ПОДИН. Он лежит на земле!
ОТЕЦ ДЖОН. Ему выстрелили в грудь. Ах, кто же посмел погубить душу, которая в волнении стояла на пороге святости?
ДЖОННИ. Это я выстрелил из ружья, которое было в руках полицейского.
МАРТИН (смотрит на окровавленную руку). Кровь! Я упал на камни. Трудным будет восхождение. Долгим будет восхождение в виноградник Эдема. Помогите. Мне пора. Гора Абьегнос очень высокая… но виноградники… виноградники!
Он опять падает и умирает. Мужчины обнажают головы.
ПОДИН (обращаясь к Бидди). Это ты напророчила ему лучший день в его жизни.
ДЖОННИ. Был он сумасшедшим или не был, а я не оставлю его тело стражам порядка, чтобы они зарыли его, как собаку, или бросили непогребенным, или повесили на дереве. Поднимем его на мешках и отнесем в каменоломню. Там мы похороним его с почестями, когда прискачут туда парни на конях с красными веревками в руках.
Нэнни накрывает Мартина бархатным плащом. Они поднимают его и уносят с пением:
ОТЕЦ ДЖОН. Он ушел, и теперь мы не узнаем, откуда ему было видение. Я уж точно не узнаю, но вот мудрые епископы…
ТОМАС (берет в руки флаг). Всю жизнь я воспитывал парня, а он пошел своей дорогой, непонятной дорогой. Не понимаю я этот мир, каким бы ни сотворил его Господь.
ЭНДРЮ. Беда всегда приходит к тем, кто слишком глуп или слишком умен. Держите про себя, что знаете, и втайне делайте, что хотите. Если вы это запомните, то во всем мире будет тишь да благодать.
Актриса-Королева
1922
Десима.
Септимус.
Нона.
Королева.
Премьер-министр.
Епископ.
Режиссер.
Буфетчик.
Старый попрошайка.
Старики, Старухи, Горожане,
Крестьяне, Актеры и т. д.
Сцена I: Перекресток трех улиц
Сцена II: Тронная зала
Сцена I
Трехсторонний перекресток. Открытое пространство. Одна из улиц просматривается довольно далеко, она поворачивает, и видна голая стена, освещенная фонарем. На фоне этой стены видны головы и плечи двух Стариков. Они высовываются из верхних окон домов, стоящих напротив друг друга по обе стороны улицы. На них шаржированные маски. Немного ближе к одной из сторон сцены большой камень, с которого садятся на коня. На дверях дверные молотки.
ПЕРВЫЙ СТАРИК. Видишь королевский замок? У тебя глаза получше.
ВТОРОЙ СТАРИК. Только то, что над крышами домов, ведь он стоит на горе.
ПЕРВЫЙ СТАРИК. Уже светает? Башню видишь?
ВТОРОЙ СТАРИК. Башню-то вижу, а вот наши узкие улицы еще долго будут темными. (Пауза.) А ты слышишь что-нибудь? У тебя-то слух получше.
ПЕРВЫЙ СТАРИК. Нет. Все тихо.
ВТОРОЙ СТАРИК. Человек пятьдесят прошло час назад, целая толпа, и шли они торопко.
ПЕРВЫЙ СТАРИК. Ночью было тихо, ни шепотка, ни вздоха.
ВТОРОЙ СТАРИК. И видно никого не было, кроме старого пса буфетчика, который только что вылез из мастерской бочара Малачи.
ПЕРВЫЙ СТАРИК. Тихо. Я слышу шаги людей. Их много. Наверно, идут сюда. (Пауза.) Нет, пошли другой дорогой. Миновало.
ВТОРОЙ СТАРИК. Молодые задумали какое-то озорство – и молодые, и немолодые.
ПЕРВЫЙ СТАРИК. Почему им не лежится в постели? Почему им не поспать семь часов, восемь? Хорошо было, когда я мог спать восемь часов. И они тоже узнают цену сну, когда им стукнет почти девяносто.
ВТОРОЙ СТАРИК. Им так долго не прожить. У них нет нашего здоровья и нашей силы. Они быстро изнашиваются. Все время о чем-то волнуются.
ПЕРВЫЙ СТАРИК. Тихо! Я опять слышу шаги. Они приближаются. Лучше нам убраться. Мир стал злым, и никогда не знаешь, что тебе сделают или скажут.
ВТОРОЙ СТАРИК. Да. Надо закрыть окна и сделать вид, будто мы спим.
