Матросы нахмурились.

На палубах брига и корвета можно было разгля­деть людей, не спеша заканчивающих утреннюю убор­ку. Флагов еще не было ни на одном корабле.

– Нет, ребята, – уверенно сказал Удалов, – это нам подмога подошла. Гляди, все тихо да мирно. Ни пальбы, ни тревоги. Ишь паруса сушат. Наши ко­рабли.

– А салюта почему не слыхать было? – с сомне­нием сказал Усов.

– Эвона! – засмеялся Удалов. – Из-за сопки не доносит, звук стороной идет. Намедни, как мы за кир­пичом ходили, на «Авроре» артиллерийское ученье бы­ло, а мы не слыхали...

– И то... – кивнул головой Усов, не отрывая своих маленьких глаз от эскадры, которая действительно имела мирный вид. – Однако надо круга дать, – ска­зал старик, отводя румпель. – Не ровен час, непри­ятель.

– Дядя Усов, идем прямо! Охота взглянуть по­ближе – может, новости какие узнаем, дядя Усов, – улыбаясь, попросил Удалов.

– Я те не дядя, а господин боцман! – обрезал его старик. – И непрошеными соваться нечего, как раз под беду попадешь.

– Да нет, видать, верно наши. Вон, гляди, с рус­леней[88] рыбу удят. – Бледных указал на корвет, где действительно несколько человек удили, ловко выхва­тывая из воды сверкающую, как солнечный зайчик, рыбу.

Всем четверым это мирное занятие показалось на столько неестественным для неприятеля, пришедшего штурмовать крепость, что они переглянулись с облегченной улыбкой.

– А что будет? – вкрадчиво сказал Удатов. – Пройдем кабельтовых в трех, если наши – подойдем, а если чего другое – мы завсегда под парусом убежим, пока они спустят шлюпки.

– Да нет, какой неприятель, наши это! – уверенно сказал Попов.

Усов, не глядя на товарищей, потянул румпель на себя, и суденышко легло на прежний курс. Все четве­ро молча смотрели на приближающиеся корабли.

Там, видно, заметили бот. На палубе брига и кор­вета, стоящего чуть поодаль, поднялось движение.

– Братцы, – упавшим голосом сказал Бледных, – матросы-то одеты не по-нашему!

– Ворочай обратно, дядя Усов! – крикнул Удалов, хватаясь за шкот.

Старик быстро переложил руль, парус зашумел, бот, перевалившись на другой борт, стал описывать дугу по гладкой воде. На бриге и корвете поспешно опускали шлюпки. У борта брига, поднимаясь к реям, всплыло белое облачко, гулкий гром прокатился по глади залива, и ядро, не долетев, взбросило в воздух зеленовато-белый столб воды.

– Садись по веслам, ребята! – Усов озабоченно взглянул на парус, заполаскивающий под неверны­ми порывами утреннего ветра.

Матросы кинулись по банкам, длинные весла вспе­нили воду, но перегруженный бот почти не прибавил ходу. Между тем четыре шлюпки и баркас, полные вооруженных людей, отвалили от брига и корвета. Мерно и сильно взмахивали весла, легкие судна за­метно приближались. Бледных, Удалов и Попов на­валивались на весла, но неприятельские шлюпки настигали. Старый боцман бросил руль, поднялся на ноги, опустив широкие плечи, снял с себя бескозырку и низко наклонил седую голову.

– Простите, братцы! – хрипло сказал он. – По­губил я вас за ништо, старый дурак!

– Навались, навались, может, уйдем, – задыха­ясь, сказал Удалов.

– Где там! – Попов бросил весла и махнул рукой.

Старый боцман перекрестился, надел бескозырку и молча стал прикидывать на руке кирпич.

– Господин боцман, – неверными губами пробор­мотал Попов, – сдаваться надо. Его ить сила, а мы безоружные... Подушит, как котят...

– А присягу ты принимал? – спросил с усмешкой чуть побледневший Удалов, беря в каждую руку по кирпичу.

– Встретим их, ребята, по-флотоки! – сказал Усов, становясь лицом к врагу и повернув к товари­щам широкую спину в черном бушлате.

Неприятельские шлюпки шли, как на гонках.

Впереди летела шестерка с брига. На носу стоял с ружьем наперевес здоровенный смуглый парень с красной повязкой на черных кудрях и два матроса в бескозырках с алыми помпонами. Шлюпкой правил стоя сухопарый лейтенант с узким желтым лицом. Придерживая ногами румпель и пригнувшись вперед, покачиваясь в такт толчкам весел, он, подняв дулом кверху пистолет, кричал звонким голосом:

–Ne tirez pas, mes braves! Ne tirez pas! Il faut les prendre vivants![89].

