Новицкий снял пенсне, близоруко и в то же время остро посмотрел на Фрунзе, снова надел блестящие стеклышки:

— Сейчас решается судьба плана, выношенного нами, плана, за который мы сами бились, с которым связывали столько надежд. И вот мы сами, своими руками, разрушаем его, а вместе с ним надежды на скорейший разгром врага… — Новицкий прямо посмотрел в лицо Фрунзе, помолчал. — Честно говоря, сегодня первый раз вы неприятно удивили меня. Как же можно так легко отказаться от своего детища, от вашего, Михаил Васильевич, детища? Распустить по ниточкам дивизию Чапаева — разве это не значит похоронить план?

Фрунзе сидел, опустив голову. Резкая критика двух его ближайших друзей и сподвижников поразила его и заставила вновь и вновь перебирать возможные варианты. Да, но ведь они ничего не предложили взамен! Эмоциональный взрыв? Этого мало… Чувство уверенности в своей правоте вновь стало устойчивым, прочным.

— Я внимательно слушаю вас, продолжайте, — мягко сказал он.

— Вы посмотрите, из каких замечательных частей состоит семьдесят четвертая бригада Авилова! Вот хотя бы двести двадцать второй полк, интернациональный: чехи, немцы, татары, калмыки, русские, китайцы — все сплошь храбрые, опытные солдаты! А ваш любимый Иваново-Вознесенский полк! А старая чапаевская семьдесят третья бригада под командованием Кутякова? А другие части? И вот этот-то приготовленный стальной кулак разжать. Нет, прежний план надо оставить в силе. Ничего с Пятой армией не случится.

— Ясно. — Фрунзе улыбнулся и так же, как Куйбышев, зашагал по кабинету. Затем круто остановился и, опершись на кресло, оглядел соратников:

— Я очень внимательно выслушал вас, товарищи. Ваша прямая, без околичностей критика помогла мне еще и еще раз взвесить все обстоятельства. Не от хорошей жизни пришел я к изменениям нашего плана. Вы думаете, мне легко изъять из Бузулукской ударной группы две бригады лучшей дивизии? Вы думаете, я не понимаю, что ослабляю наши шансы? Все прекрасно понимаю! Но поглядите сюда: с отходом Пятой армии от Бугуруслана на запад у нас образовался разрыв между армиями более чем в сто верст! На весь этот промежуток на фланге армий имеется сейчас всего лишь одна семьдесят третья бригада. Вы можете игнорировать этот факт, которого не было тогда, когда мы задумали контрудар? Думаю, что не можете. Если умный противник повернет сюда, то все наличные силы нам тоже придется бросить именно сюда, сковать их, и тогда вообще прощай фланговый контрудар! Следовательно, выдвигая вперед две бригады Чапаева, мы прикрываем эту брешь, отвлекаем часть противника от армии Тухачевского и тем самым позволяем Пятой армии прекратить отступление. В то же время с нашим переходом в контрнаступление все бригады Чапаева будут действовать на направлении главного удара и все вместе, не говоря уже о тридцать первой дивизии и Оренбургской кавбригаде, которые сейчас на подходе. А пока я всячески стремлюсь сохранить идею контрудара, но вынужден, я это подчеркиваю, — вынужден силы ударной группы растягивать и дробить.

Вместе с тем я вижу, что и противник свои силы растягивает все больше, растягивает настолько, что у него образуются, вероятно, значительные разрывы на стыках наступающих колонн. Таким образом, уменьшение концентрации наших сил в какой-то степени — и в немалой! — будет компенсировано брешами во фронте белых…

Громкий и частый стук в дверь раздался тогда, когда в кабинете командующего завершалось детальное обсуждение вынужденных изменений в плане контрудара. Новицкий поспешил отпереть, за дверью стояли Сокольский и Тронин — ответственные самарские партийные работники, — запыхавшиеся, взбудораженные.

— Михаил Васильевич, неприятные вести! — торопливо, не поздоровавшись, сказал Сокольский.

— Рассказывайте, что стряслось, только не в приемной. Входите, входите.

Сокольский и Тронин проследовали в кабинет, сняли фуражки.

