Все четыре книги лежат перед страстным любителем литературы, и он не знает, с какой начать. С рассказов французского писателя, чей роман ему понравился несколько лет тому назад? С романа молодого и неизвестного ему американца? Если книга его моментально разочарует (а это весьма вероятно), он сразу отложит ее, и, таким образом, останется только сделать выбор между тремя остальными. Конечно, то же самое может случиться с романом голландца, в чьих предыдущих произведениях ему не удалось осилить даже первой страницы. Ревностный читатель открывает вторую книгу и листает ее. Открывает третью и поступает с ней так же; затем проделывает ту же операцию с четвертой. Можно было бы сделать выбор, исходя из употребленного шрифта или из типа бумаги… Наш герой хочет, чтобы какой-нибудь элемент книги (отдельная фраза, имя персонажа) привлек его внимание и помог в выборе. Само расположение текста на странице бывает разным. Например, абзацы. Ему известно, что многие авторы часто злоупотребляют красной строкой независимо от особенностей текста, потому что, по их мнению, читателя может привлечь их произведение, если они увидят не слишком плотный текст. То же самое происходит и с диалогами. Разреженные страницы с большим количеством диалогов (по всеобщему убеждению) привлекают большинство читателей. Может быть, это и так, но наш герой как раз придерживается противоположного мнения: изобилие красных строк кажется ему подозрительным. Он предубежден против таких книг, точно так же как любители красных строк испытывают предубеждение против отсутствия четкого деления на абзацы, которое они считают признаком пренебрежения к читателю и педантизма.

С какой же книги начать? Наверное, выход в том, чтобы читать все книги одновременно, как он это часто делает. Слово «одновременно» не совсем точно описывает процесс: он просто переходит от одной книги к другой, точно так же, как никто не смотрит шесть телеканалов одновременно — ты просто постоянно переключаешься с одного на другой. Естественно, среди всех книг одна всегда оказывается первой; наш герой читает из нее один абзац, один рассказ, одну главу или двадцать процентов от всех страниц и только потом переходит к следующей. Но сейчас проблема заключается в том, что он не знает, с какой книги начать. Страстный любитель литературы встает из-за стола и закуривает. Почему люди закуривают в тех случаях, когда не знают, как им поступить? Зажженная сигарета служит свидетельством того, что мы размышляем, что мы напряженно мыслим, что мы о чем-то вспоминаем или ждем кого-то (отодвигая время от времени занавеску, чтобы взглянуть на улицу), что мы нервничаем (в роддоме весь пол зала, где ожидают родственники, усеян окурками). Сигарету зажигают сразу после полового акта или для того, чтобы потушить ее о кожу в паху любовника-мазохиста и возбудиться еще сильнее. Ее зажигают в поисках вдохновения, чтобы взбодриться и не уснуть, чтобы не есть, когда мы голодны, но не можем или не хотим принимать пищу. Страстный любитель литературы делает последнюю затяжку и возвращается к столу. Четыре томика по-прежнему лежат там, рядом с пластиковым пакетом, на котором красуется красная эмблема книжного магазина. Наступает ночь, по улице проезжает машина, слышны звуки радио. А как обстоит дело в романах, часто ли там слышатся звуки радио? Если бы вдруг все четыре книги исчезли, то и проблема — с какой начать — тоже бы исчезла. Наш герой берет роман американца и открывает его на первой странице. Потом он с силой проводит пальцем по стыку страниц, чтобы книга не закрывалась, и читает: «Как раз в тот момент, когда медсестра собирается прикрыть ему лицо краем простыни, покойник открывает глаза и бормочет какие-то невнятные слова. Медсестра взвизгивает, откидывает простыню, называет пациента по имени и щупает ему пульс. Потом она выбегает в коридор и бежит за врачом. „Доктор, больной из палаты сто четырнадцать не умер!“ — „Как это не умер?“ — „Он живой и только что вдруг открыл глаза. Я пощупала пульс…“ Врач старается скрыть недовольство, которое вызывает в нем эта новость».

