Офицеру этому 28 лет. Женат, одному ребенку четыре года, в то время жена была беременна, сейчас уже родила.
Об этом в Ханкале узнали, и женщины в Буденновске тоже. Они сообщили родителям убитого солдата: „Напишите майору Измайлову – он вам расскажет, как на самом деле погиб ваш сын“. И мне написали отец и мать по отдельности. Я ходил и зачитывал эти письма всем офицерам и всем солдатам. Я привез эти письма с собой. Вот они».
Из письма отца Димы:
«Я хочу знать правду, как погиб мой сын. Двадцать дней мы искали тело нашего Димки. Куда только не обращались? Везде встречали глухую стену. Сообщение о гибели получили только после похорон Димы: „Ваш сын, верный воинской присяге, погиб при выполнении боевого задания“. Но мы уже знали, что Дима погиб от пули пьяного офицера… Ему было всего девятнадцать. Я не виню вас. Я знаю, что во всем виновата проклятая война».
Из письма матери Димы:
«… объясните, за что так обошлись с сыном. Может, он что-то не так сделал?
… напишите что-нибудь о Диме… Ведь мы его не видели с 6 мая 1995 года. А увидели мертвым. Это только для нас с мужем. Я Вам даю слово матери, которая вынесла такое горе, об этом не узнает никто… Только не вешайте лапшу нам на уши. За 22 дня по телевизору было сказано 3 версии, почему погиб Дима».
О казаках сегодня говорят много. Но изображают их либо героями, либо ряжеными… У майора Измайлова – свое отношение к казакам.
«Они появились у нас недавно. Две казачьи роты. Ну что вам сказать о казаках? Мужчин в возрасте тридцати мало, в основном им по сорок – пятьдесят. Как таких немолодых людей, последний раз державших в руках автомат двадцать – тридцать лет назад, посылать в бой?! К тому же многие из этих людей, например, потеряли жен в Буденновске. Представляете, что они теперь чувствуют? Но мстить на этой войне нельзя…
Перед Пасхой командир бригады сказал мне: пойди к казакам, разберись с их проблемами. Пришел, они сидят без света, за месяц ни разу не были в бане, еду готовят себе сами… Они обмануты во всем, понимаете?
В первом же бою было тринадцать убитых и сорок раненых. Им, казакам, пообещал их атаман, что они займут левый берег Терека… Оружие им выдавали в Прохладном, контракт они подписывали в Моздоке, и не на три месяца, а на три года, я уж не говорю о том, что контракт не подписывается с мужчинами старше сорока лет… И, выходит, они никому не нужны. На этой войне все обмануты, но казаки, быть может, больше других».
«Как можно наводить конституционный порядок силами людей, в отношении которых нарушается Конституция?
В бригаде более пятисот офицеров. При формировании бригады в мае прошлого года им были обещаны квартиры. Квартиру получил пока только один».
«Пополнение в Чечню идет такое: кого угодно запихивают, разными путями, обманными в том числе, и судимых, и наркоманов, и больных, и сирот, и детдомовцев, и безотцовщину, и тех, у кого малолетние дети».
Всех солдат в бригаде майор Измайлов называет на «вы» и по имени-отчеству.
«Согласно закону о воинской обязанности за время службы солдату обязаны предоставить отпуск не менее двадцати пяти дней. А солдат, служащий в Чечне, плюс к этому отпуску должен еще по льготам получить за полгода дополнительно двадцать пять суток. Но есть солдаты, которые прослужили в Чечне уже год и более. У них уже три отпуска должно быть. А они ни одного отпуска не имели. Что это? Нарушение закона. Где право на отдых? У солдата ведь нет выходных дней».
