Изменить стиль страницы

Герсен указал Ледеомусу на мармел.

— Вы ее помните?

— Да, конечно. Еще школьницей она отправилась в лес, и ее нашли в озере. Она была очень миленькой.

Солнце спряталось за линию крон деревьев; мармелы стояли в полумраке.

Ледеомус вдруг сказал напряженным голосом:

— Пора уходить! Здесь не место, чтобы слоняться после наступления темноты.

Глава 15

«Вокруг пьедестала располагалась низкая насыпь из рамок портретов различных столетий. Последний из них, изображавший Верниусса, лежал опрокинутый, с одной ногой, задранной высоко вверх, Мармадюк, стоявший в стороне в коричневой рясе, предавался печальным воспоминаниям.

Теперь изображение Святого Мангола было выставлено вперед и поднято вверх, превозносимое толпой.

Уоркин из Горланда забрался на пандус. Он поднял руки и воззвал звенящим медью голосом:

— Победа последняя и навечная! Да здравствует Святой Мангол, верно охраняющий нашу страну! Так будет всегда! Радуйтесь!

Толпа реагировала с ликованием, издавая громкие звуки и устраивая хороводы.

Лорд Уинд колотил в свой щит кулаками в железных перчатках. Брача играл свои лучшие мелодии. Звонили колокола; маленький Уэфкинс веселился.

Снова заговорил Уоркин:

— Свершилось! Парапеты охраняются нашими могущественными Бенцедорами; Вернисусс теперь меньше, чем ничто. Но хватит о прошлом! Святой Мангол стоит над нами и устремляет свой гордый взгляд сквозь бесконечность. Пусть каждый возьмет свою добычу и идет с миром домой. Синие Люди — на запад; Зеленые Люди — на восток. А я, со своими Кантатюрками, пойду на север.

Толпа издала заключительный радостный крик и рассеялась; каждый шел своей дорогой. Одна группа из семи человек направлялась на юг, в сторону Сасоета. Это были: Кэфри, Люмпики с плоским лицом, дородными плечами и бесстыдным языком; три — Лиггонса — Шалмар, Бэхаг и Ажа-обжора. Это была разношерстная группа, довольно мрачная, так как ни один из них не взял свою добычу. Переходя через пустыню они наткнулись на поезд из трех фургонов, нагруженных добром, награбленном в Мфландерском аббатстве. Командиром был Хорман, одноглазый бродяга. Он и его приверженцы получили недолгую индульгенцию, и теперь сидели кружком, деля награбленное.

В первом фургоне Мармадюк обнаружил восхитительную Сафрит, которая чувствительно задела его сердце еще в Гранд Маок. К испугу Мармадюка, Кэфри утверждал, что Сафрит считается частью его добычи.

С лукавой предусмотрительностью Кэфри сказал Мармадюку:

— Так как ты недоволен, раздели добычу на семь частей, и пусть каждый выберет себе то, что ему больше всего понравится.

Мармадюк подошел к разбойникам. Сафрит прошептал ему на ухо:

— Тебя обманули. Жребий определит, кому выбирать первым, но ты должен будешь выбирать последним, считая, что ты разделишь добычу на части равного достоинства.

Мармадюк издал крик ужаса. Сафрит сказала:

— Тогда слушай! Определи меня в качестве отдельной доли. Раздели все сокровища на шесть частей. В последнюю долю помести три железных ключа Хормана, его ботинки, его барабан и другие неценные вещи. Все это естественно, достанется тебе. Сохрани ключи, но откажись от всего остального.

Мармадюк сделал так, как ему было сказано.

Сжульничав, Кэфри выиграл право первого выбора и с торжеством забрал Сафрит себе.

Остальные забрали доли с золотом и драгоценными камнями, и Мармадюку достался хлам.

Внезапно обнаружилось, что волы разбежались, и, что еще хуже, все бурдюки продырявлены и пусты. Раздались вопли, проклятия.

— Как мы теперь сможем достичь Сасоета, который лежит в пяти днях пути по раскаленной пустыне? — кричал Кэфри.

— Не важно, — сказала Сафрит.

— Я знаю оазис неподалеку на юге. Мы достигнем его к закату.

Ворча и уже испытывая жажду, банда подобрала добычу и направилась на юг. В сумерках они подошли к саду, окруженному высокой железной стеной, на которую никто не мог влезть из-за отравленных шипов, торчащих наружу. В стене была одна калитка, ключ от которой был у Мармадюка.

