Зарею утренней Ахтуба нас одарила таким же уловом, как и вечерняя. Похлебав ушицу, надули мы лодку и отправились «инспектировать» реку.

В полукилометре Ахтуба, как мухами, была обсижена надувными, как наша, лодками. Догадались: там яма, сазанов и сомов, ясное дело, таскают там. Увы, как везде, неразговорчивые рыболовы показали садки с уловом, лишь чуть превышавшим наш, — плотвицы, окуни, густера.

Момент надежды.

Вблизи ямы был натянут канат через реку, вдоль которого три раза по часу в сутки ходил паромчик по виду времен царя Ивана, покорявшего Астрахань. Железным крючком паромщик цеплял канат, и на ручной тяге скрипучий металлический короб перетаскивал на хутор в Займище гостя с его «Жигулями» или местного пастуха с осликом и собакой. Памятуя, что паромщик — лучшее справочное бюро на реке, мы подплыли с ним поболтать. Житель хутора Клоково Николай Федорович Савин улыбнулся нашим расспросам: «Было. Все было, да сплыло. Я вот даже удочки на реку не беру — веселей в бочаге Займища поймать «душмана» (помесь карася с сазаном) — рыба некрупная и, как говорят, «не спортивная», но вкусная».

Полчаса говорили мы с Николаем Федоровичем. По его мненью, и в Волге, и в Ахтубе рыбы в последние годы уменьшилось больше чем в половину. Причина: бесконтрольная ловля всеми возможными средствами и в несколько раз за последнее время выросшее число приезжих удильщиков. Ахтуба сделалась «модною речкой» и стала жертвой своей популярности. Рыбу не только вылавливают, но и пугают ревом моторных лодок и всяких летающих по водам новинок, в частности, скользящими по поверхности «мотоциклами». Некогда тихая и уютная Ахтуба стала шумной, полной всяческой суеты.

А рыба шума не любит. Масса приезжих тонкостей ужения рыбы не знает и, посидев две-три зари на воде, бросает удочки, берется за сеть и «просто тут на воде отдыхает», делая реку еще более шумной.

Прибавим к этому обилие всякого рода кемпингов, пансионатов, «домов рыбака» и приютов ценою в две тысячи за день. В них все городские удобства и, кроме того, естественно, ресторан, костер, где можно самому приготовить уху.

Не поймал рыбы — беда небольшая, тебе за особую плату доставят любую, вплоть до стерлядки и осетров. Для этого есть люди, знающие места, где ловить, способы ловли, и добрые отношения с теми, кто обязан следить за порядком на водах. Похлебав янтарной ушицы, можно порезвиться на «мотоциклах», ревущих на воде, как взлетающий самолет.

Те же, кто ехал сюда за тишиною и с тайной надеждой поймать матерого сазана, отведав густеры и плотвы, оставляют записку на месте лагеря вроде той, что «порадовала» нас, когда мы бросили якорь на насиженном месте у Ахтубы.

Наш интерес к рыбе кончался желаньем поймать на уху, но интерес к месту, где мы оказались, не истощался. Почти прямо против нашего лагеря начиналась прорва, соединявшая Волгу и Ахтубу. В нее нашу лодку мы и направили. Напор воды из Волги направлен был в Ахтубу, и по руслу, промытому невесть когда весенними паводками, Ахтуба получает подпитку реки-матери.

Когда-то здесь ловили такую рыбу, а теперь — все больше плотву.

Берег по левую руку от лодки был обрывистым и высоким. Размытая водой глина вскрывала корни деревьев, свисавших к воде веревками. Ивы и тополя каждый год падают в реку, и надо было плыть осторожно, чтобы не напороться на топляки. На торчавших из воды сучьях сидели чайки, оттеняя белизной оперенья монашеский вид баклана, залетевшего сюда с низовий Займища. Пролетела, на мгновение перекрыв солнце, парочка лебедей, и, чиркая по воде крыльями, низкой и плотной стаей пролетели на Волгу утки. В зеленом распадке берега паслись три лошади с жеребенком, а на горке скучал неведомо как попавший сюда осел — мечта многих владельцев кемпингов и приютов.

