Матвейка, словно угадав её мысли, поднялся на крыльцо и постучался.

— Бабушка Матрёна! — позвал он.

Дверь открылась. На пороге появилась маленькая старушка в белом платочке и большом цветастом фартуке. Она заулыбалась Матвейке, как старому знакомому.

— Пришёл, голубчик! Ну, проходи, проходи. Кто же это с тобой? Помощница? Ишь, какая красивенькая, да больно ножки-то грязные!

Ну, глазастая! Всё заметила. Витька постаралась спрятаться за Матвейку.

Старушка поманила Витьку к себе:

— Не беда. Иди сюда, внученька. Помогу твоей беде.

— Иди, — подтолкнул Матвейка. — Баба Мотя враз тебя выстирает. А я пока звёздочки покрашу.

— Я тоже хочу, — сказала Витька, хотя и не поняла, про какие звёздочки говорит Матвейка.

— И ладно, — согласилась старушка — Сымай-ка всё, походи босая. Земля-то тёплая, ласковая.

— Снимай, — поддержал Матвейка.

Витька послушалась. Баба Мотя забрала гольфы и босоножки и ушла в дом, а они спустились с крыльца в сад. Там у стены лежала сколоченная из тонких березок лестница. Матвей-малый приставил её к углу дома и полез.

— А ты, — сказал он, — будешь ведёрко держать. Сможешь?

— А то нет! — Витька забралась на нижнюю перекладину и подняла ведёрко так, чтобы Матвейке было удобно обмакивать в него кисть.

— Будешь окошки красить?

— Ты — дурочка?.. Звёздочки подновлять! Не видишь?

— Вижу! Не обзывайся! — Витьке было досадно, что она сама не догадалась. На углу дома, на тёмных срезах брёвен были нарисованы шесть звёздочек. От дождя и солнца они совсем выцвели, стали почти незаметными. Витька вспомнила, что и на других домах видела такие же. Только там по одной, по две, а здесь — шесть. Значит, это — Матвейкина работа! Наверное, сильно дружит с этой бабушкой, если столько ей нарисовал!

А Матвейка выводил лучи. Он так старался, что высунул кончик языка.

— Всё равно криво! — Витька сердилась на него за «дурочку».

К её удивлению, Матвейка не обиделся, а наоборот, предложил:

— Попробуй ты. Надо, чтобы очень красиво!

Они поменялись местами, и Витька быстро заработала кистью.

— Здорово! — похвалил Матвейка. — Как новые. Ты где так научилась?

— Я в школу хожу, в художественную. Целую зиму ходила, — Витьке приятна была Матвейкина похвала, и она решила, что сейчас самый подходящий момент выяснить про звёздочки. — Почему на домах — звёздочки? А у этой бабушки целых шесть. Зачем ей столько?

— Бабушке Матрёне?.. Это у неё столько сыновей погибло. С фашистами воевали. Когда война была.

Вон что!..

— А у меня дедушку убили, — помолчав, сказала Витька. — Он командиром сражался на танке. Знаешь, какой смелый! Заехал в тыл к фашистам и начал стрелять. А потом патроны кончились, он вылез и с гранатой — на них!.. Мне папа рассказывал.

— И у меня тоже, — тихо сказал Матвей-малый. — Деда Сашу. Он партизаном был. На Украине... Ух, вот вырасту, всех фашистов перебью! Возьму и прямо на них бомбу брошу!

— Ага, атомную! Чтобы весь атом на них вылился!

— И тогда не будет войны. И все будут жить-поживать.

— А мне папа говорил, надо мир сначала защищать! Только тогда не будет.

— Само собой, — согласился Матвейка. — А ты думаешь, зачем мы тут Нефтеград строим?.. Для мира! Мы и так самые сильные. А надо ещё сильнее. Потому что, кто на сильного полезет? Вот ты полезешь?

Витька пожала плечами.

— Никто не полезет, — убеждённо сказал Матвейка. — А звёздочки октябрята придумали, чтобы все люди про героев знали и помнили чтобы. А мы помогаем...

Он замолчал. А Витька вдруг подумала, что глиняный кувшин с отбитой ручкой, который так бережно хранит бабушка Фатья и накрывает салфеткой, тоже память! Память о живом дедушке. А она кладет туда черепки, как в самую обыкновенную запрятку! Витька прижала руки к щекам, так жарко им стало, и зашептала: «Никогда-никогда не буду так делать! И цветочек на салфетке вышью!..»

— Ты чего бормочешь? — спросил Матвейка.

