Часть вторая. НОВОЕ УЧЕНИЕ НА СТАРЫЙ ЛАД
Вы говорите мне: «За гробом ты найдешь
Вино и сладкий мед. И нежных гурий». Что ж,
Тем лучше! Но сейчас мне кубок поднесите:
Дороже тысячи в кредит - наличный грош...
... Он думал, что больше уже никогда не попадет в проклятый Исфахан! Но вновь перед ним - та же дорога на запад, в Рей, и оттуда, через Кум, на юг.
Зачем он нужен Мохамеду?..
Битва между султанами, как всегда между кровными братьями, была жестокой до беспощадности, до исступленной резни. Баркъярук потерпел поражение и уехал в Мекку. Мохамед остался в столице и потребовал к себе Омара Хайяма.
«О боже! Когда вы оставите меня в покое? Ну, меня-то, - ладно, я человек терпеливый. Когда вы оставите в покое эту великую несчастную страну?»
Басар, вновь оказавшийся на степной дороге, - Омар не мог его оставить дома одного, - дико носился по каменным россыпям и придорожным зарослям. Не упуская, однако, из виду хозяина. Которому, поймав в предгорной лощине, принес, похваляясь, зайца.
Дом пришлось заколотить. Омар уплатил квартальному миршабу, начальнику ночной стражи, десять золотых, чтобы тот присматривал за его жильем.
Приехали за ним, как в последний раз, когда Санджар посетил Нишапур, воины-тюрки, но Ораза средь них уже не было...
- Жутко стало жить в Исфахане, - рассказывал тюрк-порученец, передавший Омару повеление Мохамеда прибыть в столицу, - он вместе со старым Оразом гостил в тот раз у поэта и потому знал его. - В городе кишат исмаилиты. Один слепой выходил к вечеру с палкой на улицу и умолял прохожих: «Да помилует бог того, кто возьмет слепого за руку и доведет до двери его дома».
- И что же?
- Улица была узкой и темной, и дом слепого находился в самом ее конце. Когда кто-нибудь приводил его к дому, какие-то люди втаскивали беднягу во двор и кидали в глубокий колодец. Много людей так пропало за несколько месяцев. Как-то раз возле этого дома остановилась нищая старуха. Она услышала стон и произнесла нараспев:
«Дай бог здоровья больному!»
Вышли какие-то люди. Они, видно, подумали, что она все поняла, и хотели втащить ее в дом. Женщина испугалась и убежала. На перекрестке она рассказала: «У такого-то дома я слышала стон, и его обитатели хотели меня схватить».
Собралась толпа. Вошли силой в дом, обыскали все углы и закоулки, обнаружили ход к сардобе - подземному водоему. И что ты думаешь?..
Омар не раз замечал у людей недалеких: вступая с ним в разговор, они, зная, кто он такой, непременно старались его огорошить: мол, я тоже не прост! Мы с тобой - на равных...
Огорошил и этот:
- Горожане нашли в хранилище для воды человек пятьсот пропавших. Большинство было убито, иных распяли на стене, двое-трое еще умирали. Слух об этом разнесся по городу. Каждый нашел среди жертв знакомого, друга или родственника. Весь Исфахан стонал! Слепого, его жену и помощников сожгли на базаре...
Он победно взглянул на Омара.
- Эта нищенка, - усмехнулся Омар недоверчиво, - шустрая старушенция! Убежать от хашишинов - не всякому это под силу.
- Так говорят, - сказал враждебно сопровождающий.
- Ну, они - наговорят...
- Раз говорят, значит, правда! - Воин смертельно обиделся на Омара - за то, что он, его выслушав, не упал, потрясенный, с лошади. Вот так и вызываешь у людей к себе неприязнь...
- Что ж, допустим. И эти полтысячи трупов несколько месяцев лежали в сардобе целехонькими, не портясь при знаменитой исфаханской жаре? - продолжал безжалостный Омар. - Не отравили воду в колодце? И запах от них не разнесся по всему кварталу? Их по запаху сразу б нашли. Удивительная история...
- Может, ты сам хашишин? - обозлился сопровождающий.
- А как же, - устало вздохнул Омар. - Я правнук «шейха горы». Хотя, «говорят», - подчеркнул он дурацкое слово, - он моложе меня. Лет на пять. Но для таких, как ты, это не имеет значения. Верно?..
