…Пятитомник Платона, «Махабхарата», «Исповедь блаженного Августина», сочинения Циолковского, Чижевского, Фромма… Борису пришлось влезть на стул, чтобы достать до самой верхней полки. И вот тут‑то рядом с книгами священника Александра Меня, Библией и Молитвословом он увидел не синий — зелёный еженедельник!.

«Дальтоник проклятый этот Леонид, прах его побери!» — бормотал Борис. Он стоял на стуле, дрожащими руками перелистывал страницы. Увы! Это оказалась всего лишь толстая алфавитная телефонная книжка. Борис хотел было запихнуть её на место, как вдруг до него дошло, что не телефоны здесь записаны, а нечто другое. Это был дневник. Мысли Артура Крамера по поводу каждого, кто занимался у него в группе…

Борис спрыгнул со стула, уселся за стол, раскрыл книжку на букву «Ю». Эта страница была пуста. Тогда он вернулся к началу, открыл страницу с буквой «Б».

«Боря Юрзаев, — нетерпеливо читал он о себе. — Один из самых способных. И все же, если б не получил его в наследство вместе со всей группой, я бы его не взял. В отличие от многих, любящих всю жизнь таскаться по разным кружкам и ничего не делать, это человек действия. Но суетен. Но неизвестно, на что все это ложится. Прекрасный материал. Изуродованный жизнью. Семь лет в тюрьме. После этого вырезан рак щитовидки. Врачи говорят, рано или поздно этот вид рака обязательно возобновляется…

Не понимает: суть не в накоплении знаний. Всё время нацелен ещё что‑то урвать. Чувствуя, что я не все могу ему открыть, думает: «С паршивой овцы хоть шерсти клок». Это его доминанта. Именно это закрывает его. А я испытываю внутреннее раздражение. И таким образом закрываюсь по отношению к нему.

И все‑таки этот человечек, внешне чем‑то похожий на Пушкина, дорог мне, и единственное, что я реально могу сделать, — молиться о нём».

Прочитав всё это, Борис заплакал.

НАСТАВЛЕНИЯ НЕКОЙ КЛАВДИИ ФЕДОРОВНЫ

(Конспект)

Когда увидишь человека, опусти его в своё сердце. Увидишь ауру в цвете, сразу поймёшь, тёмный он или светлый.

* * * * *

Если хочешь что‑то понять, думай об этом. Затем, когда не ожидаешь, вдруг откроется истина. Иногда зримо.

* * * * *

Снимать лишнюю плохую энергию с больных тыльной стороной ладони, винтообразно. Все больные должны дальше сами работать над собой. Иначе рецидивы без конца.

* * * * *

Говорить больному: «Ты лучше выглядишь, лучше». Больных с камнями в почках ещё лучше лечить на расстоянии — дробить камни.

* * * * *

Если открыт центр ладони, значит, открылись все центры до солнечного сплетения, тогда человек может лечить.

* * * * *

Если устал, выдохся, нет сил жить — вспомни родник, родничок, какой когда‑то видел. Не понятие, а конкретный родник! Представь, что стоишь рядом с ним, смотришь на него. И тотчас по ногам снизу вверх побежит добрая энергия Земли. Она восстановит тебя.

* * * * *

Точно так же может лечить своё дерево. У кого берёза, у кого каштан, у кого липа, дуб или осина. Если не можешь подойти к нему, представь его себе, представь, как прислоняешься спиной, всей линией позвоночника к стволу. Когда ощутишь помощь, мысленно поблагодари дерево. Обязательно.

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

Пребывание в городе стало опасным. Артур Крамер убедился в этом вскоре после того, как покинул Ботанический сад.

Шагая под робкой тенью весенних скверов, он поймал себя на том, что в его воображении как бы сама по себе возникла и стойко держится картинка: шампур с дымящимися кусками румяной баранины, переложенной кольцами репчатого лука. Кажется, ноздри уже чувствовали запах этой снеди, сдобренной перцем и уксусом.

В последний приезд, пять лет назад, кое–где в тех же скверах, на углах улиц ещё громоздились котлы с пловом, продавцы переворачивали на жаровнях длинные шампуры с нанизанным мясом.

