4

Геологическое объединение рудного края одно из крупных в системе республиканского министерства. Ему подчинено более десяти разведочных экспедиций. В любой из них по семь-восемь сотен, другой раз и за тысячу рабочих и специалистов. Это крупное хозяйство со своими поисковыми партиями, мастерскими, складами, кернохранилищами, парком машин, лабораториями.

Экспедиции заняты не только поиском нужного сырья. Они снабжены научными кадрами, ведущими различные тематические работы. Главное для них — обнаружение полезных ископаемых для нынешних и будущих рудников, чтобы обеспечить заводы приличными запасами на обозримое время.

В Ускене нашла себе место центральная химическая лаборатория для ускорения анализов проб. Там же свой архив, геологические фонды и вспомогательные отделы, без чего не может существовать единый сложный организм разведки. И все эти многочисленные службы, научный аппарат, техника, вплоть до любого отряда в поле, все без исключения люди ходят под рукой Ильяса Мурзаевича. Они вошли в объединение еще тогда, когда разрозненные прежде по отраслям местные геологические службы обрели единого хозяина. А ведь до чего доходило: сколько министерств — столько и разведочных контор, как они тогда назывались. И от каждой конторы своя изыскательская партия. Нащупывают в земле кто уголь, кто известь для отделки зданий, кто полиметаллы. Бывало, на одну сопку за лето взгромоздятся три независимых друг от друга ведомства и каждое разбивает свой бивуак, вгоняет в землю бур, удовлетворяясь лишь тем, что ему нужно. Все прочее для занятых своими нуждами людей не имеет цены. Сколько средств вылетело в трубу напрасно! А ведь за один заход на эту сопку можно выявить все, что в ней припасено природой.

С тех пор минуло три десятка лет. Созданные на новой основе совместные экспедиции набрали силу, а геологические объединения стали подлинными распорядителями закрепленных за ними территорий. Сюда стекались сотни людей, обнаруживших призвание к поиску, здесь вызревали настоящие асы своего дела. И возглавлять легион специалистов полагалось человеку с чутьем натренированной ищейки, имеющей особый «нюх» на всякие сюрпризы, на которые горазда ревнивая ко всякому старанию на ней мать-земля.

Ильяс Кудайбергенов был бессменным главой поисковиков рудного края треть столетия. Он мог движением руки, едва заметным жестом или взглядом прервать речь подчиненного, росчерком пера решить судьбу человека или всей экспедиции. Ему было дано право распределять фонды, делить между организациями технику и средства. Прощал грехи, погашал долги, представлял к награде, оделял квартирами. Постепенно у него завязались крепкие связи среди министерских работников и в партийных органах. Практически он не знал отказа, куда бы ни толкнулся со своими затеями. Оправданием всему была руда, без нее нет дыхания заводам с тысячами и десятками тысяч рабочих.

В кругу друзей Ильяс хвастался: «А что мне министры? На моем веку их сколько перебывало? Министры уходят и приходят, а мне нужно печам что-то в глотку совать, ублажать горняков и металлургов. Все бегут с протянутой рукой к Кудайбергенову… А я вот он, перед вами. Потому как дело свое знаю… Землю вижу насквозь, со всеми потрохами. Кому по шеям досталось за грехи, а Ильяс без единого выговора ходит, всегда в чести у начальства».

Приближенные Ильяса в последнее время замечали: много бахвальства в устах генерального. Старческое? Ничто так не проверяет каждого из нас, как время. И самый ловкий пловец устает в конце концов, выбивается из сил, если не видно берега. Успехи коллектива можно по неосторожности приписать себе одному. Но в поисковом деле конечный результат зависит не от красноречия руководителя, а от смекалки тех, кто упорно вгрызается в неподатливые пласты. В республике имелись и другие разведочные объединения. Оттуда иногда доносился ропот: «Если бы мы искали в таком богатом краю, как рудный, небось не отстали бы с находками от передовиков!» Ильяс злорадствовал над ними: «Такие разговоры — удел бездарей и неудачников».

