Бухин сделал виноватое лицо, и Катерине стало его жалко.

– Я уже договорилась сегодня вечером с ней встретиться, – поспешила заверить она напарника.

– Катька, ты чистое золото!! – завопил он.

– Третий этаж, – подсказала Кате вахтерша, внимательно изучив ее удостоверение. За Катиной спиной в общежитие спокойно проходил всякий люд, не предъявляя никаких документов, и ей стало немного обидно. Откуда-то сверху доносились заунывные звуки, которые она сначала приняла за упражнения, – здание-то все же консерваторское.

Вахтерша скорбно поджала губы:

– Похороны у нас…

Кате сказали, что Женя Богомолец отправилась на вечеринку. Очевидно, перепутали. Ну что ж… Если она потратила время и добралась-таки сюда, не уходить же из-за того, что где-то в глубине похороны! И, может быть, Богомолец совсем не там.

На третьем этаже звуки усилились, по лестнице вверх валом валил народ. Катерина вошла в коридор, и… Медленно, уныло, шаркая ногами, сопровождаемая скорбной музыкой духовых, гулкими сотрясениями огромного барабана и лязгом тарелок, прямо на нее двигалась печальная процессия. Впереди, заливаясь слезами, шла девчушка в черной косыночке, держа в руках что-то маленькое. Когда она поравнялась с Катей, та с удивлением увидела крохотный гробик, в котором покоился… хомячок. Девчушка неподдельно – а может, и поддельно, кто их, артистов, разберет! – рыдала. Следом, повесив головы, шли обитатели общаги. В руках провожающие хомяка в последний путь несли: белую крысу в маленькой клетке – вполне живую, двух волнистых попугайчиков и еще какую-то птичку, Кате незнакомую. Прошествовал кот с печально повисшими ушами, за котом – золотая рыбка в банке, с удивленными глазами и разевающая рот точно под музыку…

– Родные и близкие покойного, – прокомментировал кто-то рядом.

Процессия втянулась на лестницу и стала спускаться вниз.

– Простите, как мне найти Евгению Богомолец? – запоздало спросила кого-то Катя.

– А вот хомяка сейчас во дворе похороним и все на поминки пойдем, – весело заверил ее кто-то. – И Женька Богомолец там будет. Она свою рыбку с другом проститься понесла.

Дым стоял коромыслом. В огромной комнате – репетиционной, как объяснили Кате, были накрыты столы. Народу собралось множество. Очевидно, у хомяка было полным-полно родственников и друзей.

Опрашивать девушку в такой обстановке было совершенно невозможно. Катя сидела рядом с Женей Богомолец и только успевала вертеть во все стороны головой. Сначала застолье достойно помянуло почившего хомяка, но очень быстро студенческое разгуляево приняло другой оборот – за столами слышались взрывы смеха, стихи, интересные разговоры… Словом, Катя немного растерялась.

– У вас домашних животных всегда так хоронят? – спросила она певицу.

– Ой, Кать, конечно нет!

Они с Богомолец сразу перешли на «ты», и вообще, Женя Богомолец ей понравилась. Симпатичная, смешливая, с яркими лукавыми черными глазами, певица производила впечатление человека открытого и искреннего.

– Это у нас вроде капустника, – пояснила она. – У ребят учебный год закончился – нужно же было как-то отметить! А тут такой прекрасный случай подвернулся – хомяк умер. Ну, хозяйка хомяка любила, конечно. И хомячка с почестями провели, и посидим все вместе теперь… Я, когда училась, постоянно в общагу к своим бегала, и сейчас еще друзей полно. – Женя замахала рукой, приветствуя кого-то.

– Смотри, вон ребята с театрального, – продолжила она, указывая Кате на живописную группу. – Актеры, режиссеры, сценаристы. Журналюги будущие тоже с ними. Они с котом пришли. Красивый кот, правда? Вислоухий…

– А театралы что, тоже в консерватории учатся? – поинтересовалась Катя.

– Нет, эти из «кулька». Хорошие ребята, компанейские. С ними весело будет. А вон и балетные, и массовики-затейники… А это вот наши сидят, по центру – с оперного, и народники, и музыканты. Ты никуда не спешишь? Ты сиди, у нас интересно, сама увидишь…

Что будет интересно, Катя не сомневалась.

