- Да покарает его аллах! - произнес весьма к месту визирь.

- Даже здесь, в Исфахане, от них проходу не стало! Знаешь, до чего дошло? - Мохамед оглянулся на визиря и сделал Омару знак подвинуться к нему поближе. - Разделились по кварталам, сбегаются толпами и похищают людей. Был какой-то слепой. В его доме на циновке сидела женщина, а под циновкой находился колодец, где обнаружили сорок убитых. Если кто не вернулся домой в положенный час, значит, он стал жертвой исмаилитов. Вот что творится у нас...

Но сей негодяй, - султан схватил визиря за курчавую черную бороду, прохваченную, как инеем, по краям сединой, - твердит, что все это - нелепые слухи!

Почему ты не очистишь город от них? - дернул он визиря за бороду.

Может, ты сам исмаилит? - встряхнул он визиря за бороду.

Может, не зря шейх Шараф уль-ислам Садреддин подозревает тебя в злых умыслах? - терзал он, совсем невменяемый, визиря за бороду.

Телохранитель, огромный степняк с угрюмым лицом, безмолвно сидел тут же, в углу, и бесстрастно наблюдал за происходящим. Будто его тут нет. Но если б визирь шевельнул хоть пальцем в свою защиту, или Омар сдвинулся с места, чтобы ему помочь, тюрк мгновенно поразил бы их кривым мечом, который держал обнаженным на своих коленях...

Султан захрипел, отпустил визиря, упал на подушки. Его сизая бритая голова беспомощно свесилась с тахты.

- Пусть спит, - сказал визирь, все так же добродушно посмеиваясь. - Идемте, друг мой...

- Куда вы, учитель? - очнулся султан и приподнялся на локте. - Не уходите. Вы будете жить здесь, со мной.

«Вот повезло! - восхитился Омар. - Хоть от счастья рыдай. Во весь голос...»

- Если б государь дозволил, я бы пошел покормить свою собаку, - кивнул Омар смиренно на жирные кости на скатерти.

- А! У тебя есть с-собака? - пробормотал султан, вновь роняя голову. - У меня их м-много. Но я им не верю... Не верю! - вскинулся юный правитель и вновь потянулся к бороде визиря. Но проворный придворный успел юркнуть за дверь. - Я верю т-тебе... Ты теперь мой надим - друг, советчик и ox-хранитель. Ты м-мой верный пес...

Омар отшатнулся, вскинул руки к груди, будто желая отбросить тяжелый камень оскорбления. В глазах его смутно белело открытое горло султана.

Оно будто само просилось, чтобы его перегрыз Басар. Телохранитель только и успеет, что оглянуться.

Эх! Если б не «Книга печали»...

Омар, испугавшись себя, подавил искушение, от которого у него самого на душе сделалось мерзко, нашел в прихожей щербатую старую миску: «Можно?» Ополоснул ее водой из кувшина, сложил кости, украдкой добавив кус мяса, - и вынес Басару.

Тот, как всегда, не спеша, с благородным видом, деликатно, подошел к миске и выжидательно взглянул на хозяина.

- Отойдем, - предложил поэт. - Стеснительный пес. Не ест при посторонних...

Визирь задумчиво оглаживал растрепанную бороду. Ему, конечно, было больно, но визирь улыбался.

- Как вы нашли молодого султана? - спросил он с обычным тихим весельем.

- Государь... не совсем здоров, - ответил поэт осторожно. - У него... излишне горячий темперамент. Надо бы делать ему кровопускание.

Визирь долго молчал.

- Это мысль! - согласился он наконец безмятежно. И сказал вдруг раздельно и веско: - Давно пора пустить ему кровь. Не так ли? - вскинул он на Омара честные наивные глаза...

Поэт отступил и застыл, раскрыв рот от изумления. Что происходит в этой несчастной стране? Вышел телохранитель. Кивок назад, через плечо: «Зовет государь».

«О боже! - подумал Омар с тоской. - Напрасно хулят человека, который сторонится людей и не лезет в толпу. Один ты всегда знаешь, чего хочешь и что будешь делать. Но стоит возле тебя оказаться другому человеку, ты уже не свободен в своих поступках и должен подлаживаться к нему - волей или неволей. Он чего-то ждет от тебя. Отчаянно уповая на твои какие-то возможности. Которых, увы, нет и не известно, когда они будут.

