— Пожалуйста! — отозвался ученый и, привстав, слегка поклонился Актаеву, поблагодарив таким образом за возможность продолжить беседу. — Попытаюсь удовлетворить законный интерес уважаемого Кали Наримановича. Извините, на этот раз не обойдусь без загляда в записи… Так вот при исчислении запасов рабочая группа института заложила в компьютер разведывательные данные прошлых лет и самые последние отчеты с буровых. После точной обработки компьютеры подсказывают нам места сразу трех структур вблизи Актаса… Прошу не путать их с прежними прогнозами. Найдены совершенно новые рудовмещающие зоны. Могу огласить точные координаты. Одна в черте города, в районе аэропорта. Еще две несколько в стороне, с десяток-полтора километров к востоку от населенного пункта. Такая география источников устраивает вас, Кали Нариманович?

— Как по заказу! — не удержался от восклицания Жаксыбеков, не очень веря услышанному и все же радуясь.

Под воздействием разоблачительных слов Кудайбергенова Кали Нариманович начал было сомневаться в возможностях ученого, но ясный и открытый, даже по-юношески увлеченный ответ Табарова, который обнаруживал убежденность и даже страсть поисковика, сближал этих двух людей. Кали ощутил в себе желание подойти и пожать руку Виктору Николаевичу.

Тот продолжал, будто уже видел перед собою горы галенита.

— Я понимаю вашу радость, Кали Нариманович… Но вы, горняки, извините за резкость, народ избалованный. Вам приятно ставить рекорды на богатых залежах. Предположим, на наш век достанет сырья с большим содержанием металла. Но если бы разведанных руд хватило бы и на два века, нелишне позаботиться об экономном их расходовании. Посмотрите на крестьянина: сколь бы ни радовал его урожай, он не оставит часть обмолота на току, сгребет в мешки до зернышка, до крошки. Накажет детей за неуважение к хлебу. За рубежом извлекают металл даже из бедных руд. Вы же, актасцы, оставляете их в целиках и отвалах почти половину. А там свинец, медь, цинк и другие редкие элементы. Почему бы не искать пути к бережному обращению с дарами подземелья? Разве зазорно научиться использовать любую тонну так называемых отвалов, а по существу той же руды, но победнее? Я за то, чтобы выбирать из забоев аккуратнее, использовать добычу с умом. Пусть это обойдется нам дороже, но мы научимся быть хозяевами.

Кудайбергенову было совсем неинтересно слушать рассуждения ученого о лучшем использовании руды. Ты ее сначала отыщи, укажи людям место…

— Виктор Николаевич! — напомнил о себе генеральный. — Вы делите шкуру неубитого медведя… Почему наше объединение ничего не знает об открытых вами структурах в районе Актаса?

— Готов ответить на вашу реплику, товарищ Кудайбергенов. — Табаров повернулся к шефу геологов. — Три месяца вы со мною не разговаривали, а много лет не нуждаетесь в подсказках научных работников. Попросту говоря, гоните в шею со двора, если кто из моих коллег покажется! Удовлетворены ответом? Товарищи, извините за резкость. Таковы уж наши отношения с коллегами.

Ильяс отвалился на спинку стула, будто получил удар по лбу.

— Ваши структуры, уважаемый, это бред сивой кобылы! — пробормотал он, будто для тех, кто сидел ближе.

— Не верите — проверяйте. Пусть окончательный ответ дадут бурильщики.

Досадуя и возмущаясь, Ильяс Мурзаевич чувствовал, как под кожу ему заползал предательский холодок. На виду у партийцев и горняков он проигрывал схватку со своим недоброжелателем. Его оторвал от стула отчетливый голос секретаря обкома. Актаев пожелал услышать уже сейчас от генерального директора: согласен ли тот начать разведку по методике, предложенной научно-исследовательским институтом?

Кудайбергенов нехотя поднялся, уставился поверх голов других участников совещания в окно, за которым шумел колесами, гудел моторами, звенел колокольчиками трамваев большой город.