— Так просто.

— Что, ребятки, закончили работу? — выглянула из окна бабушка Матрёна.

— Закончили, — ответил за двоих Матвей-малый.

— Ну, проходите в избу, посидите чуток.

Матвейка, деловито вытерев ноги о полосатый половичок, брошенный у порога, не спеша прошагал к столу.

Витька удивилась: такого большого стола она никогда в жизни не видела! Прямо как для пинг-понга. Вообще, всё здесь было для неё странно и непривычно. Вдоль обеих стен, под окнами, тянулась длинная скамья, а стульев совсем не было, только две табуретки стояли возле стола. До половины комнаты из угла выдвинулась печка. Витька её узнала потому, что в книжке видела: Емеля-дурачок на такой ездил. На стене — большущая рама висит с фотографиями под стеклом, а самого обыкновенного телевизора и даже радиолы нет!

— Проходи в горницу, — пригласила бабушка Матрёна. — Не топчи порожек-то.

Витька послушно прошла по широким прохладным половицам и села рядом с Матвейкой.

Бабушка придвинула каждому по кружке молока и поставила перед ними глиняную миску, полную каких-то маленьких розово-красных, душистых ягод.

— Земляничка, в лесу собранная, — пояснила она Витьке, заметив, что та не решается попробовать.

— Ешь, — шепнул Матвейка, — всё равно так не отпустит.

Витька взяла одну. Ой, как вкусно!.. А потом она забыла, как едят воспитанные девочки: аккуратно, по ягодке, чтобы не испачкать пальцы и не измазать платье. Витька загребала горстью! Матвей-малый тоже не отставал.

— Кушайте, кушайте на здоровье! — приговаривала бабушка Матрёна, сидя напротив и улыбаясь всеми своими морщинками. Сейчас она сильно напоминала бабушку Фатью, когда та кормила их с Назимкой пахлавой — сладкими пирожками с орехами.

— Бывало, и мои сорванцы так же вот усядутся круг стола и только ложки стучат!.. Друг от дружки отстать боятся, — бабушка Матрёна тихонько засмеялась. — А потом смех на них нападёт. И вот уж хохочут, вот хохочут!.. — Она подошла к большой раме, где под стеклом висели многочисленные, жёлтые от старости фотографии, и начала бережно протирать белым полотенцем.

— Это её сыновья, — шёпотом пояснил Матвей-малый. — Видишь, которые в военной форме. И без формы — тоже они, когда маленькие были.

Витька понимающе кивнула.

— Ну, бегите по домам, ребятки. Небось, потеряли вас.

— Мы ещё придём, баба Мотя, — сказал Матвейка. — Правда же?

Витька подтвердила: «Придём».

— И ещё кого-нибудь приведём. Правда же?

Витька снова кивнула: «Приведём». И предложила:

— Можно Степан Иваныча, он ласковый и умный.

— Приходите, голубчики, не забывайте старую Матрёну! И вашего Степана приводите, — она поправила на голове платок, огладила цветастый фартук, и снова лицо её засветилось.

Бабушка достала с припечка Витькины гольфы и босоножки. Они были, как прежде, белые и красивые.

— Ой, бабуся! Спасибо! — Витька привстала на цыпочки и поцеловала тёмную морщинистую щёку. — Я обязательно к тебе приду. Правда же?.

Теперь кивнул Матвейка: «Акак же!» Они вышли на улицу.

— До свиданья! — попрощался Матвейка.

— Спасибо! — сказала Витька.

А бабушка Матрёна стояла на крыльце и махала им рукой: до свиданья...

ЭХ ТЫ, ЖАДИНА!

— А я в школу нынче пойду, — нарушил молчание Матвейка.

— И я. Осенью, — оживилась Витька.

— В нашу?

— Может, и в вашу. А может, в свою.

— Наша школа — самая лучшая! — похвалился Матвейка. — Самая большая и самая красивая...

Опять начал! Ну и хвастун этот Матвей-малый!

— Не веришь?! Хочешь покажу?

— Только я маме скажу.

— Сильно сердитая? — участливо спросил Матвейка. — Лупит?

— Ты что! — Витьке стало смешно. — Просто я за хлебом пошла, а она ждёт.

— Ну, тогда я с тобой. А то влетит.

Они снова прошли через весь посёлок и вернулись к новым домам.

— Слушай, а куда мы идём? — спросил Матвейка, когда они поравнялись с розовым домом и остановились у подъезда, над входом в который были нарисованы синее море и белая чайка.