Утренний зелёный чай на базаре, зелёный чай в Ботаническом — от голода сосало под ложечкой, и Артур решил, сколько бы это теперь ни стоило, подняться в ресторан на крыше гостиницы «Навруз», который всегда славился своими шашлыками.

«Вещей у человека должно быть немного, но все — высшего качества». Это правило он пытался относить и к еде.

Когда Артур свернул с небольшой площади, где зелёные фонтаны плакучих ив идиллически окружали водяной колос фонтана, опадающий в воздухе сверкающими брызгами, он увидел: прорезая гомонящую толпу зевак, от гостиницы отъезжает «Скорая», а у входа стоит патрульный рафик милиции.

Швейцар впустил его, не спросив пропуска. По вестибюлю прогуливались милиционеры с резиновыми дубинками.

Поднимаясь лифтом вместе с двумя пожилыми людьми в тюбетейках, Артур услышал, как один внезапно перешёл на русский, сказал:

— Ничего, хвала Аллаху, пришло время — скоро всех пришлых выгоним!..

Уже и два шампура с вожделеннным шашлыком лежали поперёк блюда, и острый томатный соус стоял рядом в чашечке, а Артур все сидел, прислушиваясь отсюда, с плоской крыши четырнадцатиэтажной гостиницы, к утихающим отзвукам происшествия. Люди за соседними столиками яростно обсуждали случившееся. Скоро стало ясно: только что местные парни ранили одного русского, избили другого, сломали челюсть подвернувшемуся под руку туристу, который оказался поляком.

Хотя Артур не был русским, его с тем же успехом могли избить, сломать челюсть, очутись он возле гостиницы несколькими минутами раньше. И тем не менее он ощущал саднящее чувство вины.

Наконец он принялся было за еду. Но то ли оттого, что шашлык был жёстким, то ли воспоминание о прошлом приезде в эту республику — все это вконец отбило аппетит.

…Внештатный корреспондент центральной газеты в одну из апрельских суббот, утром, он был вовлечён тем самым кинорежиссёром Бобо Махкамбаевым, с которым его познакомил на Шахском озере Стах, в шефскую поездку представителей местных творческих союзов. В ознаменование Дня детской книги длинным кортежем автомашин помчались за двести километров от столицы в знаменитый хлопководческий колхоз, чтобы подарить целую библиотеку местной школе.

Артур и Бобо удостоились чести ехать в белой «Волге» второго секретаря Центрального Комитета, следующей сразу за «мерседесом» ГАИ с вращающейся на его крыше мигалкой.

Как вскоре выяснилось, преуспевающий кинорежиссёр оказался племянником жены этого вальяжного русского барина. Барин, хоть он и звался Вторым, на самом деле был истинным правителем республики, щупальцем спрута, чей мозг находился в Москве, в ЦК КПСС.

«Кстати вы оказались здесь, — приговаривал Второй, — очень кстати. Отразите это мероприятие для всей страны».

По дороге кортеж дважды останавливался. Первый раз — у плотины ГЭС, где творческая интеллигенция выходила из машин полюбоваться индустриальным пейзажем, возникшим на древнем «шёлковом пути» из Китая в Европу; второй — в тенистом ущелье у фермы. Здесь миловидные девушки в национальной одежде подали каждому по большой пиале кефира из верблюжьего молока.

В колхоз прибыли с опозданием на час, когда злое солнце Азии уже висело в зените.

На подметённой пыльной площади перед правлением колхоза недвижно ждали шеренги красногалстучных пионеров. Поодаль, под тенью шатра тянулся накрытый кумачом длинный стол, уставленный вазами фруктов, графинами с гранатовым соком и бутылочками пепси–колы.

Пока гости рассаживались под шатром, шофёры стали выгружать из багажников автомашин привезённые кипы книг. Артур подошёл к отдельному столу, на который всё это складывалось, взял одну книгу, другую… «Бухгалтерский учёт в кролиководческом хозяйстве», «Памятка партизану» издания 1942 года, брошюра «Речи Ш. Рашидова на слётах декхан–хлопкоробов», «Космос для строек коммунизма»…

Сзади неожиданно раздался приглушённый голос:

— Собаки, собрали для детей макулатуру, то, что самим не нужно. Идемте, Артур, хозяин зовёт за стол, просит, чтоб тоже выступили.