Казтуганова бесили такие рассуждения. Его выводила из равновесия всякая мысль о том, что росчерком пера какого-либо чинуши от геологии можно перечеркнуть судьбу целого комбината с десятками тысяч занятых в нем людей. Не только не грешно, рассуждал молодой геолог, но даже свято было проверить догадки об имеющейся поблизости руде, хотя бы во имя спасения города! Кто возбраняет рудознатцам запустить свои щупальца поглубже? Куда деться от упрека собственной логики? Сомневаешься — проверь! Не поленись, загляни в таинственную глубь. Сделай это сейчас, пока не наступила катастрофа!

Получив распоряжение четко наметить себе занятие на пять лет жизни, Казыбек превозмог колебания. Проект был составлен в двух вариантах. Один в угоду скептикам — хождения по избитым тропам. Другой — на удачу, для себя и таких же неугомонных. Проект, какой и в снах виделся.

С прикидками на разведку вокруг Актаса Казыбек тут же отправился в Ускен. Читали в отделах, ухмылялись, передавали из рук в руки, будто классное сочинение дебила. Настоял на том, чтобы рассмотрели проект на техническом совете. Не отказали в любезности — совет давно не собирали. В начале заседания слушали внимательно. Это ободрило поборника глубин. Но когда Казыбек сделал паузу и потянулся к стакану с водой, из зала последовал нетерпеливый вопрос:

— Вы это все придумали или вычитали у других?

Вопрос мог оказаться с подтекстом. В объединении были свои мастера и даже «заслуженные» в игре в поддавки. На трибуне Казыбек не признавал дипломатии:

— Придумал! — сознался он. — Разве нельзя?

В зале засмеялись. И опять невозможно понять: друг радуется находчивости полемиста или враг ликует из-за оплошки? Нужно было скорее уходить за спину авторитетов.

— За основу наших расчетов, — говорил дальше Казтуганов, — взято предположение академика Снурникова. Хорошо известный всем нам Сергей Архипович в своем предисловии к прогнозной карте рудного края высказывает предположение о залеганиях в нашем районе руд, находящихся на трех горизонтах. Первый — поверхностный, в основном размещается на глубине двухсот — трехсот метров. Второй ярус проходит метров на триста — пятьсот ниже… Академик относит эти месторождения к категории «слепых». Третий еще глубже, вплоть до километра. О нем мы сейчас не станем говорить. Проект нацелен на поиски руд в среднем измерении.

— В таком случае позвольте еще вопрос, — поднялся с места седовласый человек в светло-сером, отлично сидящем костюме. — Вам известно имя профессора, кто впервые окрестил наш регион рудным краем?

— Профессор К… — Казыбек помнил это имя.

— Верно, Казыбек Казтаевич, — заметил добровольный оппонент. — Вы, по всей вероятности, отдаете должное знаниям первооткрывателя руд.

— Несомненно.

— Как понять в таком случае ваши намерения идти вглубь? Ведь основатель рудного края подробно описал здешние месторождения и, наверное, не случайно видел их лишь в поверхностных слоях. А вы наперекор уже доказанной истине упрямо зовете нас чуть не к центру земли… Как позволите понимать вас в этом рвении? Хочется прослыть новатором из новаторов или приобрести капитал скандалиста? Скажите напрямик: зачем вы морочите нам голову?

Элегантный человек этот почти кричал, когда заканчивал свою речь с места. Казыбек почувствовал в словах оппонента насилие над его мыслью. Будь он наедине с этим поседевшим геологом, напомнил бы ему о необходимости соблюдать приличие в дискуссии. Но в зале, где проходил технический совет, сидели разные люди, в том числе и скептически настроенные к его предложению спуститься за рудой в неизведанные пространства.

— Извините, если я в чем-либо повторяюсь, но должен напомнить, что профессор, на которого вы ссылаетесь, ни в одном из своих трудов о нашем крае не утверждает столь категорично, как вам показалось, что в нижних слоях земной коры руды нет. Кроме того, я полагаю, что к работам наших предшественников нельзя подходить со слепым поклонением. Предпосылки профессора К. формировались более полувека назад. В те времена никто и помыслить не мог о глубоком бурении. Наш уважаемый ученый в своих предположениях исходил из тогдашней практики и был по-своему прав.