Майору Измайлову, прибывшему в Чечню, пришлось заниматься и этим – отправлять солдат в отпуска. Где-то просил командиров, где-то требовал… Детдомовцам и сиротам некуда и не к кому ехать. Вячеслав Яковлевич договорился с комитетом солдатских матерей в Буденновске, и там готовы принимать ребят. Один – Миша Ковалев – уже поехал туда на отдых. Впрочем, себе в заслугу он сие не ставит. («Это благодаря дальновидным командирам – Белкину Ивану Петровичу, Деметрадзе Готче Ростомовичу…»)
Четвертого апреля в Чечне майор Измайлов начал писать мне письмо. Писал урывками, времени у него там не остается ни на что, включая сон. Думает и осмысливает происходящее он «только в движении, переходя от одной сторожевой заставы к другой». В Москву прилетел с недописанным письмом. С разрешения Вячеслава Яковлевича Измайлова я привожу отрывок из этого письма:
«На чьей стороне правда? Ее, этой правды, так много. У той стороны она своя, у матерей, чьи дети в плену, – своя, у мирных жителей, лишившихся жилья, потерявших близких, – своя, у солдат тоже бывает своя правда, отличающаяся от офицерской, и еще эта правда многократно, многократно делится. Как все свести к одной большой правде? Если бы свести, то мир бы наступил! Но нет ее, этой большой общей правды, не могут ее найти. И она все делится, делится, делится на маленькие правдочки. И каждая считает себя старшей по званию.
Эти правдочки такие разные по размерам и даже по цвету разные. Может быть, и не надо искать этой общей большой правды, может, ее нет в природе. Может быть, надо соединить эти разные по размерам и цветам правдочки между собой какими-то нитями. Пусть их останется много, но пусть каждая из них не пытается убить и съесть другую, чтобы увеличиться в размерах за счет этой съеденной правдочки».
А еще майор Измайлов уверен, что нет таких весов, на которых можно измерить ненависть. Наверное, он прав: какая разница – съесть грамм цианистого калия или килограмм.
Майор Измайлов предпочитает измерять в людях добро.
В первые месяцы ведения активных боев в Чечне массовый зритель и читатель получал информацию в основном «с той стороны». Бездарное ведение боевых действий регулярной российской армией, массовая гибель мирных граждан тогда получили ярко выраженную отрицательную оценку в обществе, чему способствовали не только свидетельства очевидцев и влияние отечественных правозащитников на мировое мнение, но и проигранная «информационная война» (хотя бы даже и в пропагандистской ее части), что признавалось на самом высоком российском уровне.
Нынешняя насыщенность средств массовой информации подробностями происходящего в Чечне – в какой-то мере результат полученного тогда урока. Однако жизнь побуждает вожаков непримиримой оппозиции переводить информационную войну из чисто пропагандистской плоскости в плоскость политическую. Возобновление боев в столице Чечни Грозном означает новый виток не только боевых действий, но и информационной войны. Только ставки в игре возросли. Теперь пропагандисты воюют не за горные селения на юге республики, а за Грозный, Аргун и Гудермес.
Относительное спокойствие на информационном поле взорвало неожиданное «воскрешение» зятя Дудаева Салмана Радуева, который помимо громких заявлений о «рельсовой войне» и здравии тестя заявил притязания на часть политического, военного и экономического наследия высокого родственника.
Сенсационное заявление Радуева о том, что Дудаев жив, имело право на существование и потому, что до сих пор остаются сомнения в официальной версии его убийства. Ракетный удар, наведенный по радиолучу спутникового телефона, – вещь принципиально возможная. Однако радиолуч от спутникового телефона достаточно маломощен и «узок», поэтому проблема его пеленгования технически весьма сложна. По мнению военных экспертов, такую задачу могут выполнить самолеты разведки, оснащенные аналогом американской радиолокационной системы «Авакс», да и то лишь в случае точного попадания «в луч», т. е., попросту говоря, пролетая прямо над головой мятежного генерала.
Согласно некоторым данным, в составе Военно-воздушных сил России есть единственный самолет подобного типа, дислоцирующийся в Ленинградском округе. Это достаточно крупная машина, переброска, а уж тем более полеты которой над территорией Чечни скрыть практически невозможно. Однако ничего подобного перед смертью президента Ичкерии не наблюдалось.