А берег справа был низким, на нем, как на Ахтубе, кучками теснились автомобили, палатки, блестели на воде надувные лодки и все те же рвущие тишину «мотоциклы». Синел под деревьями вечерний дымок от костров, лаяла где-то собака. Приглушив мотор, спросили сидевшего на топляке рыбака: «Каков улов?» Ответ был без радости: «Густера и пара лещей…»

И вот мы на Волге. На окрашенной зарею воде маячила одинокая лодка, и шел из Астрахани катеришко. Летал над водой орлан, высматривая у края течения снулую рыбу. Мы развернулись и минут через десять были у лагеря, где Сергей, готовясь варить уху, чистил обещанный нам запиской улов.

Нагретое место

На озерах и реках, где ловят рыбу, сразу увидишь вытертое штанами место, где сидели удильщики. Называется место сижа и манит именно тут размотать удочки и попробовать счастья.

На Ахтубе слово «сижа» не вспоминается — у воды видишь стойбище с большим кострищем, с рогульками для котла над огнем, видишь следы автомобиля, войлоком свалявшееся сено, служившее периной в палатке, и множество разных других примет временного житья.

На выбранном нами месте в коре старого тополя я обнаружил воткнутые разных размеров крючки, иногда с куском лески, и гвозди, на которые, видимо, вешали разные разности. Между двух тополей, подобно перекладине турника, темнела труба — удобно вешать штаны для просушки, котел, рюкзак с едою, чтобы мыши в него не лезли, умывальник, сделанный из пластиковой бутылки. Труба-вешалка вросла в державшие ее тополя подобно колоколу, который в толстовской Ясной Поляне обтек, почти поглотил старый дуб.

Мы всем, что было тут на виду, по-хозяйски распорядились и сразу же из сухого ствола поваленного бурей вяза напилили чурбачков для костра и сидений возле него. Уже у огня весело обсуждали записку-послание насчет рыбы, оставленную теми, кто жил тут, видимо, до 1 сентября. Предсказанье подтвердила глубокая аккуратная яма под крайним тополем. В таких «холодильниках», выложенных пластиком, несколько дней хранят подсоленную рыбу, прежде чем вялить ее и коптить. На этот раз яма была полна сухих листьев — рыба в ней летом ни разу не побывала.

Утреннее ужение подтвердило — чуда не будет, но весь улов сковородка все-таки не вместила. И тут кстати к нам пожаловал неизвестно откуда неожиданный гость — рыжий, со шкодливой мордой совершенно небоязливый кот. Он потерся боком о резиновый сапог Сергея, явно желая к себе вниманья. Зная страсть кошек к рыбе, мы поднесли гостю самую крупную из только что пойманных. Кот, скособочась, отъел у плотвы голову и вопросительно поглядел на нашу компанию — нет ли чего еще?

Рыба коту явно приелась. Запасливый Анатолий Яковлевич налил в железную плошку молока из пакета, и кот, захлебываясь от удовольствия, мгновенно посуду опорожнит и, облизываясь, стал тереться теперь о сапог кормильца, явно прося добавки.

Это был одичавший тут, у Ахтубы, иждивенец, находивший друзей на каждой стоянке, и ничего не боялся — давал себя гладить, щекотать за ушами. Шуршавшие в сухих листьях мыши заставляли кота навострить уши, но охотиться, находясь на надежном содержании рыболовов, он явно ленился. На нашем стойбище кот появлялся раза четыре, с интересом наблюдая за возней у костра, благосклонно, но без восторгов принимал дань и, поправив щетину усов, исчезал.

Дневными гостями были тут еще козы и шершни. Козы появились черной, рогатой, бесцеремонной тучей и с любопытством стали исследовать все вокруг. Зеленый корм был рядом, но отважное воинство во главе с бородатым козлом рассматривало мою фигуру возле костра. «Чем же вас угостить?» Счастливые мысли человека иногда посещают.

Я вспомнил: все травоядные никогда не отказываются от соли, и решил устроить козам необычное угощенье. Эти бестии нередко едят бумагу, обдирая с заборов афиши и разжевывая окурки. Я вынул из рюкзака пакеты, завернутые в газеты.