Взгляды Ищеля и Романецки на мгновение встретились, и в ту же секунду, будто пораженные ударом тока, они отвернулись друг от друга. Боже, какой позор! Чего стоили все высокие слова Ищеля о фалафеле на рынке Бецалель, если сейчас он расселся здесь и набивает брюхо фасолевым супом. Его скупость не только вышла наружу, но и заехала ему кулаком в морду. Да и Романецка тоже, свинья этакая, прикончила два фалафеля, сделала вид, что пошла домой, притворилась, что хромает, стонала «ой-ой-ой», а сама, не успев избавиться от Ищеля, сразу же, как горная козочка, поскакала в ресторан. Да еще посмотрите, что они едят! Фасоль и селедку. Два скупердяя, трясущиеся над каждым грошом, боящиеся жить полной жизнью. Самые простые и естественные вещи они делают втайне, украдкой, как воры в ночи. Можно подумать, что они делают что-то запретное.

Оба уткнулись в свои тарелки — один в фасолевый суп, другая — в селедку — и сделали вид, что не видят друг друга. Может быть, они и в самом деле заслужили, чтобы их жалкое свидание завершилось именно так…

Ищель поел, расплатился и направился к выходу, но, к несчастью, его путь пролегал рядом со столом Романецки. Проходя, он задел его и посмотрел на Романецку сверху вниз. Когда он увидел ее голову с двумя седыми волосками, склоненную над тарелкой, полной селедочных костей, в которой она ковырялась вилкой, пытаясь выловить из масла остатки лука, его чувство вины и отвращения, его злость и съеденный им фасолевый суп устремились наружу, и, в полном противоречии со своим характером, он наклонился и прохрипел ей в ухо:

— Ну скажи, чего тебе надо? Чего ты сюда приперлась? Посмотри на свою рожу, взгляни на свою фигуру. Ест она тут, видите ли! Да кто ты вообще такая?!

Романецка дернулась, словно чихнула, коротко взвизгнула тонким сопрано, несколько раз всхлипнула, быстро открыла сумочку, порылась в ней, дрожащей рукой вынула черно-белую фотографию, протянула ее Ищелю и плачущим голосом пролепетала:

— Вот кто я такая. Вот мое лицо. Вот моя фигура.

Ищель посмотрел на фотографию. На ней был изображен младенец. Романецка в возрасте около года. Кругленькая, с пухленьким невинным личиком. Ее глаза смотрели на фотографа непонимающе. Это была Романецка еще до всего: до повзросления, до уродства, до свидания с Ищелем, до фалафеля, до хромоты, до всей этой отвратительной и постыдной жизни. Она стояла на пороге чего-то неизвестного. Все еще было впереди и казалось прекрасным, многообещающим, зовущим. У нее были родители. Они растили ее, пели ей: «Нежный саженец вырастет и расцветет». Но что именно расцветет, этого пухленькое личико не знало. Оно только смотрело с безграничным удивлением, еще не догадываясь, что таит в себе будущее. Ищель вспомнил, что у него в альбоме тоже есть такая фотография в возрасте одного года, и лицо его там похоже на лицо Романецки. На этой фотографии он такой же милый, непорочный и точно так же с неуверенной улыбкой смотрит на фотографа.

Он испуганно отскочил, словно Романецка была ведьмой, и, не издав ни звука, выбежал из ресторана. Внезапно вся его злость испарилась, горечь прошла, все его колебания, размышления, маленькие войны и споры с самим собой исчезли, как будто их никогда и не было. Или лучше скажем так: вся шелуха отвалилась и внутри Романецки высветилась ясная и простая фотография младенца, а внутри Ищеля из-под всех пленок и оберток вылезла и встала в полный рост фотография ребенка из семейного альбома. Оба младенца были очень похожи друг на друга. У обоих были кудряшки, маленькие вздернутые носики, крошечные зубки и пухленькие щечки, вызывавшие желание поцеловать их и любовно, самозабвенно, уткнуться в них лицом.

И внезапно — о чудо чудесное! — как по мановению волшебной палочки, из нашего города исчезло все население — вся эта потная, суетливая толпа, дрожащая над каждым грошом и просящая положить что-нибудь в питу. Все исчезли. Испарились. Сколупнулись. Были выброшены, как использованная обертка. А из каждой квартиры, из каждого старого, покрытого пылью альбома повыпрыгивали выцветшие фотографии младенцев, ибо младенцы, собственно, и представляют собой истинную жизнь, тогда как мы — не более чем их выцветшие фотографии.