Присутствующие выпили за удачное окончание курса. Сначала шампанского, потом водочки. Ударил джаз-банд. Запела певица глубоким голосом с хрипотцой. Быстро составились пары. Балетные девочки выделывали такие па, что Катя позавидовала белой завистью, – вот бы научиться так танцевать! Живая музыка, шампанское сделали свое дело – Катя расслабилась, и Женю Богомолец кто-то умыкнул у нее из-под носа. Она сначала подождала немного – вдруг пропажу вернут? – а потом встала и отправилась на экскурсию по залу.

– …я ему показываю – ты смотри, дурак, чего ты наделал! Ты мне синяк вчера насадил! А он мне – ты же Тоска, ты что, забыла? Я же тебя ревную, дура!.. Сам дурак набитый, так в роль входить…

– …я тебе говорю, у него точно мания величия! У него в гримерке знаешь, что стоит?

– Ой, у него и в гримерке, и не в гримерке, и везде стоит!..

– …хомяка жалко-то как! Я вот думаю – тушканчика, может, теперь завести? Или лучше кролика ангорского, ты как считаешь?

– …он нам говорит – вы должны порхать, как папильоны, а у вас – слоновник какой-то. Сцена дрожит. А я ему – вы посмотрите на балерин прошлого. У них и ножки были, и попка, и все. Вот, Матильда Кшесинская, например…

– Ну, ты загнула! Меньше жрать надо, а то – Матильда Кшесинская. Третий кусок хлеба умяла… Тебя уже краном поднимать надо! Вчера взялся – грыжу нажил.

– Слушай, я сейчас обижусь и уйду…

– Ну давайте еще за хомяка!

– …я смотрю на себя – матерь Божья и все святые! – что она со мной сделала! Это же не грим, это кошмар какой-то…

– Ну и сказала бы, чтобы переделала!

– Да я и сказала, а она – ни в какую. Это мое ви́дение образа, говорит. Что я, драться с ней буду, что ли?

– Шаляпин, между прочим, бил своих гримеров!

– Так то Шаляпин!

– …консерватория это тебе дать не может…

– Правда, что Савицкий будет «Катерину Измайлову» ставить?

– Уже ставит…

– …в средние века в опере пели либо женщины, либо кастраты!

– Я тебе скажу, кастратов и сейчас хватает!..

– …Вивальди первый ввел в симфонический оркестр духовые…

– Театр, театр… Да все театр! Ты вот никогда не задумывался, что религия – это тот же театр? Весь церковный год – это суть театральное представление…

Этот разговор Кате показался интересным, и она остановила свое кружение по залу, ненавязчиво прислушиваясь к собеседникам.

– Каждый год включает в себя все: от рождения Христа до его смерти и воскресения. И каждый праздник – это отдельная мистерия…

– Согласен. А что все – театр, это ты загнул!

– Да ты просто не смотришь вокруг! Ты посмотри! Быт в панельных домах – это же не просто театр! Это сверхтеатр! Это авангард! Скудость декораций, упрощенность чувств, альтернативный язык…

– Это мат, что ли?

– А, вот ты где… – Женя Богомолец улыбалась Кате. – Пошли, я обещала ребятам показать прекрасную сыщицу.

Катю пригласили на танец. Мальчик с актерского отделения танцевал и не сводил с нее влюбленных глаз. Было это игрой или она действительно ему понравилась, Катя так никогда и не узнала. Она распрощалась с ним, хотя он настаивал на продолжении, и снова отправилась искать певицу. Тусовка показалась ей до крайности занимательной, но нужно же было поговорить с Богомолец, иначе зачем она сюда явилась?

С певицей она неожиданно столкнулась в туалете. Женя Богомолец мылила руки, мыла их, потом снова мылила, смывала пену, нюхала…

– У меня такая чувствительность к запахам, – пожаловалась она Кате. – Особенно когда выпью. Дернуло меня нарвать хомяку этих цветочков!.. Ну, знаешь, таких маленьких, желтеньких… Гусиный лук называются, кажется…

Катя тоже в детстве рвала эти невзрачные цветочки, которые густо высыпали среди травы.

– Главное, они такие соразмерные! Хомяк маленький, и гробик маленький, и цветочки должны быть маленькие… Запах у них отвратительный! Знаешь, у меня этот запах ассоциируется с тюрьмой…

Катя ужасно удивилась: