эта могила. Нечтоо ползало по кладбищу, прикасалось к крестам и ветхим обелискам, тихо реяло среди плакучих ив...

* * *

С тех пор прошло больше сотни лет. С Лаврентиевой горы я смотрю на город, высящийся по обоим берегам Влтавы, вижу слева громаду Градчан и строения Хотека, и замок «Бельведер», и фруктовый сад с увеселительным дворцом императоров. Смотрю на мосты — по ним и по улицам подо мной катятся блестящие автомобили, на площади Вацлава сияют мощные электродуговые фонари.

И я думаю, что во всей нашей жизни — пусть большей частью незримо для нас — высится стена судьбы, непроницаемая для человеческого познания.

И я вспоминаю Балдуина, отважного студента, на чьем могильном камне мне еще удается разобрать выветрившиеся строки: