В широкой кардинальской мантии, расшитой загадочными символами, спустилась к алтарю высокая фигура. Мертвенно светился лысый череп, пергаментное лицо и крючковатый нос, да, да, — и лишенный ресниц веки... Балдуин почувствовал, как ледяное дуновение коснулось его лба и спины. Он узнал Скапинелли!

Старик медленно шагал между коленопреклоненными и всхлипывающими людьми, какие-то негромкие, властные слова срывались с его губ.

Балдуин не понял ни одного, но слышал вокруг себя шелест заклинаний, проклятий и клятв. Казалось, Скапинелли благословлял клянущихся и проклинающих Бога, и пританцовывал, едва высовывая из-под мантии босые желтые ноги в золотых ременных сандалиях. Вдруг Балдуин увидел, как старик резко выставил вперед левую ногу: это была, вроде бы, человеческая ступня, но из полированного дерева с огромным серебряным ногтем на большом пальце!

Вот старик взобрался на алтарь и уселся на нем. Он трижды слегка поклонился, издевательски ухмыляясь и вцепившись когтистыми руками в расшитое черное покрывало. Схватил белого голубя, поднял его высоко над головой, — ах, он и вправду был живым! Голубь пугливо трепыхался, силясь освободиться из страшной хватки. Но старик держал его крепко, потом перехватил острыми когтями за оба крылышка — и разорвал с треском, словно лист бумаги... Струя крови нескончаемо долго лилась на коленопреклоненных поклонников Сатаны.

Это был знак для начала оргии. Мужчины и женщины вскочили и, шатаясь, бросились друг на друга, сплетаясь и кружась. Вся толпа сбилась в огромный ком, трясущийся в оргиастической пляске.

Балдуин прижался к колонне. Его одолевало почти неодолимое желание — вмешаться в эту пляску, поучаствовать в общем буйстве. Он сдерживал себя последним усилием воли. От толпы уже валил пар. Визгливый смех, стоны... Голоса женщин звучали, как вскрики злобных птиц. Рука об руку кружились флейтистки, сквозь их пестрые разрезные юбки виднелись голые бедра. В раскованной пляске проносились бесстыдно обнаженные тела, какие-то уродливые фигуры. Это продолжалось, пока одурманенные и выбившиеся из сил плясуны не повалились на пол...

Балдуин, наконец, опомнился и отвернулся, задыхаясь от тошноты. Что же это было такое? Среди человеческой каши он увидел вдруг лишь одну фигуру, державшуюся прямо и строго — фигуру женщины, которую тщетно пытался забыть в угаре последних недель... Она стояла далеко от него, выпрямившись над распростертым на полу хором, печальная и застывшая. Усмешка, полная муки, играла на ее губах. Он узнал ее: Маргит! Маргит... Как она-то сюда попала?!

Он чувствовал: ей угрожает страшная опасность, он обязан пробиться к ней, защитить ее... Он двинулся через толпу. Никто его не замечал, никто ему не мешал. Но странное дело: как он ни старался, он не мог приблизиться к ней.

Он прыгал от колонны к колонне, чувствуя, что опасность все сильнее нависает над нею, но алтарь, старик и девушка не становились ближе. Помещение раздвинулось и стало необъятных размеров. Ее глаза звали его, ее губы умоляли его. Но тщетно тянул он к ней руки. Крики его тонули в общем гуле. И он увидел, как кто-то схватил ее снизу и поднял — забросил — на алтарь. Увидел паучьи пальцы с блестящими ногтями, увидел трепещущую Маргит под складками кардинальской мантии, безнадежно извивающуюся в худых руках Скапинелли, озирающуюся в безмерном ужасе...

И лишь теперь, в самое последнее мгновение, его пронзила спасительная мысль: «Я же сплю! Все это только страшный сон!» Мощным рывком метнулся он вперед — и сразу вылетел на воздух из мрачной капеллы...

И снова улица в лунном сиянии, но теперь он узнал эту улицу. И помчался — куда же?

Его шаги гулко гремели по камням. Ночной ветер овевал его тело прохладой. Ужасы последних часов — да были ли они? Он еще раз оглянулся на капеллу. Она исчезла...

На ее месте была только выветренная и пожелтевшая от старости стена. Одинокий фонарь высился над нею. Ночные птицы носились вокруг красноватого огонька, едва не задевая крыльями фонарное стекло.

Балдуин снял шляпу, вытер платком мокрые виски. И зашагал дальше, через весь город и за город. По сельской дороге, к дому любимой.

