Изменить стиль страницы

Это была проза Гражданской войны, которую скрывать не стоит. Пьянство добровольцев носило отпечаток психологического надрыва. Перенапряжение человеческих сил в боях, которые шли днем и ночью, требовало расслабления. Сказывались постоянные марш-броски, постоянное хождение в штыковые атаки, постоянная гибель вокруг тебя товарищей и однополчан. Такое ломало самые психически сильные личности.

Такое явление среди «дроздов» наблюдалось и в станице Песчаноокопской, которую заняла раньше всех дивизионная кавалерия, находившаяся в резерве. Один из мемуаристов вспоминал:

«Каждое утро, когда эскадрон просыпался, на подводах посылалась на свиной остров (то есть на местную свиноферму. — А. Ш.) компания охотников, которая и привозила двух-трех убитых свиней.

Затем ввиду близости завода барона Штенгеля начиналось ежедневное повторение армавирской программы: завтраки переходили в обеды и ужины непрерывной чередой, а ночью по пустынным улицам Песчаноокопской среди темных, мрачно молчаливых домов скакали бешеные пары и тройки, в одиночку и целыми поездами, пугая мирных домовых старообрядческих хат смехом, пением и стрельбой в воздух, — это эскадроны ездили друг к другу в гости…»

Нужно сказать, что полковнику Дроздовскому не сразу удалось сладить со своими расходившимися кавалеристами, на которых стояние в резерве подействовало таким образом. Отрезвляюще оценили не угрозы командира дивизии, а попытки красных овладеть переправой.

…На рассвете 13 сентября к дроздовцам подошло подкрепление — сводный отряд марковцев полковника Н. С. Тимановского в полторы тысячи человек. Решительный тактик Тимановский не зря считался среди корниловцев одним из лучших полковых командиров. Он уже в полдень атаковал красных перед Армавиром и сбил их с занимаемой позиции.

Этот успех можно было развить, но Дроздовский приказал частям своей дивизии в этот бой не вступать, пообещав своим добровольцам двухдневный отдых.

Но на следующий день он получил повторный приказ генерал-лейтенанта А. И. Деникина: «3-й дивизии вернуть Армавир».

Полковник Дроздовский ответил главнокомандующему без всяких на то промедлений: «Противник в превосходящих силах защищается. Дивизия несет большие потери. Подтягиваю резервы и перехожу в решительную атаку».

Деникину, как свидетельствуют очевидцы, такой ответ понравился. Он даже заметил начальнику армейского штаба генералу Романовскому:

— Вот донесение воина.

На что уязвленный такими словами самолюбивый Романовский не преминул ответить:

— Посмотрим, как скоро полковник Дроздовский вернет оставленный им без приказа город…

Это замечание немало обеспокоило главнокомандующего Деникина. 14 сентября он лично прибыл в расположение 3-й дивизии. Но та уже воевала, совместно с Марковским полком Тимановского атаковав Армавир с северо-западного направления. В тех атаках белые успеха не добились: красные защищали город упорно и удачно благодаря тому, что из Михайловской группы (от станицы Михайловской) они постоянно получали поддержку.

В армейском штабе этого не видели. Зато Дроздовский почувствовал это, как говорится, «на собственной шкуре». Поэтому при встрече прибывшего главнокомандующего он сразу же развернул перед ним оперативную карту с многочисленными пометками своих штабистов. Разговор сразу же начался с дела.

— Антон Иванович, смотрите: вот Армавир, а вот Михайловская группа большевиков. Связь между ними надежная и под нашим ударом быть пока не может.

— Михаил Гордеевич, вы считаете, что резервы к красным идут из Михайловской группы?

— Вне всякого сомнения. Вот показания пленных.

— Хорошо. Значит, вы считаете, что Армавир нам не вернуть без ликвидации Михайловской группы.

— Вне всякого сомнения, Антон Иванович. Сейчас наши атаки на Армавир бесцельны, только людей зря теряем.

— Пожалуй, я с вашими доводами согласен, Михаил Гордеевич.

— Значит, мне можно связаться с Тимановским.

— Да Вам и ему мой приказ: атаки города прекратить. Удар 16-го нанести совместно с 1-й конной дивизией во фланг и тыл Михайловской группе большевиков.

