Изменить стиль страницы

Решение о выдавании экспортных квот принималось на самом высоком правительственном уровне: именно поэтому Дудаев обращался с такой просьбой непосредственно к Е. Т. Гайдару. Из справки Минтопэнерго следует, что квоты на экспорт исправно выдавались и в 1992-м, и в 1993-м, и в 1994 году, причем в 1994 году на 65 тыс. тонн больше, чем в 1983 г. В роли стран – получателей нефти и нефтепродуктов выступали Украина, Киргизия, Германия, страны Прибалтики, Турция.

Кроме того, используя в полной мере атмосферу чиновничьего попустительства, чеченская сторона активно применяла следующие схемы нелегального экспорта нефти.

1. Реэкспорт нефти в третьи страны из республик СНГ и Балтии.

2. Вывоз нефти в качестве возвратного («давальческого») сырья, которое согласно «удобным» правилам не подлежит таможенному учету. Но после переработки полученные нефтепродукты в Россию уже не возвращались и продавались третьим странам, а оплата за нефть поступала в Чечню.

3. Прямой контрабандный вывоз благодаря «несовершенству» ведомственных правил, а также весьма удобной прозрачности границ внутри бывшего Советского Союза.

Для внутреннего потребления широко использовалось хищение нефти и нефтепродуктов путем нелегальной «врезки» в трубопроводы.

Каким же образом осуществлялся завершающий этап – получение денег? Согласно показаниям должностных лиц, для «удобства» получателя (Чечни) Центральный банк РФ уже с июня 1992 года прекратил расчеты с Чеченским национальным банком, сделав тем самым прохождение финансовых средств в Чечню совершенно бесконтрольным. В дело активно включились различные коммерческие структуры, охотно выполнявшие посреднические функции между отправителем (Чечней) и получателем нефтепродуктов. По сведениям министра Чеченской республики З. Дурдиева, деньги, полученные от этих сделок, концентрировались а Чеченском национальном банке.

Таким образом, движение средств, полученных от реализации нефти и нефтепродуктов, не контролировалось правительством России, а, следовательно, и прибыль не облагалась налогами. Значительные суммы в рублях и валюта шли на укрепление режима Дудаева.

Однако сравнение общего объема нефти, добываемой в России (более 600 млн. т), в сравнении с добычей в Чечне (1,5 млн. т в 1994 году) убедительно доказывает, что не угроза потери для России такого источника нефти стала причиной военной операции в Чечне.

Еще одним мощным источником поступления средств явились многочисленные финансовые акции с фальшивыми авизо и изготовлением фальшивых российских денег.

И здесь определенную негативную роль сыграл Центробанк России, создавший новую финансовую структуру: расчетно-кассовый центр (РКП). За счет этого промежуточного звена, выполнявшего роль «черного ящика», разрывалась видимая связь между реальным отправителем денег и их получателем.

По данным МВД, на начало 1995 года к уголовной ответственности за операции с фальшивыми авизо было привлечено более 500 лиц чеченской национальности, еще 250 чеченцев находятся в федеральном розыске. Всего по фальшивым авизо было получено более 4 триллионов рублей.

Чеченские преступные группировки занимались изготовлением и распространением фальшивых денег на территории России, Украины и Белоруссии.

В том же 1995 году в редакцию газеты «Кто есть кто» попала докладная записка генерала К., адресованная Президенту и посвященная перспективам разрешения Чеченского кризиса. Из президентских структур записка была направлена Сосковцу, Ерину, Степашину и Примакову с резолюцией: «Прошу доработать и представить согласованный по срокам перечень неотложных мер по политическому урегулированию в Чечне (с учетом предложений конференции „Мирная инициатива на Северном Кавказе“)».

Этот документ, безусловно, заинтересует многих, тем более, что он не потерял актуальность и сегодня, хотя появился еще в конце марта 1995 года.

