Непомерно жаркое минувшее лето выпило в этой степи всякую воду. Мышкова в верхнем течении временами превращается в цепь плесов и бочагов. Раздвигая осоку, ее можно перейти посуху.
Мышкова невелика. Если провести прямую линию от истока до владенья ее в Цимлянское море, выйдет семьдесят километров, но если в прямую линию растянуть речку, то будет больше двухсот километров — Мышкова огромными петлями вьется в этих степях.
Помеченная метелками камыша и гривой осоки, река напоминает юркую мышкующую лису — за что, возможно, и названа Мышковой. Лругая особенность речки — ее высокий правый северный берег. На него и сейчас от воды непросто подняться, зимой же по снегу и для танка, и для солдата это преграда серьезная. И потому-то равнинная Мышкова стала врагом колесной и гусеничной техники Манштейна и верным союзником тех, кто держал оборону.
В этом месте спускаем лодку и меряем глубину Мышковы. Река и сейчас способна потопить танк, рискнувший бы выехать на ее лед.
На снимке, тут помещенном, видна диспозиция: я с фотокамерой стою на кромке правого берега, где были окопы и укрытья для пушек, а гуртоправы на лошадях и три наших спутника стоят на берегу южном. Сразу видно, кому помогала река в ставшем тут неизбежным сражении.
Для танков это была преграда серьезная.
Сраженье шло в этих местах.
Земля хранит тут много металла войны.
Немцы, в кровопролитных боях сюда прорвавшиеся, сразу оценили серьезность препятствия.
«Находясь на северных высотах, русские контролировали южный берег. На открытом пространстве почти невозможно было найти хороших позиций для артиллерии», — читаем в записках немецкого генерала Шейберта.
«Гладко было на бумаге…» Эту старинную истину войско Манштейна сразу же хорошо осознало. «Первой Мышковой» была для него речка Аксай, тоже небольшая, но тоже помогавшая тем, кто держал оборону. С потерями, огромным напряжением сил Аксай немцы все же форсировали. А в междуречье Аксая и Мышковы наступавшие, расходуя силы, топтались неделю. Сраженье шло за каждый сгепной хутор, за каждую высоту, от которой дороги вели к Сталинграду.
Невозможно в этих заметках перечислить все точки сраженья, назвать имена героев, не счесть погибших. Особенно часто всеми, кто помнит дни далекого теперь декабря, упоминается хутор Верхне-Кумский. Селеньице из горстки домов окружалось, штурмовалось, несколько раз переходило из рук в руки — стороне оборонявшейся надо было выиграть время для созданья надежной обороны на Мышкове. Стойкость и мастерство сражавшихся поражали даже опытных немцев. Все тот же Шейберт пишет: «Мы должны были снова и снова учиться у противника».
Измотанные, обозленные, потерявшие много живой силы и техники, но все еще надеявшиеся достигнуть котла, «манштейновцы» добрались наконец к Мышкове. В западне Сталинграда уже слышали отзвуки канонады, видели на ночном небе зарницы сражений и затаили дыханье: «Манштейн идет…» Для решительного танкового рывка оставалась малость — одолеть оборону на Мышкове.
Советское командование сознавало степень опасности. Маршал Василевский рассказывал, что получил из Ставки директиву: ослабить вниманье к котлу и немедленно перебросить часть войск для разгрома Манштейна. К Мышкове срочно были двинуты свежие силы — 2-я Гвардейская армия Малиновского. 150 эшелонов в нужном месте были разгружены, и армия пешим маршем двинулась к надежному рубежу обороны. (О том, как все было, хорошо написано Бондаревым в «Горячем снеге».) Измотанные переходом люди хорошо понимали, что надо спешить окопаться до подхода немцев к реке.
Соприкосновенье двух сил, готовых заплатить за победу на этом месте любую цену, произошло 20 декабря. Слово «ад» не вполне может определить то, что было тут в следующие два дня. Над северным берегом непрерывно пикировали немецкие самолеты. Танки, изрыгая огонь, искали пологие спуски к реке и броды в воде, по глубокому снегу на берег пыталась вылезть пехота. Но северный берег отвечал столь же сильным огнем орудий, огнеметов, бронебойных ружей, гранат. Двое суток, показавшихся людям тут бесконечными, сраженье не утихало ни на минуту.
