— Мадам, это вовсе не клевета. Мне действительно была оказана высокая честь: по приказу его величества я зачислена офицером в Королевский батальон. Разумеется, в силу этого я обязана проводить много времени в обществе дворян безупречного поведения, которые любезно согласились принять меня в свой круг.

Старая кумушка надулась, отчего затрепыхались все три ее подбородка, и тут же направилась к дамам своего возраста, чтобы всласть обсудить с ними ужасные нравы теперешней молодежи…

Офицеры Королевского батальона держались настороже. Каждый опасался услышать шутку в свой адрес. Виктор-Амедей счел за лучшее вмешаться и произнес наигранно веселым тоном:

— Вижу, наша тайна уже раскрыта! Да, господа, эта юная особа отличается не только несравненной красотой, но и изумительным мастерством во владении всеми видами оружия. Ее дядя, почтенный барон де Бассампьер, просил меня найти применение этим талантам, и я не смог отказать одному из вернейших служителей короны. Я дал ему благоприятный ответ, и до сих пор у меня не было повода раскаиваться в своем решении. Быть может, впоследствии и другим барышням будет позволено получить военную подготовку. Им это пригодится, не так ли?

И король повернулся к своим министрам, которые склонили голову в знак согласия. Инцидент был, по-видимости, исчерпан, ибо никто не смел спорить с монархом, опасаясь опалы. Но Камилла теперь четко различала две группы — тех, кто был настроен к ней дружелюбно, и тех, кто затаил против нее злобу. Даже среди окружавших ее всего мгновение назад нашлись такие, что поглядывали искоса, хотя и пытались это скрыть.

Герцогиня д’Абрициано, подойдя к Камилле, похлопала ее по руке и ласково сказала:

— Ну, дорогая моя, не придавайте всему этому слишком большого значения. Они посудачат и забудут. Двор изменчив и непостоянен: сегодня вас восхваляют, а завтра втаптывают в грязь. К этому придется привыкнуть.

Девушка улыбнулась в ответ:

— Я не так уж расстроена, мадам. В конце концов, нашлись и здесь люди, которые приняли меня, невзирая на странность моего поведения. Разве имею я право сетовать на судьбу?

— Это истинная правда. Вы очаровательны, и вам уже удалось завоевать дружеское расположение многих людей. Но держитесь настороже. Самая большая опасность исходит вовсе не от тех, кто глядит на вас искоса.

Последнее предостережение было высказано очень серьезным тоном. Камилла, встревожившись, хотела попросить у герцогини дополнительных разъяснений, однако в этот момент герольд возгласил о начале бала, и зазвучали первые такты менуэта.

К великому смятению девушки, король вдруг воскликнул:

— Шевалье д’Амбремон, благоволите пригласить мадемуазель де Бассампьер на танец. Мне будет приятно, если два красивейших офицера моей армии откроют бал. Знаете, в Европе вряд ли найдется еще один монарх, которому было бы под силу составить подобную пару…

Придворные разразились аплодисментами, приветствуя остроумное замечание короля, а оглушенная Камилла уставилась на подходившего к ней Филиппа с тем выражением, с каким ягненок смотрит на волка.

33

Он остановился совсем близко от нее и без единого слова галантно протянул руку, хотя в глазах его она прочла вызов. Сознавая, что опять оказалась в центре всеобщего внимания, Камилла пыталась обрести хладнокровие. Неужели она позволит всем этим придворным злобно судачить о себе? Стараясь избежать горящего взора шевалье, она робко вложила пальцы в его ладонь. Филипп двинулся к центру зала, и девушка вдруг затрепетала. Он взглянул на нее с недоумением, а она пробормотала еле слышно:

— Боюсь, я не слишком сильна в менуэте!

— Вы хотите сказать, что не умеете танцевать?

— Да нет же, умею… Но не очень хорошо!

Молодой человек обреченно вздохнул. Конечно, такое должно было произойти именно с ним! Придется открывать бал с неопытной девицей, которая выставит его на посмешище!

Камилла угадала, о чем он думает.

— Это ваша вина, — сказала она.

— Моя?

