Разумеется, в Америке есть лица, которые пытаются бороться с разрастанием притонов, закамуфлированных под респектабельные заведения. Они прекрасно осознают, что плейбой-клабы, как, впрочем, и сам журнал, старательно уводят молодежь в атмосферу вседозволенности. Но тягаться с ними им явно не по силам.

Однажды некий Бернард О'Коннел, нью-йоркский городской комиссар по выдаче лицензий, отказал Хефнеру в разрешении на открытие очередного плейбой- клаба. Хозяин империи незамедлительно подал на строптивого полицейского в суд штата и, разумеется, дело выиграл. Притон на Бродвее был открыт, а Бернарду О'Коннелу было строго указано на... превышение власти! По-другому и не могло быть. Выступление против плейбой-клабов рассматривалось как покушение на святая святых — на свободную инициативу.

Миф о преуспевании плейбой-клабов и в целом империи «Плейбоя» усиленно поддерживается и самим «властителем дум» и средствами массовой коммуникации Запада. Немало слов потрачено «Плейбоем» и на создание мифа о том, как хорошо и дружно, безо всяких проблем, дрязг и скандалов живут те девушки, которым посчастливилось попасть в число избранниц Хефнера.

Однако на самом деле для «банниз» — реальных, живых! — служащих империи «Плейбоя» — жизнь отнюдь не представляется розовой сказочкой. Одно дело — разрекламированная во всех журналах судьба Мэри Уоррэн, любимой «банни» Хью Хефнера, которая всегда и всюду появлялась рядом с шефом, попивая, как и он, его любимую пепси-колу и заедая ее жареной кукурузой; она действительно сумела скопить капиталец и прожить так, как ей хотелось. Или судьба другой «банни» — Сары Лоундс, которая смогла выйти замуж (правда,

Король безнравственности _3.jpg

Стареющий плейбой прощается со своей возлюбленной. «Прости, дорогая,— говорит он,— из-за инфляции я больше не могу позволить себе вести такой образ жизни, к которому мы с тобой привыкли».

ненадолго) за кумира американской молодежи, джазового певца Боба Дилана. Некоторые «банниз» сумели, благодаря плейбой-клабам, стать модельершами или пристроиться в Голливуде. Но таких девушек — единицы.

Совсем иное дело — судьба большинства «банниз».

Что остается им? Утомительная работа по ночам под присмотром управляющего клубом, боязнь того, что кроличий хвостик, не дай бог, запачкается. «Банниз» не имеют права плохо выглядеть, уставать, перепутать какой-то напиток... За любое отклонение от постулатов инструкции девушки серьезно караются. Практически они не имеют права — ни при каких обстоятельствах, пока работают у Хефнера — обзаводиться семьей.

Так что, если отбросить весь этот ореол псевдокрасивой и беззаботной жизни, остается правда: «банниз» — обычные девушки, зарабатывающие свой нелегкий хлеб в сфере развлечений. Им приходится зачастую прибегать к отнюдь не эфемерным, а вполне реальным методам борьбы за свои права, вплоть до забастовок, хотя подобное поведение, возможно, не совсем гармонирует с их беззащитным кроличьим нарядом.

...Кролик как символ «Плейбоя», милый кролик, ставший, по мнению американской прессы, «одним из наиболее известных символов торговых корпораций в США», сопровождал истого плейбоя все время. На всем, что плейбой носил, читал, видел или слушал, чем пользовался в быту или за стенами дома, красовался все тот же фирменный знак. Костюмы свои он шил только в ателье под названием «Плейбой модэл эдженси», шел смотреть кино в «Плейбой-театр», слушать музыку — в «Плейбой-диско», если что-нибудь и читал, то это была продукция, выпущенная издательством «Плейбой-пресс».

Когда вечерами он встречался с девушкой, она как две капли воды была похожа на тех, чьи фотографии он видел в «Плейбое». И если бы хоть на миг можно было узнать его мысли, они наверняка были бы проштампованы: «Проверено «Плейбоем».

«В моем деле я — король!»