И были они все ужасно похожи друг на друга. Светом сияли их глаза и лица. И все они, смеясь, с радостью и надеждой смотрели в лицо будущего. И взгляд их, удивленный и завороженный, был направлен в какую-то точку за пределами фотографии. В точку, которая давно исчезла и которой больше не существует.

ТЕАТР

Хефец

ТЭГАЛАХ.

КЛАМАНСЭА, его жена.

ФОГРА, их дочь.

ВАРШВИАК, жених Фогры.

ХЕФЕЦ, их родственник, проживающий в доме.

АДАШ БАРДАШ.

ХАНА ЧАРЛИЧ, официантка.

ШУКРА

Действие 1

ХЕФЕЦ (причмокивает, пауза, снова причмокивает). Ты извини меня, что я издаю такие звуки. Это от удовольствия. Я наслаждаюсь пирогом. (Чмокает и постанывает. Тэгалах не реагирует.) Я получаю очень большое удовольствие. (Пауза.) Есть этот пирог — огромное наслаждение.

ТЭГАЛАХ. Нет.

ХЕФЕЦ. Что «нет»? (Пауза.) Что «нет»?

ТЭГАЛАХ. Нет.

ХЕФЕЦ. Что «нет»?

ТЭГАЛАХ. Ты не получаешь никакого удовольствия.

ХЕФЕЦ. Почему это?

ТЭГАЛАХ. Потому что не получаешь.

ХЕФЕЦ. Я испытываю большое удовольствие.

ТЭГАЛАХ. Ничего ты не испытываешь.

ХЕФЕЦ. Ты, конечно, извини, но я ем этот пирог и испытываю удовольствие.

ТЭГАЛАХ. Нет.

ХЕФЕЦ. Как это «нет»? Когда ты ешь пирог, ты что, не получаешь удовольствия?

ТЭГАЛАХ. Я — да.

ХЕФЕЦ. Я тоже.

ТЭГАЛАХ. Нет.

ХЕФЕЦ. Почему ты так говоришь?! Разве я не могу получать удовольствие, как все остальные? А? (Пауза.) А?! (Пауза.) А?!!.

ТЭГАЛАХ. Чего ты от меня хочешь?!

ХЕФЕЦ. Чтоб ты сказал, почему ты так говоришь.

ТЭГАЛАХ. Потому что я хочу, чтобы ты понял. Даже когда ты ешь сладкое, ты не можешь быть таким же счастливым, как мы.

ХЕФЕЦ. Я и не претендую на то, чтобы быть таким же счастливым. Но если я ем пирог, то, согласись, я получаю удовольствие.

ТЭГАЛАХ. Нет, не соглашусь. Не дождешься. Ты не получаешь удовольствия от пирога. И вообще ни от чего и никогда. Спор закончен.

ХЕФЕЦ. Вы все ведете себя так, будто у вас монополия на удовольствия.

ТЭГАЛАХ. Не желаю больше ничего слышать. (Кричит.) Кламансэа!

КЛАМАНСЭА (из-за кулис). Иду. Только туфли надену и все!

ХЕФЕЦ. Вы что, уходите?

ТЭГАЛАХ. Ну а если уходим? Если идем в кафе, а потом в ночной клуб, что тогда?

ХЕФЕЦ. А что вам делать в ночном клубе?!

ТЭГАЛАХ. Наслаждаться! Получать удовольствие! Утка с орехами. Французское шампанское. Смех. Радость. Веселье… Хватит с тебя или продолжить?

ХЕФЕЦ. А я… Я, может быть, тоже куда-нибудь схожу! Развлечься!

ТЭГАЛАХ. Не морочь мне голову. Ты будешь сидеть дома.

ХЕФЕЦ. Да, буду. Потому что люблю тихую жизнь.

ТЭГАЛАХ. Не-а.

ХЕФЕЦ. Ты знаешь, что я люблю тихую жизнь.

ТЭГАЛАХ. Ничего ты не любишь.

ХЕФЕЦ. Чего вы все от меня хотите? Я никому не мешаю. У вас своя жизнь — у меня своя.