Лариса Бортникова

Байки нашего квартала

[Про Турцию и турков. Ознакомительный фрагмент]

От автора

Вообще-то, идея составить повесть или даже роман (материала-то хватает) из разбросанных по моему ЖЖ «турецких зарисовок» периодически посещала не только меня, но и разных издателей. «Вычисти, вылижи, выправь, размести по хронологии, сделай какой-нибудь общий сюжет, и мы это опубликуем, станешь зверски популярной», - говорили они. Я кивала, соглашалась и даже бралась за работу, но потом откладывала всё в сторону и в долгий ящик.

Не потому, что я лодырь. Хотя я конечно же он. А потому, что нет и не может там быть ничего «вычищенного и вылизанного», а также никакой чертовой хронологии. Это моя жизнь, моя любовь, моя боль, моё горе и моя радость. А она вся – лоскуты, кусочки и картинки. Не могу я делать из неё чистый худлит. Рука не поднимается.

Может быть когда-нибудь я напишу мемуары, как большая. Но это будет совсем другая история.

Поэтому «Байки нашего квартала» - не повесть и не роман. Это сборник историй, зарисовок и очерков о моей Турции. О Турции, которая досталась мне вместе с моим не слишком удачным турецким браком.

Это было давным-давно, в девяностые. Я вышла замуж за турка в 24 года, и какая уже разница было ли это по большой любви или из глупого девичьего любопытства и желания доказать себе, что смогу, сумею, выдержу…

Совершенно точно, не было в этом браке ничего меркантильного и «замужзаиностранщицкого», потому что мой турецкий муж был родом из самого простого, даже бедного стамбульского квартала.

Туда-то он меня и привёз. Там я и жила четыре года, сперва в ужасе, потом в недоумении, потом в попытках понять и принять и уже гораздо позже с хорошей такой, очень спокойной любовью к тем людям, тому миру и тем реалиям, включая, кстати, роскошную совершенно еду.

Да. Много было плохого, много очень плохого. Я не люблю об этом рассказывать, но поскольку знаю, что вопросы у вас возникнут – все же расскажу. Там у меня родился сын. И после очень трудного развода он остался с отцом. Рос мой мальчик в Стамбуле. Но как-то все мы (и турецкая семья – особенно, моя любимая турецкая свекровь) сумели максимально сгладить ситуацию. Не было (мы - взрослые сделали всё, чтобы не было) ни истерик, ни истошных скандалов, ни рыданий напоказ, ни киношной драмы. Мы все переживали свою боль спокойно, тихо и так, чтобы не травмировать ребёнка. Я ездила туда тогда, когда захочу, я звонила по сто раз в день, потом нам на помощь пришла аська, позже скайп. В общем, мы конечно идиоты, но молодцы.

Сыну сейчас 17, он прекрасный умный и добрый пацан с задатками профессионального тролля, учиться в универе он будет, видимо, в Москве, так что мне ещё достанется по полной материнского счастья.

Если у кого-то по этому поводу будут вопросы, можете стучать в личку. Я знаю, что многим девочкам, попавшим в похожую ситуацию, нужно с кем-то поговорить. Мне вот было не с кем. Так что – велкам.

Ну да ладно. Вернёмся к нашим баранам.

В общем, я решила сбить все мои «турецкие байки» в кучу, кое-что туда ещё дописать и посмотреть что выйдет. Читайте. Они и правда - хорошие. Они добрые, честные, иногда немножко с художественным вымыслом, иногда весёлые, иногда нет.

Но они сделаны с любовью. Это я гарантирую.

Айфер

Это - хорошая история. Это - история грустная. Это история о милой турецкой девушке Айфер и о безымянном черноглазом юноше. Итак... Жила была девушка Айфер. Жила она на пятом этаже моего дома, и частенько забегала по выходным на второй - в мою квартирку с видом на невыносимо бесконечный Босфор. Айфер скидывала шлёпки возле двери и мышкой проскальзывала в салон.

Надо сказать, что у ортодоксальных турок нет гостиной в нашем - полуевропейском понимании. Есть салон - эдакая комнатка, либо холл, либо, что там у вас в доме имеется, где по вечерам собирается семья, где ставится обеденный стол, где возле телевизора сбиваются в стайки чьи-то дети. Там пьют чай и разговаривают "за жизнь".

Eсть еще гостевая комната. Не гостиная, именно гостевая комната, в которую стягивают всю более-менее приличную мебель, расстилают ковры, и где в высокой горке с завитушками поблёскивают гранями хрустальные стаканчики для того же чая. Гостевую содержат в идеальном порядке и открывают исключительно в целях почетного гостевания. О! Если вас запустили в "гостевую" - гордитесь. Вы важный человек! Вас уважают, вашим вниманием дорожат, вам хотят продемонстрировать семейное благополучие и проч. и проч. У меня, как у всякой порядочной ортодоксальной турчанки, имелась подобная коврово-бархатная цитадель. Но Айфер, будучи во-первых моей поднадоевшей соседкой, во-вторых девицей юной и незамужней претендовать на почетное гостевание не смела. Нет. Она шлёпала шерстяными носками по плитке салона и забиралась с ногами на диван, затянутый в чехол - хранитель белой обивки.

- Лале абла, - журчала она на плохом турецком (родом моя подружка была из Анадолу, и от Стамбульского её говорок отличался как... ну как к примеру ... да нет... у этих по-русски выходит куда лучше), - я не помешаю? Я посижу тут немножко.

- Сиди, сиди, дочка, - кивала я в ответ, матерясь про себя. Дочка (а всё, что не замужем и моложе меня на пять лет попадало под это определение) имела обыкновение замирать на ситцевых маках дивана часов по шесть, упёрто тыча иглой в пяльцы, расшивая гладью уголки махровых полотенец и вздыхая.

Мы не разговаривали. О чём? Ну, скажите, о чём я - весёлая москвичка с недурным стажем шатания по арбатским барам и классическим университетским образованием могла поболтать с двадцатилетней девицей из Анатолийской деревушки? Правильно - ни о чём! Поэтому приходилось молчать. Я сидела за стареньким "пентюхом", набивая очередной перевод, а Айфер вздыхала без какой-либо просчитываемой периодичности.

Айфер была грустно некрасива. Некрасива эдакой незаметной, болотного цвета некрасотой, которую никак не замечаешь. Нос, губы, глаза - всё усердно работало на эту некрасивость. Уродиной, увы, Айфер тоже назвать не поднималась рука, язык и проч. Так себе. Айфер. Кстати, Айфер означает "лунный свет". На этот раз у луны вышел некий световой казус. Бывает.

Одевалась моя бессловесная подруженька так, как положено девушкам, принадлежащим именно к этой группе населения славного Царьграда. Длиннющая бесформенная юбка, аналогичной безобразности кофтейка с растянутыми рукавами и платок. Ох уж мне этот платок - платочек. Он был то лиловым в жёлтых разводах, то синим с золотом, то совсем ромашково- простеньким. Он туго завязывался под подбородком и надвигался на узкий лоб. Иногда его стягивали на плечи, и тогда густые каштановые волны ликовали, подтверждая истину, что Аллах - мудр и что, обделив в одном, в другом воздает, обычно, с лихвой.

Так мы и дружили. Молчаливо, нелепо, странно. По -моему Айфер от меня шалела. Умение моё писать, читать, стучать по клавишам и красить губы повергало её в трепет. А туалетный столик являлся средоточием грехов и соблазнов. Иногда, думая , что я не замечаю, она открывала крышечки кремов и разных дамских прибамбасов и нюхала. Нет! Попробовать всё это великолепие Айфер не смела - но поглазеть - пощупать! Я заходила в ванную, возвращала баночки и флакончики на положенное место и пожимала плечами. Восток...

Поскольку родители Айфер были людьми серьёзными, во всех отношениях правильными и глубоко верующими, судьбы своих дочерей (а было их всего пять) планировались жёстко. Три (максимум четыре) класса школы, курсы Корана при ближайшей мечети, брак. Всё, как положено. Однако прежде чем отдать дочечку в надежные руки супруга, следовало ее обучить необходимым штучкам. Под штучками родители Айфер подразумевали уборку, глажку, готовку, вязание, вышивание, шитьё и всё то, к чему современная русская женщина склонностей не питает. Подобное обучение частично проходило в семье, а частично в "дневной школе" для девушек, куда Айфер ходила два раза в неделю, сопровождаемая сёстрами и матушкой. Из школы она возвращалась ближе к вечеру, обогащенная новым методом верчения долмы или супер -модным способом вышивания гладью. Всё бы так и текло - перетекало : гладко, неспешно, туманно... Но...