Итак, в истории Вселенной наступил тот памятный момент, о котором журналист Том Уолф с иронией написал: «В центре нашего (читай: капиталистического.— Я. Б.) мира находится Хью Хефнер. Центр его вращающейся кровати — центр мира». Элегантный особняк в Чикаго, прозванный «новым вариантом рая», «диснейлэндом для взрослых», щедро дарил многочисленные удовольствия плейбоям высшего полета. Деньги на их угощение и развлечения Хефнер не жалел. Он и тут все предусмотрел: стиль жизни обитателей особняка стал не только живой рекламой предприятия Хефнера, не только своеобразной витриной сладкой жизни, но и эталоном для плейбоев.

Что же касается плейбоев высшего полета, они просиживали в барах с роскошными блондинками и брюнетками, как будто вот-вот сошедшими со страниц журнала. Эти красотки входят в штат дома, как обслуживающий персонал, получают соответствующее жалованье; в дни приемов плейбои ходят в кинотеатры, где на свой вкус могут выбрать любую из новых кинокартин, купаются в подземных бассейнах с гротами, выполненными в старинном стиле, танцуют и слушают музыку в дискотеках, пьют изысканные напитки в многочисленных барах...

Да, не такой человек Хью Хефнер, чтобы просто так выбрасывать на ветер большие деньги. Эти люди, как правило, представители верхушки американского общества, нужны издателю. Они создают ореол респектабельности хозяину особняка. С ними запросто — в своем кругу — можно решить все проблемы, заручиться необходимой поддержкой. Насытившись щедростью Хефнера, они разнесут по миру миф о нем. Этот миф станет неотъемлемой частью американского образа жизни.

Подумать только, как все просто: стоит только пожелать, и каждый (каждый!) может стать богатым и преуспевающим (а значит, и уважаемым) членом истеблишмента.

Владелец особняка и журнала вовсю похваляется своей мощью. Власть денег развращает личность, способствует потере чувства реальности. И вот уже Хефнер небрежно роняет слова, а услужливые репортеры разносят по всему миру его сентенции самодовольства и бахвальства: «В мире нет большего дельца, чем я»,

«В моем деле я — король», «Пока я жив, «Плейбой» останется лучшим журналом в мире», «Во Вселенной нет еще и не будет никогда редактора, талантливее и умнее меня»...

Я! Я! Я! Он поразительно уверен в своих силах. В начале 70-х годов, когда тираж журнала достиг наивысшей черты, Хефнер за 150 долларов предлагал пожизненную подписку на «Плейбой»!

Список желающих взять у Хефнера хотя бы маленькое интервью, а то и просто увидеть кумира рос день ото дня. Не было ни минуты покоя у директора по общественным связям «Плейбоя» Хельмута Лорха. Только за одну неделю Хефнер беседовал с корреспондентами американского журнала «Тайм» и немецкого еженедельника «Шпигель», французского издания «Ле нуво Кандид» и английской газеты «Таймс»... Его голос звучал по Би-Би-Си, по «Голосу Америки» и другим радиостанциям.

И борзописцы, расхваливая на все лады «Плейбой» и лично Хефнера, старались вовсю. Американский журнал «Ньюсуик» величает его не иначе как «уважаемый всеми (!) главный импресарио секса в стране». Другое издание США — «Тайм», посвящая весь номер «Плейбою», называет Хефнера, чей портрет украшает первую страницу еженедельника, не иначе как «босс империи радости». «Тайм» не нарадуется: «Жизнь Хефнера — это осуществленная мальчишеская мечта. У него есть одно дело — получать удовольствия. Стремительные машины и собственные самолеты, закрытые бассейны и фантастические, прямо-таки неземные девушки, которых можно считать на дюжины...» Рядом фотография «Боинга-707» — «самого дорогого частного самолета в Америке».

Эстафету восхваления Хефнера подхватывает французский журнал «Экспресс»: «Хефнер — настоящий король волшебного царства». Справочник «Каррент байографи» утверждает, что «Плейбой» — «самая удачная издательская акция середины XX века в Соединенных Штатах, да, пожалуй, и во всем мире».

В лучшие годы «Плейбоя» многочисленные подробности из жизни Хефнера и обитателей его обширной империи обязательно появлялись в колонках светских новостей многочисленных буржуазных изданий. Покровители и почитатели «Плейбоя» всерьез, на протяжении многих лет — без тени юмора — предлагают выдвинуть — и выдвигали! — Хефнера на Нобелевскую премию мира, как «пророка нового образа жизни».