Читатель закрывает книгу. Начало — самая лучшая часть произведения. Первое предложение, первый абзац, первая страница. Возможностей всегда великое множество. Все еще только должно произойти, постепенно, по мере того, как различные дороги, открывающиеся перед тобой вначале, исчезают и в конце концов (то есть в финале) остается только одна, практически всегда легко предсказуемая. Удастся ли автору зачаровывать нас до самой последней страницы? Не наступит ли момент, когда через пять, восемнадцать или сто шестьдесят страниц очарование исчезнет? Никогда ни одно повествование не может быть лучше, чем тот спектр возможностей, который открывает перед нами первая страница. И речь вовсе не идет о том, что читатель должен предвидеть все возможные продолжения и найти среди них какие-то более совершенные, чем те, которые предлагает писатель. Ни в коем случае. Как бы он мог продолжить историю человека, который читает газету в холле гостиницы «Амбассадор» и не реагирует, когда его называют по имени? Ему это неизвестно, да и не его это дело — придумывать какое-то продолжение. Просто его привлекает этот момент неизвестности, когда карты еще только раздаются. Завязка смутно напоминает ему тот фильм Хичкока с Кэри Грантом, в котором последнего принимают за другого человека в холле гостиницы. Однако ему совершенно неохота размышлять на эту тему. Каким бы ни было продолжение этой истории, оно неминуемо нарушит ее совершенство.

Писатели ошибаются, когда развивают то, что содержится в завязке их произведений. Им бы не следовало этого делать. Вместо этого они бы должны были последовательно строить завязки и бросать их в самый захватывающий момент. Именно на своей начальной стадии истории безукоризненны. И разве все остальное не подчиняется этому закону? Конечно! Это случается не только с книгами, но и с фильмами и с театральными произведениями. И в политике происходит то же самое. Если ты настолько наивен, что веришь политикам, неужели для тебя программа политической партии не выглядит в тысячу раз интереснее, динамичнее и смелее, чем ее исполнение после того, как данная партия приходит к власти? В программе все — полная идиллия, а на практике ничего не выполняется, все искажается; реальность предстает во всей неприкрытой жестокости. А (если обратиться к реальной жизни, а не к литературным произведениям) зарождение любви, первый взгляд, первый поцелуй — не лучше ли они всего того, что приходит потом, когда время неизбежно приводит нас к краху? Все должно только начинаться и никогда не заканчиваться. Или человеческая жизнь: разве в трехлетнем возрасте перед нами не открыто множество возможностей? Что будет с этим мальчиком, чей путь еще только начался? По мере того как Он будет взрослеть, жизнь будет закрывать перед ним одну дверь за другой, и из всех надежд сбудутся лишь немногие, да и то, если ему повезет. И с книгами случается то же самое. Страстный любитель литературы не может остановить жизнь, если, конечно, не решил покончить с собой, но зато повествование можно прервать в самый интересный момент, когда возможностей еще остается очень много. Поэтому он никогда не дочитывает книги до конца. Он читает только завязки, в крайнем случае несколько страниц. Когда спектр возможностей сюжета начинает сужаться и книга наскучивает ему, он закрывает ее и ставит в книжный шкаф, где книги стоят строго в алфавитном порядке в соответствии с фамилией автора.

Разочарование может наступить в любой момент. При чтении первого абзаца, на тридцать восьмой или даже на предпоследней странице. В последний раз он дочитал книгу до последнего листа. Когда перед ним остался только один абзац (совсем короткий, не более трети страницы), а разочарования он так и не испытал, ему стало страшно. Что, если эта книга не разочарует его даже на последней строчке? Это было практически невозможно, отрезвление должно наступить, как наступало всегда, пусть даже это случится на последнем слове. Ну, а если нет? На всякий случай наш герой быстро отвел взгляд от книги, когда до последней точки оставалось еще строчек пять. Он закрыл книгу, поставил ее на место и вздохнул полной грудью. Это проявление твердости позволит ему продолжать мечтать о том, что рано или поздно (в самый неожиданный момент, как только он наконец решится) у него хватит смелости не откладывать еще раз на завтра окончательное решение.