Пылали внизу коробки подбитых немецких танков, повсюду темнели трупы погибших, снег был черен от копоти, из него торчало изорванное железо, раздавленные гусеницами пушки и люди. В одном месте немцам удалось овладеть плацдармом на северном берегу, и уже появилась у них надежда на успех в последней схватке на Волге. Но силы наступавших иссякли — почти все танки оказались на этом плацдарме без горючего. Танкистами с них немецкие командиры пополняли пехоту.
Из многих близких и дальних мест следили за этим сраженьем. Несомненно, ловил каждое слово сообщений с реки Манштейн. Наверняка ждали их в ставке Гитлера. И Москва, несомненно, ждала вестей с Мышковы. Координатор сражений на Волге маршал Василевский в беседе об этих днях рассказал: «Я, находясь с Малиновским в Верхне-Царицынском, с затаенным дыханием слушал известия с Мышковы. До фашистских позиций в кольце Манштейну надо было пройти всего 35–40 километров. Окруженные слышали грохот боя и ждали: вот-вот Манштейн протянет им руку. Но Манштейна разбили. В маленькой речке потонула надежда фашистов поправить дело под Сталинградом».
Сложилось все так, что немцы на Мышкове выдохлись, а наши стали наращивать силы и сработало стратегическое предвиденье ситуации: в нужный момент, угрожая тылам Манштейна, началась намеченная заранее операция «Сатурн». Таким образом на маленькой степной речке была подведена победная черта в грозном, видимом всему миру сражении у Сталинграда.
Война покатилась теперь туда, откуда пришла. До вечера сидели мы на самой высокой точке над Мышковой. Без труда нашли много следов того, что было тут в декабре 42-го. Металлоискатель буквально гудел, соприкасаясь с землей. Но и без него, раздвигая коренья степной травы, находили мы уже изъеденное временем железо. Я выкопал обрывок колючей проволоки, осколки снарядов, позеленевшие гильзы патронов, обломок каски, смятый помазок для бритья…
Потом мы подъехали к обелиску над братской могилой и молча постояли возле него.
«Сколько их в серых шинелях легло тут за нас…»
А Мышкова сверкала внизу освещенной зарею водой. Утки плавали по багровому зеркалу, мальчишка из Васильевки ловил на отмели пескарей, а южный берег уходил далеко-далеко. На нем два парня-гуртовщика гнали коров в селенье.
Мы попрощались с рекой, как с живым существом: «Спасибо тебе, Мышкова!»
Фото автора. 13 декабря 2007 г.
2008
Что случается в зоопарках
(Окно в природу)
Как-то пришла мне мысль провести в Московском зоопарке ночь — увидеть, что происходит с животными, когда схлынет толпа посетителей. Я дожидался, когда зоопарк закроют, около «подиума», но которому отделенный от вольной территории рвом жизнерадостно бегал волк. Улегся он возле булки, которую кто-то кинул в загон. Но есть волк не стал, а через некоторое время лапой подвинул булку поближе к морде. Я сразу сообразил: что-то он замышляет. И в подтверждение этого увидел воробья, севшего на ограду. Он поерзал по ней немного и, решив, что волк тихо-мирно заснул, соблазнился булочку поклевать. Действовал осторожно — сначала слетел на землю, а потом «мелкими перебежками» стал приближаться к цели. Волк «спал», но в бинокль я видел его чуть приоткрытый глаз и затаил дыханье в предчувствии маленькой драмы. И она почти тут же случилась. Когда воробей клюнул булку, волк мгновенно кинул в его сторону голову и щелкнул челюстями. Ловец подпрыгнул и, словно боясь, что добычу отнимут, побежал в укрытье между камнями, откуда сейчас же раздались звуки возни — кто-то из собратьев волка ревниво требовал поделиться добычей.