В спор вмешался начальник геологического отдела Щекочихин — плотный мужчина с грубыми чертами лица и трубным голосом. Он явно хотел смутить Казыбека, но неожиданно для себя помог ему своим вопросом:

— На чем основано ваше предположение, что под сводом Ревнюхинской свиты, в южном ее крыле, остались неоткрытые зоны?

— За последние пятнадцать лет разведки в нашем районе ни одна из существующих теорий залегания не оправдалась. Пришлось мне, практику, изобретать свою «теорию»… Смешно? Мне тоже. Но это смех сквозь слезы: руда-то всем нужна сегодня… Излагайте свою версию, только не молчите! Не прячьтесь за чужие идеи, не приведшие к удаче!

Искренность, с которой Казтуганов высказал боль своей души, разоружила многих противников его метода поисков. Геолог возвратился к карте района и обвел указкой площадь на склоне сопки.

— Здесь задолго до нашей экспедиции закладывались скважины. Керны тех лет содержат пусть слабую, но отчетливую минерализацию.

Щекочихин прогудел прямо перед собою, скорбно покачивая мясистым носом:

— О моих скважинах речь! Убил миллионы средств и потерял два года! Куда только ни совались мы там, а ушли несолоно хлебавши! Поверьте, молодой друг: вас ждет то же разочарование! Зачем же надеяться на урожай, где не посеяно?

— А мое предложение: не кропать там-сям, как вы тогда поступали, а проверить весь район метр за метром. Пройти не две-три и не пять скважин, а двадцать! На всю глубину.

— Эк, ты, братец, замахнулся! — выкрикнул уязвленный иронией Казтуганова Щекочихин.

Казыбек видел: этого не сдвинешь с избранных им удобных позиций. Упрям, будто валун на дороге!

Актасский геолог, невзирая на язвительные реплики, продолжал излагать свои доводы в пользу бурения на Совиной сопке. Четверть века назад разведотряд, руководимый Щекочихиным, наткнулся в тех местах на толщи сланцев. На это не обратили внимания. Почему? Разве сланцы не примета близкой руды?

Казыбек видел, как лица участников совета при известии о сланцах посерьезнели. И все же никто из сомневающихся и тех, кто интуитивно верил молодому геологу, не поднялся с места, не поддержал Казыбека. Против смелого поисковика работали его запальчивость и небольшой к тому времени опыт. Никто из умудренных годами аксакалов не решился делать ставку на необъезженного скакуна. Именно таким выглядел тогда на заседании Казтуганов. Коллеги разошлись, не приняв проект актасской экспедиции, что означало крах его надежд.

Лежа на жесткой койке в коммунальной гостинице и покусывая губы от досады, геолог мысленно продолжал спор со своими недоброжелателями, обвиняя их в трусости. Он был готов к продолжению спора.

«Ваша позиция, коллеги, не ясна! — упрекал он действительных и мнимых врагов проекта. — Кануло в Лету время, когда руду можно было обнаружить по рыхлой земле возле сурочьих нор. Именно так были открыты карагандинское месторождение и джезказганское. Пора нам свое ремесло ставить на научную основу. Клады нынешних дней придется искать в поте лица и тратить на каждый из них целые годы. Любая находка будущего обойдется втридорога, а то и в десять раз окажется накладнее предыдущих. К таким потерям надо готовиться уже сейчас. Миллионы впустую? Как бы не так! Основательно разведанный район — это точный ответ на любые вопросы завтрашнего дня: что земля накопила, за какой добычей сюда придут наши потомки через сто и двести лет! Пора отнестись к земле и ее недрам по-хозяйски и не довольствоваться на этот счет пользой только для себя, для одного-двух поколений.

Не исключено: мой нынешний проект с виду совсем неэкономичен. Вы его не поняли и не приняли. Вы, коллеги, оказались правыми. Но это правота вчерашнего дня, как и те методы, которые обеспечивали заводы сырьем лишь до поры. Правда, приведшая в тупик, это не вся правда! Не верите мне — ищите сами! Предлагайте, ошибайтесь, рискуйте, но не заслоняйтесь теориями, обеспечивающими вас обывательским благополучием, не больше. Чем спокойнее чувствует себя наука, тем тревожнее живется в сем мире простому человеку, рабочему… А ведь ему кормить мир и защищать страну в бою, оберегать людей от всяческих иных бед.