— Какая удача! — вскричал Кэфри. — Предусмотрительность Мармадюка помогла всем нам!

— Не спеши, — сказал Мармадюк. — Я требую платы за пользование моим ключом. С каждого из вас я возьму лучший бриллиант.

— У меня нет бриллиантов! — закричал Кэфри. — Не могу же я из-за этого погибнуть?!

— Что ты можешь предложить?

— У меня есть только мой меч, мои доспехи и рабыня, которой ты не можешь владеть, а никакой честный воин не расстанется со своим мечом.

— Тогда отдай мне твои доспехи.

Это было сделано, и Кэфри вошел в сад голым, как яйцо, ко всеобщему удовольствию.

— Смейтесь пока, — сказал им Кэфри. — Сегодня ночью я получу удовольствие от своей рабыни. Как вы тогда будете смеяться?

На ужин шайка ела фрукты с деревьев, запивая их чистой холодной водой. Затем Кэфри увлек Сафрит под деревья с желанием удовлетворить свою похоть. Но всякий раз, когда Кэфри пытался бесстыдно действовать, огромная белая летучая мышь слетала вниз, задевая его своими крыльями, пока Кэфри, наконец, не прекратил, и Сафрит продолжала спать непотревоженная.

На следующий день, наполнив бурдюки водой, шайка продолжила свой путь на юг.

На закате Сафрит вывела отряд к заброшенному монастырю, доступ в который открывал ключ Мармадюка.

Теперь Кэфри был вынужден расстаться и со своим мечом, прежде чем Мармадюк позволил ему войти.

Ночью Кэфри опять попытался использовать Сафрит для получения удовольствия, но привидения окружили его, почти залезая на его спину, и Кэфри был вынужден оставить свое занятие.

Утром отряд двинулся дальше. Кэфри страдал от ран на ногах, укусов насекомых и волдырей от солнечных ожогов. И все-таки он не освободил веревку, один конец которой был завязан на талии Сафрит.

Через час после заката банда достигла ущелья, которое почти сразу сужалось. Ступени вели высоко к запертой двери, которую отворил поворот ключа Мармадюка. Каждый из отряда прошел в дверь, отдав Мармадюку по бриллианту, которые он выбрал сам, кроме Кэфри, который передал ему конец веревки, на которой он вел Сафрит.

— Она твоя вместе со всеми остальными моими вещами. Дай мне пройти.

Мармадюк сразу же развязал веревку.

— Сафрит, ты свободна. Я умоляю тебя о любви, но не о покорности.

— У тебя будет и то, и другое, — сказала она ему, и они соединили руки.

Отряд продолжал идти по узкой тропинке.

Из пещеры выскочил горный дьявол.

— Как вы осмелились воспользоваться моей личной дорогой?

— Успокойся! — сказала Сафрит. — Мы заплатим пошлину.

За себя и Мармадюка она заплатила мечом и доспехами, когда-то принадлежавшими Кэфри. Все остальные отдали по бриллианту, кроме Кэфри, закричавшего:

— У меня нет ничего! Я представляю в доказательство мое нагое тело. Я не могу заплатить.

— В таком случае ты пойдешь со мной в пещеру, — сказал дьявол.

Остальные поспешили по дороге, стремясь подальше убежать от ужасных криков Кэфри.

Наконец дорога вывела их в чудесную страну. Дорога разветвлялась на несколько тропинок.

Товарищи распрощались, и каждый пошел своей дорогой.

Мармадюк и Сафрит стояли рука об руку и рассматривали разные направления. Одна из тропинок спускалась в зеленую долину, снова поднималась и отклонялась через возвышенность по направлению к шпилю часовни, обозначавшую дорогую и знакомую деревню.

— По этой дороге я бы пошел, — сказал Мармадюк Сафрит. — Пойдешь ли ты со мной?

Сафрит посмотрела в другом направлении; тропинка вела к местам, хорошо ей знакомым, но где она никого не любила.

— Да, Мармадюк, я пойду с тобой.

Тогда поспешим, и мы будем дома до заката.

И так было. Они весело бежали по дороге к дому, пока позади них садилось солнце.

За чаем только Пинасси задавал нескромные вопросы, но они отвечали, что были в городе на маскараде».