Ладно б, если это служило доброму делу. Нет, чаще ты, сам того не желая или даже не зная, способствуешь дурному. Или, хуже того, тебе совершенно ненужному, неинтересному. К которому ты не имеешь никакого касательства. Когда в этой дурацкой стране усвоят такое понятие, как уважение к человеку, к его образу мыслей?»

Омар фыркнул. Это понятие применительно к данной стране ему самому показалось до смешного невероятным.

- Идемте, - позвал он визиря с собой. - Я человек здесь новый, с порядками не знаком, и в случае чего...

Султан не мог поднять головы.

- Худо мне, учитель, - прошептал он еле слышно. - Помогите! Вы - лекарь...

- Государь! - встревожился Омар Хайям. - Вам нужно сейчас же, немедля, сделать кровопускание.

- Полегчает? - голос у тюрка тоненький, слабый.

- Непременно.

- Делайте...

Визирь, устроившись в сторонке, чтобы не мешать, внимательно следил, как Омар вынимает из своей переметной сумы черный ящик, достает из него толстый шнур, вату, медную чашу, ланцет.

Похоже, он что-то прикидывал в своем хитром уме. Впрочем, кто его знает...

- Заверни его величеству рукав, - приказал Омар телохранителю. - И налей в большой кубок чистого вина... Теперь посторонись, не загораживай окно.

Телохранитель, сделав что требовалось, послушно от ступил и замер, судорожно вцепившись в рукоять меча. Он видел кровь. Много крови. И не раз пускал ее сам. Но его кривое острое «приспособление» никому никогда не улучшало здоровья. Хотя и меч и ланцет - из одной и той же хорошо закаленной стали.

Омар протер толстую руку султана ватой с вином, ополоснул в кубке ланцет и сделал надрез. В медную чашу потекла плотной струйкой черная кровь...

Лицо султана постепенно светлело.

- Не слишком ли много? - спросил телохранитель сдавленным голосом.

- Это дурная кровь. Не бойся.

Омар наполнил емкую чашу, отставил ее и перехватил руку султана выше надреза толстым мягким шнуром. Протер ранку ватой с вином. Дело несложное, скучное.

- Пусть подсохнет...

Султан открыл глаза, улыбнулся:

- В голове прояснилось! Хоть сейчас - на коня...

- Нет, государю следует полежать.

- Пить хочу. Можно чашу вина?

- Можно. И нужно.

Султан жадно выпил полную чашу вина, с любовью взглянул на Омара.

- Учитель однажды спас меня от смерти. Когда я оспой болел. И вот - опять. Век не забуду...

- Государь благороден - и благодарен, - подтвердил визирь с неизменным своим тихим весельем.

- Вот ваша хворь, - показал Омар султану медную чашу с быстро загустевшей кровью. - Кровь у вас слишком вязкая. Если государь расположен выслушать мой совет, ему бы следовало не реже одного раза в месяц ее понемногу спускать. Не окажусь я под рукой - с этим делом отлично справится ваш брадобрей.

- Так просто? Учту, - сказал бледный султан.

У визиря на миг сверкнули глаза. Он, похоже, тоже это учел...

Ранка затянулась. Омар снял шнур.

- Ох, хорошо! - вздыхал Мохамед с облегчением. - Сам аллах надоумил меня вызвать вас в Исфахан...

Омар до сих пор не забыл, как обставлен был этот «вызов». Чуть ли не руки ему скрутили.

- Скажите, сколько дармоедов крутится возле меня, - султан исподлобья взглянул на визиря, - но никому из них в голову не пришло облегчить мои страдания. Учитель, я вас никогда не отпущу от себя. О, если б вы помогли мне избавиться от хвори, именуемой Хасаном Сабахом!

- Он - может, - угодливо сказал визирь. - Он все может! Ибо велик умом и умением.

- О государь! - вздохнул Омар. - Вы ради этого дела оказали мне высокую честь, назвав надимом, то есть личным советчиком, другом и охранителем. Но, как вы понимаете, человек немолодой, да еще с больной рукой, не способен рыскать в трущобах Исфахана, ловить исмаилитов и рубить им головы. Мое оружие, как справедливо изволил заметить ваш верный слуга Сад аль-Мульк, - поклонился он с усмешкой визирю, - мой ум.

- Именно он мне и нужен, ваш ум, - кивнул государь.

- Чтобы давать советы по какому-либо делу, надо это дело знать досконально. Но что я знаю о Хасане Сабахе и его исмаилитах? Ничего, кроме слухов. Известных вам не хуже, чем мне. Даже лучше, ибо вы - в гуще событий.