Головы стариков исчезают. Вдалеке слышен удар дверного молотка, потом все тихо, потом удар слышен совсем близко. Опять воцаряется тишина. И через некоторое время показывается Септимус, красивый мужчина лет тридцати пяти. Он едва стоит на ногах, так он пьян.
СЕПТИМУС. Отвратительное место, нехристианское место. (Колотит молотком.) Открывайте, открывайте. Я хочу спать.
Третий Старик высовывается в окно, тоже на верхнем этаже.
ТРЕТИЙ СТАРИК . Ты кто? Чего тебе надо?
СЕПТИМУС. Септимус я. Жена у меня плохая, поэтому я хочу, чтобы меня впустили и дали мне поспать.
ТРЕТИЙ СТАРИК. Ты пьян.
СЕПТИМУС. Пьян! И ты бы пил, будь у тебя такая жена.
ТРЕТИЙ СТАРИК . Проваливай.
Он закрывает окно.
СЕПТИМУС. Неужели в этом городе нет ни одной христианской души? (Стучит дверным молотком в дверь Первого Старика, но ответа нет) Никого? Все умерли или тоже напились – из-за плохих жен! Но одна-то христианская душа должна найтись.
Колотит дверным молотком в дверь по другую сторону сцены. Старуха высовывается в окно.
СТАРУХА (визгливо). Кто это там? Чего надобно? Случилось что?
СЕПТИМУС. Да, так и есть. Случилось. Моя жена спряталась, или убежала, или утопилась.
СТАРУХА. Какое мне дело до твоей жены? Ты пьян!
СЕПТИМУС. Ей нет дела до моей жены! А я говорю тебе, что моя жена должна по приказу Премьер-министра в полдень представлять в большом зале Замка, а ее нигде нет.
СТАРУХА. Уходи! Уходи! Говорю тебе, уходи. (Закрывает окно.)
СЕПТИМУС. Так тебе и надо, Септимус, а ведь ты играл перед Кубла-ханом! Септимус! Драматург и поэт! (Старуха опять открывает окно и выливает из кувшина воду на голову Септимусу.) Вода! Я весь мокрый. Придется спать на улице. (Ложится.) Плохая жена… У других тоже плохие жены, но им не приходится спать на улице под открытым небом, да еще облитым холодной водой из кувшина, целым водопадом холодной воды из кувшина, им не приходится дрожать от холода на рассвете, им нечего опасаться, что на них наступят, о них споткнутся, их покусают собаки, и все оттого, что их жены куда-то спрятались.
Появляются двое Мужчин примерно такого же возраста, как Септимус. Они стоят, не шевелясь, и глядят на небо.
ПЕРВЫЙ МУЖЧИНА. Знаешь, друг, тот невысокий, со светлыми волосами, – девчонка.
ВТОРОЙ МУЖЧИНА. Никогда не доверяй тем, у кого светлые волосы. Я всегда смотрю, чтоб были каштановые.
ПЕРВЫЙ МУЖЧИНА. Слишком долго мы пробыли с ними – с каштановой и белокурой.
ВТОРОЙ МУЖЧИНА. На что ты смотришь?
ПЕРВЫЙ МУЖЧИНА. Смотрю, как первые лучи золотят башню Замка.
ВТОРОЙ МУЖЧИНА. Лишь бы моя жена не узнала.
СЕПТИМУС (cадится). Несите меня, ведите меня, тащите меня, толкайте меня, катите меня, волочите меня, но доставьте меня туда, где я мог бы от души выспаться. Отнесите меня в конюшню – Спасителю понравилось в конюшне.
ПЕРВЫЙ МУЖЧИНА. Ты кто? Твое лицо мне незнакомо.
СЕПТИМУС. Септимус я, актер, драматург, на весь мир знаменитый поэт.
ВТОРОЙ МУЖЧИНА. Это имя, сэр, мне незнакомо.
СЕПТИМУС. Незнакомо?
ВТОРОЙ МУЖЧИНА. А вот мое имя не покажется тебе незнакомым. Меня зовут Питером Белым Пеликаном по самой знаменитой из моих поэм, а моего друга зовут Счастливым Томом. Он тоже поэт.
СЕПТИМУС. Плохие народные поэты.
ВТОРОЙ МУЖЧИНА. Ты бы тоже хотел быть известным, но у тебя не получается.
СЕПТИМУС. Плохие народные поэты.
ПЕРВЫЙ МУЖЧИНА. Лежи, где лежишь, если не желаешь быть вежливым.
СЕПТИМУС. Да плевать мне сейчас на все, кроме Венеры и Адониса, а также других планет на небе.