– Ca va, mon lieutenant![90] – отвечал матрос с красной повязкой на голове.

Шлюпка, лихо разворачиваясь, подходила вдоль борта.

– Вот мы их и подшибем, – сквозь зубы сказал Усов, и с силой пущенный кирпич, загудев, полетел в голову черноволосому.

К счастью для него, кирпич только вскользь задел его по черепу. Но сила удара была такова, что моряк, выронив ружье, без звука кувырнулся в бот.

– A, vieux chameau![91] – закричал лейтенант и вы­стрелил в боцмана.

Пуля оторвала кусок уха, седые бакенбарды ста­рика залились кровью.

– Вот тебе за дядю! – И кирпич, брошенный Удаловым, угодил прямо в грудь лейтенанту.

Ноги его мелькнули в воздухе, раздался всплеск/ Двое гребцов сейчас же бросились за ним в воду, остальные прыгнули в закачавшийся бот. Там вспых­нула жаркая, неравная рукопашная схватка. Удалов, боцман и Бледных, выпустив свои «заряды», отчаянно дрались кулаками, но силы были слишком не равны. Одна за другой подваливали шлюпки, и скоро все чет­веро русских моряков были связаны, спеленаты, как младенцы, и положены на дно двух шлюпок с брига «Obligado». Бот взяли на буксир, и флотилия пошла к кораблям. Мокрый лейтенант, воинский пыл которого после купанья значительно остыл, правил шлюпкой, где лежали Удалов и Усов с залитым кровью лицом. Но и победители, однако, почти все были покрыты си­няками, а двое прополаскивали разбитые зубы мор­ской водой.

Удалов, лежа на дне, отдышавшись после схват­ки, сосредоточенно уставился на курчавого смуглого матроса, на красной повязке которого темными пятнами проступала кровь. Болезненно морща красивое лицо, он то и дело смачивал голову водой.

– Мусью, а мусью! – обратился к нему Удалов.

– Oui? – вежливо обернулся тот.

– Как угощенье-то, по вкусу ли? – озабоченно спросил Удалов, кивая подбородком на его голову. Тот недоумевающе поднял брови.

– Бламанже-то, бламанже рюс, са ва? Бьен? – усмехаясь, продолжал Удалов. – Закусон, значит, как оно, бьен?

– C'est ca?[92] – догадался француз, указывая на свою рану. – Merci, vous кtes bien aimable. Je me suis regalй de votre bonne chйre. Etes vous content pour votre part?[93]

И, добродушно смеясь, француз указал на затек­ший глаз Удалова.

Тот фыркнул.

– Дя, а дя! – давясь смехом, повернул Удалов го­лову к боцману. – А ведь понял! Здорово я могу по-ихнему? Понял ведь! Угостили, говорит, мерси, рыгале от вашего угощенья напало, а?.. Обходительный народ!

– Да побойсь ты бога, ирод! – прохрипел ста­рик. – Везут его, как свинью связанную, а он смешки строит.

3

Русских моряков привезли на бриг и, развязав, отвели в каюту. Там их заперли и к дверям приста­вили часовых. В тесной каюте было темно, иллюмина­тор был закрыт по-штормовому.

– Чего с нами сделают, господин боцман? – роб­ко, шепелявя, спросил Попов. В свалке ему выбили два зуба.

– Чего бог даст, заячья твоя душа, – отвечал старик.

Попов виновато опустил глаза и покраснел.

– Так ить его сила, а мы безоружные, – пробор­мотал он снова.

– Вот что, ребята! – внушительно сказал боц­ман. – Что бы там ни было, присягу не забывать! Ежели насчет крепости и прочего спрос начнут, отве­чать всем в одно: служили, мол, на дальнем кордоне и знать ничего не знаем. Только-де знаем, что боль­шой силы сикурс должен в Петропавловск подойти. Понятно?

– Понятно. Не подкачаем, дядя Усов, – за всех отвечал Удалов.

– То-то, понятно, шалопут! Счастье твое, что те­бе неприятель рожу поуродовал, а то всыпал бы я тебе за «дядю».

– Я ведь шутейно, – сказал Удалов и фыркнул. – Оно и вас, господин боцман, бог счастьем не обо­шел, – не удержался он.

Боцман сердито нахмурил брови, но в это время дверь в каюту отворилась и вошли офицер и два матроса. Судя по бинтам, ящику с медикаментами, та­зу и кувшину с водой, это был врач. Он перевязал Усова, дал примочек остальным.