Не на одном лишь бахвальстве Кудайбергенова держалась его слава. Семь потов сгонял с подчиненных и сам умывался соленой влагой, когда припекало сверху и снизу, а нелегкий свой возок тянул, старался. Изрядно поднаторел в своем ремесле за годы правления вверенным ему объединением. Были удачи, были… Десять тысяч рабочих и специалистов, считай, дивизия. Без знания тактики и стратегии такую массу людей к победе не приведешь. Здесь даже командирская дикция имеет значение: каким голосом подашь команду, так ее и выполнят. Ильяс Кудайбергенов обладал всеми этими качествами и мыслил масштабно, в соответствии с призванием.

Когда закончился их телефонный разговор с секретарем по промышленности, Ильяс Мурзаевич, слегка взволнованный нежданным вторжением в его сферы, прошелся, потирая руки, по кабинету, задумался. В голове его шел процесс осмысления того, что он услышал от Актаева. Внезапно генеральный остановился возле стола, заваленного бумагами, и расхохотался.

То была радость человека, довольного исходом поединка с вероятным противником. От удовольствия Ильяс поглаживал лицо, щеки, подбородок. Кстати, щекастое лицо генерального было всегда гладким, лоснящимся, будто надутым изнутри.

«Бедный Жаксыбеков! Каким бы хитрым ты ни оказался, на этот раз я тебя посажу в калошу. Если не сделаю этого, я — не Кудайбергенов! — Руководителя геологов так и распирало от ощущения превосходства. — Лишь бы нам потрафило счастье в разведке Шокпара! Да, если нам удастся подтвердить предполагаемые запасы именно там, хваленый Актас останется с носом. Ты у меня, Жаксыбеков, перестанешь выставляться успехами своих рудников! Захиреет твой образцовый городок. Более выгодные промыслы заставят горняков покинуть Актас. Не зря ты сам тревожился на конференции о будущем района! А Шокпар переплюнет все былые залежи, вместе с ними и твою славу, жаксыбековский Актас! Горняки первыми побегут из оскудевшего рудами пристанища. Их приютит новый город. Запросишься и ты на новое место, Жаксыбеков! Ко мне придешь с протянутой рукой. Кому осваивать добычу сырья в районе открытых залежей, без меня пока не решали. Хотел бы я видеть твое смиренное лицо и виновато опущенные глаза! Я человек сговорчивый, глядишь, и позволю… Но тебе придется прорубаться через дремучую тайгу, одолевать горы, строить дорогу, тянуть линию электропередачи… И на новом месте будешь начинать с палаток и сборных деревянных домишек. А там потребуется обогатительная фабрика, многое другое. Хотел бы я стоять рядом с тобой и услышать, что ты скажешь обо мне, когда доберешься до первой тонны руды. В Шокпаре твое «Давай, давай!» не сработает. Нужно поворочать мозгами, поваляться на больничной койке от нервного истощения. А пока — кричи, сколько влезет, на весь свет труби, доказывай, что я плохо ищу сырье… Не тебе знать, Жаксыбеков, что хорошо, а что плохо в геологии. Не тебе давать оценку Кудайбергенову».

Приступ злорадства на этом не кончился, хотя Ильяс уже дал себе команду не исходить блажью по поводу неудачи другого человека.

«Пусть его! — осаживал себя Ильяс Мурзаевич. — Не будем мстительными. Нужно уметь прощать людям слабости… Шокпар еще не покорился, оттуда идут лишь первые обнадеживающие пробы. Но то, что известно лишь Ильясу… известно лишь ему!»

Шеф геологов нажал кнопку селектора, пробасил:

— Таир, быстро ко мне.

Главный геолог объединения Таир Шибынтаев — человек в возрасте, ему за пятьдесят, но мужчина подвижный в ходу, с суетливым движением рук и глаз. Главное его достоинство — исполнительность. О чем бы ни распорядился Ильяс Мурзаевич, для главного — закон.

— По территории объединения, говорят, прогуливается незваный гость, — проговорил директор, глядя на Шибынтаева вприщур.

— Вы, наверное, о Викторе Николаевиче, — проявил готовность главный геолог, подавшись навстречу шефу. — Да, он здесь, больше недели, как приехал. Но к нам пока не спешит, осваивается, — Таир Унисьянович хмыкнул. — Пляж посещает… Встает рано и тут же на берег реки с полотенцем. Если день солнечный, не прочь понежиться на песке… Ясное дело, не догадывается, что ходит под окнами моей квартиры. Меру, правда, знает. Днем сидит в гостиничном номере. Трудно сказать, чем занимается.