— А стряслось то, — возбужденно заговорил Сокольский, — что кулацкое восстание, которое началось недавно в Сенгилеевском уезде Симбирской губернии, перекинулось в Ставропольский уезд Самарской губернии. Восставшие захватили сегодня город Ставрополь, что в пятидесяти верстах северо-западнее Самары, и выбросили лозунг «За советскую власть без коммунистов». Все советские и партийные работники зверски вырезаны. По агентурным данным, восстанием руководят бывший офицер царской армии Долин и активная эсерка Галина Нелидова.

— Вот как. Картина проясняется. Цель здесь очевидна — отвлечь наши силы перед решающим броском армии Ханжина на Самару… Что вами предпринято?

— Образован военно-революционный комитет по борьбе с восстанием: Милонов, Гинтер, Левитин, Сокольский, Руцкий. Мелекесский уезд, Ставропольский уезд, участок железной дороги Кинель — Батраки объявлены на осадном положении. Только что принято решение о мобилизации всех коммунистов Самары и создании молодежного коммунистического отряда. Первый рабочий полк находится под ружьем.

— Хорошо! За принятые меры от всей души спасибо. Друзья, поймите, что очень неглупые люди, которые руководят развитием событий против нас и дергают то одну ниточку, то другую, с нетерпением ждут сейчас депешу: «В Самаре паника, приказано красные войска снимать с линии фронта и перебрасывать в тыл». Этой радости мы им не доставим. Красноармейцев с фронта брать не будем. Прошу вас дополнительно издать приказ о мобилизации каждого второго рабочего Самары и Самарской губернии. Опытных командиров мы вам дадим. Кроме того, не будем сбрасывать со счетов и части Самарского укрепрайона. Таким образом, товарищи, очень многое зависит от того, сумеете ли вы подавить восстание в кратчайший срок и, самое главное, своими силами, не отвлекая ни одного красноармейца из боевых частей!

Резко, требовательно, раз за разом зазвонил телефон. Фрунзе снял трубку:

— Да, товарищ Валентинов, это я. Сокольский и Тронин? Да, у меня. Что случилось? Так… Так… Так… Ах умные головы! Нет, это я о контрреволюционных руководителях. Ладно, сейчас. — Он положил трубку. — Итак, товарищи, все разыгрывается, как по нотам. Начальник особого отдела сообщил мне и просил передать вам для принятия срочных мер, что сейчас на митинге в запасном полку убит комиссар. Командир полка — из бывших офицеров — возглавил восстание. Сейчас они громят цейхгауз, разбирают оружие.

— Срочно объявляем Самару на осадном положении! — воскликнул Сокольский.

— Нет, я думаю, панику раздувать не будем, — вмешался Куйбышев, — но действовать будем энергично.

Фрунзе поднял трубку:

— Командира рабочего полка. Да. Товарищ Шевардин, Фрунзе говорит. Немедленно поднять полк по тревоге со всем вооружением. Да, обе батареи и пулеметную роту. Восстал запасный полк. Срочно окружить и обезоружить восставших. Сейчас к вам прибудет товарищ Тронин. Поднимаю также отряд особистов и инженерный батальон. Действуйте! — Фрунзе положил трубку. — Товарищ Тронин, докладывайте мне обстановку каждый час. Действуйте со всей решительностью!

— Разрешите и мне выехать с товарищем Трониным? — встал Новицкий.

— Не разрешаю! Прошу вас, Федор Федорович, заняться конкретно реализацией принятых нами сегодня решений. Важнее подготовки контрудара нет ничего. Да, выход из здания штаба запретить. — Кому бы то ни было без вашего разрешения. Поднимите «в ружье» комендантскую роту. Товарищи! Контрреволюция делает ставку на наши слабые нервы, на то, что мы в этой суматохе растеряемся, упустим главное. Не упустим! Валерьян Владимирович, у вас большой опыт работы в самых сложных условиях, голова ясная. Возлагаю на вас организацию послезавтра утром на городской площади смотра-парада бригад, отправляющихся на фронт…

— Гм, смотр-парад?.. — От удивления Куйбышев несколько растерялся.

— Вот именно: смотр-парад! — твердо ответил Фрунзе. — И прошу вас позаботиться о надлежащем виде бойцов. Мы должны продемонстрировать и своим, и чужим крепость наших сил и наших нервов: это чрезвычайно важно. Да и бригады этот смотр подтянет.

Невдалеке послышалась беспорядочная стрельба, крики, разорвалась граната.