Поэт, не выносивший насилия во всех его видах, отнюдь не питал к хашишинам пристрастия. И не был склонен ни выгораживать их, ни чернить перед кем-то. Он хотел достоверно знать, что же они собой представляют, разобраться в причинах их злодеяний.
А слухи - это слухи. Математик не может строить на них логический вывод. Вывод же для себя Омар сделать хотел. Что происходит в этой славной, древней стране с богатейшей историей?
«Я здесь рожден, ел хлеб этой земли, пил ее воду и немало труда вложил в нее, - почему, не спросясь меня, всякие там проходимцы вытворяют на ней, что взбредет в горячую голову?
Сколько бы я ни топорщился, не так уж я безразличен к судьбе этой страны. И шумлю, уж если вникнуть поглубже, разве не ради нее? Родина - мать, да, но если мать, по несчастью, забывает о всяких приличиях, разве грех о них напомнить? Боготворить ее слепо - ей же во вред. У дурных матерей - дурные дети.
Если рушится дом, человек, который в нем живет, должен знать, отчего. Чтобы подставить опорный столб под нужную балку. Ведь балка валится не куда-то, а прямо ему на голову...»
До сих пор ему было все недосуг заняться вплотную сектой Хасана Сабаха. Он понимал, что вызов к султану как-то связан с исмаилитами. И ловил по дороге каждое слово о них.
В том же году исмаилиты зарезали сепахсалара Сарзана, - главного начальника тюркских войск, и Сакардже - наместника Дехестана...
И - завертелось!
В Гиляне убит умеренный шиитский проповедник Хади Кия Алави.
В Рее убит учетчик поступлений в казну Абу-Амид.
В Казвине - судья Искандер Суфи. Там же - бывший исмаилит Сарлебари Фармати, порвавший с кровавой сектой.
Убит судья Абдаллах Исфахани...
Не дай бог, скоро весь Иран превратится в колодец, заваленный трупами.
Визирь Сад аль-Мульк Аби рад Омару, как родному. Он, конечно, не суетится, не мечется, - раз приложился плечом к плечу, похлопал по спине и отступил, одобрительно поглядывая и довольно посмеиваясь.
- Нам так не хватало вас! - сказал он поэту в высшей степени дружелюбно, усадив его рядом с собой. - Запутались мы в клубке разных вероучений и множества их течений.
- Я в этих делах человек посторонний. Разве мало у нас ученых богословов? - Он горько усмехнулся. Пока дела у них идут хорошо, знать не хотят Омара Хайяма. Чуть хвост прищемит - бегут к нему...
- Много! Но они - пристрастны. Возьмем, к примеру, барана. Его любимое растение - повилика. Ставь перед ним шашлык, куропаток, фазанов, редкую рыбу - он отвернется от них, недовольный. И, если б мог говорить, отозвался об этих яствах как о чем-то несъедобном и даже - отвратительном. Нет для него ничего вкуснее сочной повилики! О достоинствах тех блюд он судить не в состоянии. Вы же...
- Человек всеядный, - подсказал Омар. - Как свинья и медведь.
- Ну, зачем же так грубо, друг мой! Вы человек беспристрастный. Без предрассудков. Вы способны взглянуть на события как бы сверху, свежими глазами, и найти для них точное объяснение.
- Когда-то это ставилось мне в вину.
- Времена изменились, друг мой.
- Времена! - гневно вскричал Омар. - Время - это что? Эпоха или шлюха, которая каждый час меняет свой наряд и то улыбается человеку, то плюет на него? Я - не изменился. И ничем вам помочь не смогу.
- Пусть учитель простит, если я сказал что-нибудь не так. Ему следует поговорить с государем...
Омар никогда не страдал слезливой чувствительностью, но тут у него увлажнились глаза. Вот за этой дверью, в библиотеке, составлял он новый календарь. В этой келье к нему приставала царица Туркан-Хатун. Было много встреч, не всегда тягостных, иногда и радостных.
Здесь его судили. Тут, у этих дверей, из-за бархатной завесы, сочувственно смотрела на поэта, приговоренного к смерти, дворцовая девчонка Хадиче. Та, что затем умерла от оспы...