— Да. Если бы вы не заставляли меня проводить столько времени в казарме, я бы чаще занималась со своим учителем танцев.

На сей раз шевалье усмехнулся — положительно у этой хвастунишки немыслимый апломб!

— Повторяйте все мои движения, — произнес он, встав в первую позицию.

Танец начался. Филипп руководил девушкой, ведя ее твердой рукой. Камилла, которая поначалу держалась скованно и немного робела, быстро приспособилась к манере своего кавалера, и жесты ее обрели непринужденность.

Целиком отдавшись музыке и подчиняясь безмолвным указаниям партнера, она танцевала с непревзойденными изяществом и легкостью. Это была изумительная пара, и зрители затаили дыхание в восторженном удивлении. Они воплощали собой юность и красоту, а менуэт в их исполнении мог служить образцом совершенства.

Камилла чувствовала себя на седьмом небе от счастья. Впервые они с Филиппом стали не врагами, а союзниками — пусть даже по такому незначительному поводу. Смятение девушки исчезло напрочь, и она блаженно улыбалась, опьяненная звуками дивной музыки, а также легкими прикосновениями горячих рук дворянина.

Со своей стороны шевалье невольно поддался очарованию этого воздушного создания. Он смотрел на склоненную голову в облаке золотистых волос, на точеные бархатные плечи, на декольте, подчеркивающее прелесть груди, — и упивался этой красотой, хотя одновременно приходил в негодование от того, что и другим позволено любоваться ею. Филиппу хотелось, чтобы девушка принадлежала только ему, и он с радостью ввел бы при дворе обычаи варваров, которые прятали своих женщин от глаз людских, чтобы никто не смел даже и взглянуть на них. Вместе с тем он понимал, какая опасность таится во взоре Камиллы — перед этими чарами трудно устоять и святому!

Музыка умолкла. Камиллу мгновенно окружила толпа молодых придворных — каждый умолял о высокой чести танцевать с ней следующий танец. Однако Филипп, не желая уступать ее никому, решительно повлек девушку к барону де Бассампьеру якобы затем, чтобы препоручить надежному покровителю.

— Возвращаю вам вашу прелестную племянницу, сударь, — произнес он с поклоном. — Шевалье Филипп д’Амбремон, ваш покорный слуга…

Он отошел, и к нему тут же устремились прелестные молодые женщины, жаждущие обольстить красавца-офицера.

— Д’Амбремон? — задумчиво промолвил старый дворянин. — Мне кажется, когда-то я знавал человека с таким именем… — Затем он повернулся к Камилле со словами: — Пойдемте, дитя мое, мне нужно вам кое-что показать.

Покинув бальную залу, барон отвел девушку в столовую, где король изредка угощал самых близких себе людей, и показал на большую картину, занимавшую почти всю стену:

— Это должно вас заинтересовать.

При виде изображенной на полотне молодой пары Камилла побледнела и обратила вопрошающий взгляд на старого опекуна.

— Да, это они, — ответил тот просто.

Девушка с жадностью разглядывала мужчину и женщину. Оба были очень молоды, возможно, моложе ее самой, и роскошно одеты по моде начала века. Они держались за руки, и непринужденная искренность этого жеста контрастировала с богатством окружающей обстановки. У мужчины были длинные темные кудри и светло-голубые глаза. Камилла узнала его, поскольку уже видела на портрете, показанном ей королем, — это был ее отец!

Молодая женщина с очень светлыми волосами, необыкновенно изящная выглядела трогательно-хрупкой, почти беззащитной. Лицо у нее было кроткое и безмятежное. Взглянув на нее, Камилла поняла, почему Виктор-Амедей и граф де Ферриньи ни на секунду не усомнились в ее происхождении — она была вылитой копией изображенной на картине женщины, своей матери!

Принцесса надолго застыла перед портретом родителей, не отрывая от них глаз и погрузившись в глубокие раздумья. Наконец барон де Бассампьер мягко взял ее за руку.

— Нам следует вернуться, — сказал он, — иначе ваше отсутствие заметят. Теперь вы знаете, где висит картина, и сможете любоваться ею, сколько захотите.