Стратегическая цель Федерального Центра проста и ясна – Чеченская Республика есть и должна быть впредь составной частью Российского государства. Провозглашение государственного суверенитета Чеченской Республики – акт грубо попирающий Конституцию Российской Федерации.

Из всего этого следует простой вывод – события в Чеченской Республике представляют собой сепаратистский бунт. В таком случае Федеральный Центр обязан был, используя все возможные методы и средства, восстановить конституционный порядок. Такая цель, поставленная Федеральным Центром, совершенно неуязвима и бесспорна как в правовом, так и в морально-этическом плане. С одной стороны, никакое государство в мире не может быть осуждаемо за стремление сохранить целостность своего исторически сложившегося пространства. С другой стороны, вопрос о выходе из этого пространства был поставлен режимом власти, пришедшим насильственным, а не конституционным путем. Наконец, не было и нет никаких правовых аргументов, позволяющих судить, что стремление выхода – это волеизъявление народов Чечни.

Чеченский узел оказался концентрацией болевых проблем всего Северного Кавказа. Более того, метастазы этой проблемы поразили социальную ткань многих регионов и, уверен, жизненно важных структур Федерального Центра. Логика самосохранения государства ставила перед Центром задачу – преодолеть состояние неопределенности и вернуть Чечню в лоно конституционного порядка. Это стремление – бесспорно право Центра, Президента, являющегося гарантом целостности государства.

С приходом к власти Дудаева, очевидно, имел место расчет, что советский генерал, пропитанный ферментами державного патриотизма, сумеет переломить сепаратистский синдром гальванизированный Декларацией о суверенитете.

Расчет оказался построенным без учета как фактора национальной психологии, так и личностных характеристик Дудаева.

Дудаев весьма тонко использовал бездарность действий оппозиции и их советников, консолидировал значительную часть чеченского общества на лозунге спасения свободы. План свержения Дудаева руками оппозиции и его реализация – удивительный сплав абсолютного незнания чеченских реальностей, полной некомпетентности в расстановке и популярности политических сил, болезненной амбициозности в решении военных аспектов, странной безответственности и бесконтрольности в использовании немалых финансовых средств, оружия и боевой техники, переданной в руки оппозиции. Такая тактическая линия была обречена на провал не только по сценарному замыслу, но и по составу исполнителей.

Расчет на быстрое решение чеченской проблемы с помощью Федеральных войск начал спотыкаться с самого начала операции. Ни одна из группировок к назначенному времени не вышла к установленным рубежам. И если все же удавалась координация действий разных силовых структур, то это в значительной степени заслуга Н. Д. Егорова, стремившегося на ходу восполнить просчеты в планировании.

Дудаев отлично понимает, что в одной тактической плоскости проиграл. Он видит необходимость перехода на другой тактический рисунок. Он будет заключаться в действиях партизанского характера, в террористических актах, в формировании сознания народа в духе противодействия (тихого или активного!) российским войскам и новой администрации. Но для этого перехода нужна тактическая пауза. Именно поэтому он пытается выиграть время.

Анализируя действия комитетов солдатских матерей, различных антивоенных общественных организаций и политиканствующих персон, занятых не столько судьбой России, сколько охотой за голосами избирателей, нельзя быть уверенным даже в 50-процентном выполнении плана весеннего призыва. Встает вопрос: кем комплектовать боевые подразделения и части? Дудаеву необходимо определенное время для того, чтобы наладить новые каналы и маршруты поступления финансовых средств и оружия из дальнего зарубежья. Пауза нужна и для того, чтобы подготовить систему террористических действий в других регионах (кровную месть в отношении активных действующих лиц в чеченских событиях недооценивать нельзя). Дудаев не теряет надежду, что ему удастся через Ингушетию и чеченцев-акинцев в Дагестане активизировать общественное мнение в республиках Северного Кавказа, в исламском регионе в целом. Время решительно работает против нас.