— Считаете нужным выбросить на ветер десять миллионов — давайте команду, пойдем бурить… Ни Виктор Николаевич, ни Кали Нариманович меня не убедили в возможности удачи, если мы поставим вышки чуть не у изголовья кровати директора комбината. Главное в моем нынешнем решении — это позиция обкома, товарищ Актаев. Где бы я ни работал, всегда оставался бойцом партии и в данном случае подчинюсь вашему решению. Хотел бы лишь предупредить Виктора Николаевича: бурить по его компьютерной схеме будем лишь на территории Актаса, не больше! В расчете на те три структуры… Весь рудный край ему не отдам. Я говорю — пока, а там посмотрим. Актас все покажет.

Видя, что Ильяса Мурзаевича понесло, что он вот-вот перейдет на крепкие слова, Ахмет Актаевич остановил его вопросом:

— У вас все, товарищ Кудайбергенов?.. Тогда позвольте вкратце высказаться мне.

Ильяс Мурзаевич охотно умолк. Со стороны было похоже, что он уступил свое время ведущему совещание.

— Многое мы здесь услышали… Занятные вещи! — начал Актаев, глядя перед собою. — Еще больше оставили при себе. Пусть… Иногда так полагается в мужском кругу: одно пишем, два замечаем. Поменьше бы эмоций, а еще лучше и амбиций, глядишь, дела пошли бы лучше. Какими видятся мне итоги нашего обмена мыслями? Есть новые идеи, как побыстрее добраться к надежной руде. Есть люди, которые завтра же отправятся за добычей на новые месторождения! Есть любовь к своему делу, и умение вести его с толком тоже имеется. Чего недостает пока — доброты друг к другу, доверия… А ведь заняты одним общим делом.

Может, я не по-партийному говорю здесь? Но вот вам понимание возникшей проблемы мною и другими работниками областного комитета: товарищ Кудайбергенов согласен продолжать научный эксперимент, но при условии, что он снимает с себя ответственность за исход поиска. Обком заставил вести разведку в окрестностях Актаса, пусть обком и отвечает за результат! Так я вас понял, Ильяс Мурзаевич?.. К вашему сведению: партийный комитет отвечает за все, даже за ваше поведение, товарищ Кудайбергенов… А вы… вы можете не выполнять наших рекомендаций. У вас есть прямые руководители в Министерстве геологии, объясните, и вас, возможно, лучше поймут… И мы поймем тоже. Сделаем соответствующие выводы.

Есть замечание в ваш адрес, Виктор Николаевич. Ваша реплика о том, что для полноты исследований вам нужен весь край, Актаса мало, а иначе, мол, сверну свою работу и уеду в другие регионы, извините, меня лично насторожила. Не знаю, как вы сами понимаете свои слова, но в той эмоциональной окраске, как реплика была подана здесь, она прозвучала нескромно. Ультиматум — плохая вещь, когда речь идет о сложном совместном эксперименте с вовлечением в него десятков и сотен специалистов, а теперь уже и областной партийной организации. У вас, Виктор Николаевич, есть свое руководство, у нас оно тоже имеется. И если мы с вами не сговоримся здесь, нас пригласят туда, где могут нас очень быстро помирить в наших разногласиях. — Актаев сделал паузу. — Об этом не следует забывать. Не исключено, в конце концов, отдадим вам весь край! За чем остановка?.. Вот-вот, за вами. Если вы сумеете нам показать доброе начало.

А теперь выслушайте наше предложение, товарищи! — секретарь перешел к выводам. — Я здесь посоветовался во время перерыва с товарищами и предлагаю сейчас создать комиссию. Да, рабочую комиссию, компетентную, способную разобраться в причинах межведомственных конфликтов, приведших к досадному размежеванию на совместном поле… Этой комиссии мы и передадим все вопросы, которые возникли здесь и не получили должного разрешения. Прощупаем стиль работы в геологоразведочном объединении. Главное, что должны отыскать доверенные люди, — путь к надежным запасам сырья. Они же предложат нам, следует ли руководствоваться рекомендациями доктора наук Табарова Виктора Николаевича в доразведке региона, и если да, то в какой форме. Может, кто-либо из вас предложит иной выход? Или дополнит мои соображения?

Участники совещания почтительно молчали.

— Тогда наметим сроки действия комиссии, назовем кандидатуры в состав этого рабочего органа.

Люди за столами пришли в движение, стали переговариваться. Всем было ясно: новый секретарь, казавшийся вначале тихим, не способным как следует возразить возмутителям спокойствия, нашел-таки самый лучший выход из щепетильного положения. Кажется, нечему возразить — такими логичными были слова партийного вожака.