Спускаюсь по обрыву к воде. На солнцепеке у муравейника краснеет земляника. На

песке отпечатки перепончатых лап. Эге! здесь бывает и другой рыболов, – это выдра

наследила.

Разматываю поплавочную удочку. На крючок насаживаю сразу трех червяков, – так

заманчивей для рыбы, и забрасываю в прозрачный поток. Приманку помчало за поворот.

Мгновенно потонул поплавок, повело его под водой. Подсекаю. Так и взыграла рыбина!

Выбрасываю... пустой крючок. Ловко! Это скорей всего форель. Она умеет чисто снять

червяка.

Где же она? Осторожно заглядываю под берег. В подмыве на дне лежит обломок доски.

Не иначе как здесь. Ладно, пусть успокоится, не уйдет.

Иду вверх по течению. Вода падает с переката в яму и кружится. У того берега коряжина,

а под ней темнеет глубина. Возможно, достану туда! Распускаю всю жилковую леску,

нанизываю червяков, делаю из-за куста плавный взмах длинным удилищем, и крючок с

насадкой – у коряги. Из-под нее дугой вывернулась рыба, рванула и исчезла. Опять неудача!

Даже не накололась, а червяки сорваны.

Сразу, пожалуй, не повторит хватку, а всё же попробую. Вновь мечу в то же место, и

задергалась, заметалась пойманная форель. Леска так и режет воду... Рыба норовит под

корягу. Не уйдешь! Выбрасываю форель на берег. Она падает и срывается с крючка, бьется,

прыгает к воде. Подскакиваю к ней. В спешке задеваю банку с червяками, она летит в речку.

Хватаю и еле удерживаю скользкую рыбу – красивую, плотную, желтоватую, с красными и

темными пятнами по бокам. Недаром зовут её пеструшкой..

Слышу всплески. Хариус сыграл. Скрытно подбираюсь. Забрасываю кузнечика, –

расправив крылышки, он планирует с крючком к воде. Подхватываю хариуса. Серебристая

рыба с черными пятнами на спине. Высокий спинной плавник к хвосту загнут; если сложить

его – он чуть не достает до жирового плавника. Такой же плавник и у форели. Это

особенность всего семейства хариусовых.

Следы говорят _22.jpg

У камня, на самом дне потока, вижу окуней. Забросил червяка – не берут. Рыба пятится,

и вдруг, как по команде, вся стайка исчезает в прозрачной воде.

Вспомнил о первой форели. Раз сорвалась на червяка, надо обмануть её другой насадкой.

Иду в поле. Среди трав пестрят цветы: красный и белый клевер, ромашка, колокольчики,

иван-да-марья; гудят шмели, пчёлы. Всюду цинкают кузнечики. Ищу их. Мне нужны

небольшие, а попадаются крупные – зеленые. Поднимаю голову и замираю. Под уклоном,

шагах в сорока, – красный лисовин. Занимается тем же, чем и я, – ловит жирных кузнечиков.

Увлекся так, что даже не озирается. Смотрю, что будет дальше, благо ветерок на меня. А лис

переступит раз-два, спугнет скачка и наблюдает, куда тот сядет. Заметит, где кузнечик, – уши

вперед, весь вытянется – раз лапой, и накроет. Для верности и второй прихлопнет. Да так

ловко, просто залюбуешься. Потом сунет морду в лапы и жует. Всё-таки спохватился лисовин

– обернулся, взметнул хвостом и умчался.

Возвращаюсь к речке. Налаживаю удочку. Забрасываю к повороту, где сорвалась форель.

Может быть, на кузнечика соблазнится... Он шевелит ножками, пытается скакать по воде...

Не выдержала – схватила приманку, и назад. Поздно, – обманул...

Веселая ловля! Но требует осторожности и ловкости.

А главное – сам не стой на виду. Закидывай против течения: рыба туда стоит головой.

Иначе толку не будет.

Следы говорят _23.jpg

НА БАХЧЕ

Солнце так и печет. А сторожу колхозной бахчи жара нипочем. Под желтой соломенной

шляпой темнеет в кайме белой бороды загорелое, в морщинах лицо проворного и сухонького

Лукича. Ему бы на печке лежать, а у него всё заботы. Уже с конца зимы хлопочет, говорит

школьникам:

– Погодите, дождемся лета, опять на вольный воздух я выеду. Придете ко мне на бахчу,

такими кавунами угощу – оближетесь!