Графиня Маргит проснулась этой ночью от дикого кошмара. Она вскочила, тяжело дыша, зажгла свечи в канделябре на столе, вышла на балкон. Звезды еще мерцали на небе, месяц парил над парком, лишь слабый ветерок, ворвавшийся в спальню, возвещал близость рассвета.

Маргит зажгла все свечи в комнате и подошла к трюмо. Она сама испугалась своего бледного лица, на которое падали спутанные влажные локоны. Глаза смотрели словно из бесконечной дали... Да, ее чуть не свел с ума сон, очень страшный... Но она уже не могла восстановить его в памяти.

Но теперь она, слава Богу, проснулась. Она вновь сидела в уютной спальне, перед ней был изящный секретер, у стены — ее прекрасная золотая арфа. Она растерянно поглаживала рукой свою одежду, и сердце ее медленно успокаивалось. О, как хорошо чувствовать себя в полной безопасности!

Но что за шаги внизу? Не шевельнулась ли занавеска на полуоткрытой двери балкона? Или это обман чувств? Маргит услышала тихое движение за стеклом. Она испуганно вскочила и, шаркая туфлями, подбежала к двери.

Ах — Балдуин! Балдуин? Возлюбленный, от которого так трудно отвыкала ее душа... Убийца ее кузена... Загадочный студент с печальными глазами, красота которых втайне сотрясала все ее существо... Но он выглядит теперь как ангел смерти! Как ночной призрак, вошел он в ее жизнь, и опять явился в обличье призрака.

Она стояла перед ним, не в силах двинуться или закричать. Он смотрел на нее и улыбался — нежно, успокаивающе.

— Не бойтесь, графиня! Я — ваш друг. Я умоляю вас! Не надо кричать! Поверьте мне, я должен был вас увидеть, должен был прийти — этой ночью и этим путем. Ведь в другое время вход к вам закрыт для меня! Но мне нужно говорить с вами, Маргит!

Она тихо, нервно вздохнула и заговорила, запинаясь:

— Чего же вы хотите?

Он провел ладонью по лбу, глаза его лихорадочно блестели, язык заплетался...

— Я хочу вас спасти! Вас и себя! Мы должны бежать! Я не могу больше жить без вас... Маргит!

— Вы с ума сошли! У вас глаза...

— Я хочу вас спасти! Я видел вас — там — в капелле... в когтях... старика! Мало, что этот пес преследует меня, теперь он хочет и вас, Маргит! Поверьте мне, я видел вас в лапах Злого...

Она упала в кресло. Она лихорадочно ловила его путаные слова.

— Вы видели меня? Когда? Где?!

— Час назад! В капелле...

Маргит вскрикнула:

— Ах, это мой сон!

Пелена, окутавшая ее память, разорвалась. Балдуин опустился перед ней, обнял ее колени.

— Маргит, мы должны бежать! Скорее! Прямо сегодня! Мы можем спасти друг друга — вы меня, а я вас! Только бежать, пока не поздно!

Маргит вся сжалась:

— Скажите же мне... — потребовала она. — Скажите всю правду!

— Я... продался ему. Старику... И это ради вас, Маргит... Я был беден... Я увидел вас, я полюбил вас... Он предложил мне деньги — много денег! Я продался и заплатил страшную цену, я тогда сам не знал — какую!

Она заставляла себя быть спокойнее. Тихо положила руку на его плечо.

— Балдуин! Это какая-то путаница... Попробуйте толком объяснить: кому вы продались?

— Кому? — резко засмеялся он. — Одному старому мошеннику! Его зовут Скапинелли!

Скапинелли? Имя вспыхнуло в ее мозгу как огонь. Разве тот противный старик по дороге на кладбище не так назвал себя? Его странные последние слова она хорошо запомнила: «Я камер-егерь, меня зовут Скапинелли. Все бежит, как я хочу, — клопы и крысы, и нежные барышни!» Этот? Теперь она точно знала: да, это он мучил ее во сне, душил паучьими лапами...

— Говори дальше! — беззвучно потребовала она.

— Я видел его этой ночью! — ответил он. — И я не знаю, во сне это было или наяву... Но я видел, — он схватил тебя! Держал тебя...

Маргит кивнула.

— Да, да! — испуганно выдохнула она.

— Поэтому я здесь! — продолжал Балдуин. — Мы должны вырваться из его власти! Мы должны немедленно бежать...