Катя».

«Охотск, 28 июня.

Добрая тетя!

Если бы вы знали, как я довольна, что мы добра­лись наконец до Охотска. С тех пор как я вам писа­ла из Аллах-Юна, я, несмотря на все предосторож­ности и всеобщие заботы обо мне, была очень больна и до сих пор чувствую себя еще слабой.

Мой муж очень занят. Он еще не решил, на каком корабле мы поплывем в Аян. Кроме того, ему нужно выбрать 50 матросов и казаков из Охотска. Они по­следуют за нами в Петровск со своими семьями.

Так как мой муж желает выбрать самых лучших из этих людей, то, разумеется, сделать это нелегко... Нужно о стольких вещах подумать и предугадать вся­кие случайности. Мой муж распоряжается обо всем и осматривает сам даже столярный инструмент: на нем лежит большая ответственность. Он думает об этом день и ночь, и заботы эти отнимают у него сон и аппетит. Он весь поглощен той мыслью, чтобы ни­чего не упустить такого, что послужило бы в пользу будущей колонии, ее благосостоянию и сохранило бы здоровье всех тех, которых он увозит с собой к неве­домым еще местам у устья реки Амура.

Еще несколько слов, друзья мои. Мы поплывем на «Байкале». Не правда ли, как странно, что первый корабль, который я увидела в своей жизни, был именно тот, которым мой муж командовал во время его чудных открытий? Мы надеемся отплыть завтра, если ветер будет попутный. Я сделала несколько по­купок в Охотске; между прочим, купила красивую мебель гостиной за довольно сходную цену...»

Геннадий Иванович был немного смущен покуп­кою. Что они будут делать с этой мебелью в пустын­ном, диком краю, в тесной избушке из сырого леса? Но Екатерина Ивановна так счастлива была своей ролью самостоятельной хозяйки, что Невельской не стал ее разочаровывать.

В Охотске Невельского ждали неприятности. Транспорт из Петровского зимовья должен был прий­ти с началом навигации, но не пришел, хотя Орлову даны были самые точные инструкции на этот счет.

Относительно Петровского зимовья уже с зимы ходили дурные слухи, и отсутствие «Охотска», каза­лось, подтверждало их. Известий непосредственно от Орлова, исполнительного и пунктуального служаки, не приходило. Невельской очень тревожился.

В Аяне определенно говорили, что зимовье раз­граблено, а гарнизон истреблен. Нельзя было терять времени. В Аянском порту, кроме транспорта «Бай­кал», на котором Невельской с командой и материа­лами должен был идти в Петровское, стоял корабль компании «Шелехов». Это был барк (трехмачтовое мореходное судно), груженный припасами и снаряже­нием для русских владений в Америке. В ближайшие дни он отплывал в Ситху.

Невельской созвал на совет офицеров Охотского порта и кораблей. Решено было отправить «Шелехова» вместе с «Байкалом» в Петровское в качестве подкрепления.

Кроме команды этих кораблей, в распоряжении Невельского были зимовщики – члены экспедиции: лейтенант Бошняк, штурман Воронин, доктор Орлов, топограф и 30 человек матросов и казаков. Из них пятеро везли с собой семьи.

Лейтенант Николай Константинович Бошняк – энергичный двадцатидвухлетний юноша – очень нра­вился Геннадию Ивановичу. Бошняк горел желанием скорее очутиться на Амуре и все силы, всю жизнь посвятить подвигам во славу родины. А пока он дель­но помогал Геннадию Ивановичу в его сборах.

Когда все было готово, корабли отплыли в залив Счастья.

Переход до Петровского был совершен быстро и без приключений. Но уже совсем невдалеке от места назначения на море вдруг опустился густой туман, наступила ночь, и оба судна из предосторожности стали на якорь.

Утро пришло туманное, серое, «мрачность» обле­гала горизонт. Ветра почти не было, и суда медленно двигались к входу в залив Счастья. Серое, непривет­ливое море лениво катило некрупную зыбь. Сквозь обрывки тумана виднелись пустынные низкие берега. Внезапно «Байкал» наскочил на песчаный риф. Был отлив, и корабль находился в опасном положении. «Шелехов» медленно двигался на помощь.