— Есть передать ваш приказ генералу Врангелю…

…17 сентября белые не штурмовали Армавир. Однако в советских источниках о Гражданской войне говорится, что красногвардейцы в этот день полностью разгромили ворвавшиеся в город два деникинских офицерских полка.

Таковыми 17 сентября могли быть только Марковский Офицерский полк и 2-й Офицерский полк 3-й дивизии. В действительности они сражались на другом участке фронта под Армавиром «Дрозды», к примеру, вели огневой бой у станицы Михайловской…

3-я дивизия вышла на позицию 1-й конной дивизии генерала Врангеля вечером 17 сентября. Здесь Дроздовский проявил самоуправство, наказуемое на фронте. Вопреки полученному лично от главнокомандующего приказу, он заменил конную дивизию, то есть спешенных кавалеристов, на позиции своей пехотой — офицерским и солдатским полками.

На следующий день, 18 сентября, дроздовцы в одиночку атаковали станицу Михайловскую. Желание командира 3-й дивизии своими силами, в одиночку, разбить Михайловскую группу красных едва не закончилось для него плачевным поражением Сорокинцы ответили сильным контрударом, благо имели весомое численное превосходство, и стали теснить белых. По атакующим цепям красногвардейцев неслись крики:

— Бей белых гадов! Бей!..

Причина была не только в этом Артиллерия дроздовской дивизии в тот день молчала из-за отсутствия снарядов, тогда как батареи красных получили, по сути дела, возможность безнаказанно вести губительный орудийный огонь, совершенно не опасаясь контрбатарейной дуэли с профессионально выученными офицерскими расчетами неприятеля.

Наступавшие на станицу Михайловскую цепи белогвардейцев сперва откатились на исходные позиции. Красные не только продолжили натиск, но и усилили его. В итоге 3-я дивизия добровольцев отступила к станице Петропавловской. Батареи «дроздов» продолжали молчать…

…Полковник Дроздовский был вызван к главнокомандующему. Деникин пощадил его самолюбие, проведя разговор с глазу на глаз, хотя тон высказываний старшего был необычно резок.

— Михаил Гордеевич, вы получили мой приказ действовать против красных в Михайловской совместно с конной дивизией?

— Получил, ваше превосходительство.

— Тогда объясните мне, почему вы атаковали станицу самостоятельно, без поддержки генерала Врангеля?

— Мои стрелки лучше подготовлены для атаки в пешем строю, чем конница.

— Согласен. Но кавалерия способна развить успех пехоты, зайти противнику в тылы, ударить по его флангам. Вас этому учили в академии, а на фронте генерал Щербачев?

— Так точно. Учился и в академии, и на фронте.

— Вы знали, что дивизионная артиллерия расстреляла под Армавиром последние снаряды?

— Знал, Антон Иванович.

— Барон Врангель вам говорил, что его конная батарея небольшой запас снарядов имела?

— Так точно, я об этом знал.

— Тогда только лично вы виноваты в том, что ваша пехота пошла на Михайловскую без мало-мальской артиллерийской поддержки.

— Я этой вины за собой не отрицаю.

— Отрицать — это одно. А кто за бездарно погибших ответит?

— Командир дивизии. То есть лично я.

— Вам пора понять, Михаил Гордеевич, что самовольство на войне недопустимо. И каждый раз при желании его такие действия оплачиваются кровью и срывом поставленных свыше задач.

— Если я виноват, то прошу наказать меня, Антон Иванович.

— Это уже мальчишество, Дроздовский. В следующем невыполнении приказа главнокомандующего вам придется расстаться с вашей дивизией и занять менее ответственный пост.

— Расстаться с моей дивизией, которую я привел сюда из Румынии?!

— Именно так. Вы сегодня в армии, а не в белых партизанах…

…Стерпеть такой реальной угрозы Дроздовский, при всем своем самолюбии, конечно, не смог. Одно дело — снять его с комдива, другое дело — отобрать у него из подчинения скинтейских бойцов. Конфликт получался нешуточный. А притушил его не кто иной, как генерал Романовский. Он не случайно любил повторять фразу: «Ряды нашей армии должны быть едины».