Вот и дождались. Ходит дед по бахче, любуется.

«Надо отобрать кавуны, какие поспелее, и на колхозный стан отослать. Они там в степи

ещё не пробовали их», – думает Лукич.

Бахча у дедушки загляденье Чего только здесь нет!

Меж узорчатой листвы будто разложены круглые шары арбузов – темнозеленых,

полосатых, больших, маленьких. С толстых плетей вверх тянутся трубчатые стебли под

широкими, как у кувшинок, листьями. Средь их зелени выпячиваются огромные белые

тыквы. К ботве, вроде огуречной, поприцеплялись хвостиками длинные дыни – желтые,

темнобурые, рябые.

Щелкает Лукич по арбузам пальцем, на звук определяет спелость. Зрелую дыню на

взгляд угадаешь: на своей корке она трещинки кажет, – готова, значит. Прикоснись к такой,

сама от хвостика отвалится.

Хороший арбуз чуть тронешь ножом, так и расколется, обнажая красную, сочную,

сладкую мякоть, а рябая дыня, так та даже с треском развалится пополам, – отведайте её,

сахарную! Впрочем, и тыква, ежели её запечь, медовой становится.

Кругом бахчи – лакомство ребят: горох, подсолнухи, мак

Душа радуется у старого, глядя на всю эту благодать.

И вдруг перед Лукичом алеет дырка в арбузе.

– Ах ты паршивец! Опять напакостил. Погоди ж, попадешься мне в руки, оборву я тебе

длинные уши! – ворчит на кого-то дед.

Как тут не браниться? Что ни лучший арбуз, то с погрызом.

Кто же тот «длинноухий», что портит добро?

Будьте покойны, – дед хорошо знает, кто пакостит ему в сумраке ночи! Связал старый две

палки крест-накрест, натянул на них свитку и водрузил чучело на бахче, чтобы остерегались

любители сладких арбузов. Вору надо бы пугаться страшилища с распростертыми руками и

кубышкой вместо головы, а он преспокойно разгрыз арбуз под самым пугалом.

Вот и размышляет старый, что бы ещё такое придумать, чтобы отвадить непрошенного

гостя?

Воюет Лукич с «длинноухим», и невдомек ему, что воришка днем таится в пучке ковыля

вблизи от стариковского жилья. Самое безопасное место!

Случайно наткнулся на него дедушка. Как выскочит из-под ног здоровенный русачина-

заяц, и ну удирать! Дед в ладоши захлопал, жару поддает зайцу:

– Вот я тебе, вору! Держи его!

Скрылся косой на другой загон и попал в беду – наскочил на собаку.

Скачет русак, заложив уши. Вихрем летит за ним борзая. Туго приходится зайцу, не уйти

ему от погони. Заметался из стороны в сторону, а пес настигает, как рулем правит длинным

Следы говорят _24.jpg

хвостом на крутых поворотах. Оттого охотники и называют хвост борзой «правилом».

На короткой угонке пружиной развернулась борзая и сделала сокрушительный бросок,

наметив для удара заячий хвост. Но косой не сплошал, – взял да и припал к земле. Не

встретив точки опоры, собака кубарем полетела через голову. Пока пришла в себя да

выровнялась – умчался заяц далеко вперед, держа путь прямо к бахче. Потянуло его к

привычным кустикам ковыля, где всегда находил он мирный приют.

Окно в избенке Лукича наравне с землей темнеет, показалось оно измученному русаку

спасительным отверстием. Ударился заяц с разбегу в стекло, пробил его и очутился... на

столе. Полетел на пол разрезанный арбуз. Лукич только ахнул, а беглец в испуге махнул под

кровать.

– Попался-таки, плут, в мои руки! Не бойся, не бойся, уши я тебе не оборву. А вот в

плену у меня посидишь, пока бахчу не уберем.

Следы говорят _25.jpg

ЛОСОСЬ

Много у нас водится разных пород лососевых рыб. Славится лосось Каспия, Черного и

Аральского морей, некогда приплывший из Ледовитого океана. Лосось Дальнего Востока –

кета, горбуша – во время нереста несметными косяками запруживает русла рек. В такую пору