— Ах, сударь, и в самом деле — как? — сказал конюх, тут же укрываясь за потоком ничего не значащих слов, точно старая черепаха панцирем. — В том-то и вопрос…

Однако его визави либо выпил чересчур много, либо был менее осторожен. Осушив пивную кружку, он провел по губам тыльной стороной ладони:

— Видите ли, сударь…

— Тс-с-с! — зашипел конюх.

— Да пошел ты к черту! — огрызнулся тот. — Это же каждый знает. Что худого станет, если рассказать нашему товарищу? Я никого не виню… Да, так видите ли, сударь, хозяйка наша — а была она самая истинная святая, какая когда-либо жила на этом свете, — она болела мигренью, к которой — бедная госпожа! — была сильно предрасположена. В ночь своей смерти она спала одна в той самой комнате, где сейчас расположилась наша будущая хозяйка, английская дама.

— Спала одна? — повторил Блез.

— Да, потому как из-за этой самой мигрени она не могла выносить даже камеристку с собой в одной спальне. И ещё заметьте, она заперла дверь изнутри на засов, а других дверей в комнате нет… А утром её не смогли добудиться, сколько ни стучали. Монсеньор де Норвиль приказал ломать дверь. И, скажу я вам, тяжелое оказалось дело, потому как дерево было крепкое. Но когда хозяин со слугами наконец попали внутрь, то нашли её мертвой.

Блез передернул плечами.

— Бедная дама! Но все же я не нахожу в этом ничего удивительного. Другие больные тоже, бывает, умирают в своих постелях.

Рассказчик понизил голос:

— У неё на шее, господин хороший, были метки…

Блезу удалось не подать виду, что он встревожен:

— Вы хотите сказать, что её убили?

— Черт побери! Кто же это знает! Монсеньор де Норвиль отказывался в такое поверить. И то правда: как её могли убить? Окна тоже были заперты изнутри. Говорят, будто Ричард-Дьявол, один из старых хозяев Шавана, ещё появляется в замке, хоть он и построен заново…

Слуга перешел к легенде. Блез покачал головой — видно, этому Ричарду де Шавану надо было быть истинным дьяволом, чтобы сравняться с нынешним хозяином.

Однако ему стало явно не по себе от слов рассказчика:

— И, клянусь крестом Господним, я сам слышал шаги…

— Какие шаги?

— Те, которые слышны ночью, — а никого не видать; и слышно, как двери открываются, когда все двери остаются закрытыми.

— Чушь!

— А пьян-то я не был ни чуточки, — заметил слуга.

— И как господин де Норвиль воспринял смерть жены?

— У него чуть сердце не разорвалось. Никто никогда такого сильного горя не видывал. Нас всех это за душу взяло.

— Еще бы! — сказал Блез.

В печаль де Норвиля ему верилось ещё меньше, чем в призрак Ричарда-Дьявола, но он мог хорошо представить себе, как прекрасно сыграл де Норвиль роль убитого горем вдовца.

— Кстати, — спросил он, — мадемуазель де Руссель знает, что спит в той же самой комнате?

— Да Боже упаси! — воскликнул собеседник. — Кто ж это будет таким болваном, чтобы рассказать ей? Однако, коли уж речь зашла о мадемуазель, она, доложу я вам, вовсе не такая, как наша прежняя хозяйка, — та тихая, мягкая была, чистый ягненок. А эта может постоять за себя, тронь только! Жалко мне того призрака, который вздумает к ней подобраться… Она ему всю морду исцарапает.

И снова посыпались соленые шуточки.

Ужинали рано. Еще было светло, когда Блез вышел во двор прогуляться и проветрить легкие от кухонного чада. К нему присоединился Пьер, тоже слонявшийся без дела.

— Ну? — осведомился Блез.

Пьер покачал головой.

— Никаких следов заговора я не обнаружил… Единственное, что удалось унюхать, — это чеснок. Все эти поварята да кухонные мужики ничего не знают. И, заметь, они действительно кухонные работники, а не замаскированные бойцы. Вся эта толпа не одолеет даже тех нескольких приближенных короля, что состоят при нем.

Блез кивнул:

— Да, бойцы придут откуда-то со стороны. Но я не слыхал никаких разговоров о коннетабле, никаких упоминаний о вооруженных отрядах поблизости. А ты?

— Ни слова, — сказал Пьер. — Все вокруг меня болтали только о женщинах. Похоже, миледи Руссель привезла с собой из Лиона смазливую компаньонку…

Он вздохнул: мысли его явно витали где-то далеко от Шаван-ла-Тура.

Через некоторое время друзья разошлись: Пьер — делать вид, что прислуживает господину де Люпе, Блез — определить глубину окружающего дворец озера. По многим соображениям было очень важно знать, насколько важен мост, соединяющий остров с внешним миром. Если появится необходимость бежать, а мост будет перекрыт, что тогда?

Обходя дворец кругом по узкой полоске земли между зданием и озером и притворяясь, что бродит без цели, Блез внимательно вглядывался в воду. Через некоторое время он смог преодолеть помеху, которую создавало глазу мерцающее отражение стен, и разглядеть дно. Он с облегчением обнаружил, что, судя по тростнику, кое-где растущему поодаль, глубина озера составляла не больше трех футов и, следовательно, при нужде его можно перейти вброд. Подобно башням и крепостной стене, оно служило лишь архитектурным украшением.

Украшением был и павлин, которого он увидел на каменной ограде террасы, когда обогнул дворец с западной стороны. Освещенная последними лучами заходящего солнца, птица, к удовольствию Блеза, горделиво распустила пышный хвост, переливающийся изумрудом и сапфиром. На своем белом пьедестале, на фоне террасы, устроенной между двумя угловыми башнями, павлин выглядел так великолепно, что Блез в восхищении остановился.

Прошла целая минута, прежде чем он вдруг заметил, что павлин — не единственное живое существо на сцене: на пороге двери, ведущей в башню, стояла девушка в синем плаще.

Заходящее солнце ярко освещало её, позволяя хорошо рассмотреть лицо, тем не менее Блез не мог поверить собственным глазам. Это была его сестра, Рене.

В то же мгновение, заметив его, она шагнула вперед и пересекла террасу, хотя, похоже, не узнала его, поскольку он стоял спиной к солнцу и лицо его затеняла широкополая шляпа, в каких ходили слуги.

— Добрый вечер, милейший сьер, — заметила она. — Прекрасная погода…

Он поспешно прикинул в уме: открыться ей или нет? Однако желание узнать, как она попала в Шаван-ла-Тур, взяло верх, к тому же он знал, что может полностью положиться на нее.