Трижды стреляли из пушек в надежде, что в Пе­тровском услышат и придут на помощь, но ответа не было. Между тем волны прибивали «Байкал» к под­водному камню. Опасность все возрастала. На «Шелехове» вдруг возникла тревожная суета. В трюме от­крылась течь, вода прибывала с угрожающей быстро­той. Помпы не успевали откачивать ее, и «Шелехов» заметно погружался в море.

Невельской направил судно к мели. На палубе женщины и дети с воплями метались в разные сто­роны. Здесь же матросы равняли бочонки с порохом и спешно выносили из трюмов груз. Офицеры и казаки работали у помп. Екатерина Ивановна пробовала успокоить женщин, но никто не слушал ее. Невель­ской приказал спускать шлюпки, чтобы перевезти женщин и детей на «Байкал». Между тем благоприят­ный ветер – на берег – и близость мели позволили команде спасти судно. «Шелехов», скрипя грузным корпусом с полощущими парусами, наскочил на мель. Вода уже достигала русленей. Ветер, усиливаясь, свистел в снастях, и волны шли прямо через палубу. Из Петровского не отвечали на выстрелы с тонущего судна.

Женщин и детей стали ссаживать в шлюпки. Ека­терина Ивановна на просьбы офицеров покинуть ко­рабль отвечала, что она жена командира и сойдет последней. Все время она держалась мужественно и твердо. Глядя на нее, никто не мог бы сказать, что она испытывает страх. И только уже в шлюпке, когда волны сорвали с палубы красивую мебель, которую она впервые в жизни купила самостоятельно, Екате­рина Ивановна не выдержала и заплакала. Лейтенант Бошняк, управлявший лодкой, стал успокаивать ее, но она, улыбаясь сквозь слезы, указала рукой на мелькающие в волнах ножки новеньких кресел и уве­рила его, что плачет не от страха.

Женщин и детей оставили на «Байкале», а осталь­ные работали, спасая груз с полузатонувшего «Шелехова».

На следующее утро ветер стих и туман рассеялся. Гиляки, собравшиеся на «кошке», с готовностью по­могали выйти на берег потерпевшим крушение и дали знать в Петровское, где все оказалось благополучно. Оттуда пришли две шлюпки. «Байкал» с приливом снялся с мели. Все слухи о несчастье в Петровском оказались ложными, а на сигнал о бедствии (пушеч­ные выстрелы) ответа не было потому, что транспор­ты сели на мель в 10 милях от зимовья. Вследствие тумана они спустились к югу ниже, чем было нужно.

Женщин и детей на баркасе переправили в Пе­тровское. Вслед за баркасом на быстроходном вель­боте Невельской сам повез жену.

Между грядою рифов и мысом – окончанием песчаной «кошки» – на отмелом входе в гавань Счастья волны Охотского моря рушились пенистыми гребнями.

– И всегда-то тут ходят буруны, – мрачно бурк­нул загребной матрос.

Екатерина Ивановна с тревогой следила, как тя­желый баркас, ныряя и взлетая на грозные гребни, пересекает опасную полосу. Баркас прошел благопо­лучно, за ним стрелою пронесся вельбот. Наконец и спокойные, как в озере, воды гавани Счастья. Екате­рина Ивановна, забыв только что пережитое ощуще­ние опасности, жадно оглядывала местность, где су­ждено ей было провести, быть может, долгие годы.

Песчаная «кошка» шириною в километр огражда­ла с севера тихие воды озера-бухты. К югу виднелись низменные острова, а за ними гористый берег мате­рика.

Вельбот обогнал баркас и ходко шел вдоль косы.

Среди мелкого, чахлого кустарника выглянуло не­сколько бревенчатых домиков.

Неподалеку несколько неуклюжих гиляцких юрт. На берегу сидели кучкой гиляки, одетые в собачьи шкуры мехом вверх. Несколько матросов ожидали приближения вельбота. Вдоль берега бегали и лаяли гиляцкие псы.

Картина была не из веселых.

Оставив Екатерину Ивановну устраиваться в Пе­тровском с помощью жены штурмана Орлова, Не­вельской занялся спасением и разгрузкой барка, сев­шего на мель.

Тридцатого июля в море показалось судно. Еще издали по изяществу обвода и шахматной клетке пу­шечных портов вдоль борта, по ходу и всей «повадке» Невельской узнал военное судно. С тревогой поднял он к глазам подзорную трубу и увидел андреевский флаг. Это был русский корвет «Оливуца», пришедший из Кронштадта, чтобы нести крейсерскую службу на Тихом океане.