– А что насчёт… ну, я не знаю, гравитации?

– Гравитация на поверхности Сигмы Дракона II на треть больше земной. В этом отношении проблем не будет.

Дон посмотрел на Гентера, будто взывая к его здравому смыслу.

– Это безумие. Полный бред.

Но стеклянные глаза Гунтера были неумолимы, а Сара просто спросила:

– Почему?

– Кто пошлёт ребёнка на другую планету?

– Они не посылали ребёнка. Ничто реально не перемещается.

– Ладно, ладно. Но в чём тогда смысл?

– Ты никогда не читал этого… как его там?

Дон нахмурился.

– Кого?

– Черт бы его, – тихо сказала Сара. Потом повернулась к Гунтеру. – Кто написал «Каково быть нетопырём»?

МоЗо, всё ещё пролистывая страницы текста, ответил:

– Томас Нагель.

Сара кивнула.

– Нагель, точно! Дон, ты читал его когда‑нибудь?

Он покачал головой.

– Эта работа появилась где‑то в семидесятых, и…

– В октябре 1974‑го, – подсказал Гунтер.

– И это один из самых знаменитых философских трудов. Как и гласит название, он задаётся вопросом «Каково быть нетопырём?». И ответ таков: мы никогда этого не узнаем. Мы не можем даже начать строить предположения о том, каково это – пользоваться эхолокацией, воспринимать мир совершенно иным способом. Так вот, только драконианец из плоти и крови, с драконианскими органами чувств, сможет рассказать своим собратьям, какова наша Земля с их, драконианской точки зрения.

– То есть они хотят, чтобы мы сотворили драконианца, который бы вырос и сделал именно это?

Она пожала плечами.

– Тысячи лет на Земле рождались люди, чтобы стать царями. Почему бы кому‑нибудь не родиться для того, чтобы стать послом?

– Но подумай, что это будет за жизнь – в полном одиночестве.

– Это не обязательно. Если мы можем сделать одного, то сможем и нескольких. Конечно, они будут генетически идентичны, как близнецы, и…

– Сара, – вмешался Гунтер, снова поднимаясь на ноги. – Я прочитал документ дальше, чем вы. Это правда, что они прислали лишь один полный геном, но они также приложили небольшой пакет модификаций, которые можно применить к основному геному для получения второго индивидуума. По‑видимому, присланный ими код ДНК взят от двух состоящих в парном союзе драконианцев. Любая биологическая реализация этих генов будет клоном одного из этих двух индивидуумов.

– «Если б ты была единственной в мире, и единственным был я…»[151] – процитировал Дон. – По крайней мере, они всегда будут знать, кого пригласить на бал. – Он помолчал. – Но, с другой стороны, откуда мы можем знать, что они прислали нам геном настоящего, мыслящего драконианца? Это может быть геном, я не знаю, жуткого монстра или чумной бациллы.

– Конечно, мы будем их создавать в условиях биологической изоляции, – сказала Сара. – Кроме того, какой смысл посылать нам подобное?

– В сообщении говорится, что индивидуумы, чей геном они посылают, живут на Сигме Дракона II в настоящее время, – сказал Гунтер. – По крайней мере, жили, когда сообщение было отправлено. Они надеются пообщаться со своими клонами здесь, хотя бы и с задержкой в 37,6 лет между вопросом и ответом.

– То есть исходные драконианцы, оставшиеся дома – это будут как бы их родители? – спросил Дон. Через окно напротив него он видел, что уже восходит солнце.

– В каком‑то смысле, – ответила Сара. – И они ищут приемных родителей здесь.

– Ах, да. Анкета.

– Точно, – сказала она. – Если ты собираешься поручить кому‑то растить твоих детей, то захочешь сперва что‑то о нем узнать. И, как я полагаю, из всех ответов, что они получили, мои понравились им больше всего; они хотят, чтобы я вырастила их детей.

– О… Господи, – сказал Дон. – То есть… о, Господи!

Сара слегка пожала плечами.

– Полагаю, именно поэтому они интересовались всякими вещами, связанными с «правами родителя, не занимающегося вынашиванием ребёнка».

– И вопросы об абортах – они хотели уверенности, что мы не пойдём на попятный и не убьём плод?

– Может быть. Такая интерпретация, безусловно, возможна. Но помни, что им понравились мои ответы, а хотя я и готова была учитывать права родителя, не вынашивающего ребёнка, остальные мои ответы не оставляли сомнения в моей поддержке права на аборт.

– Почему же их это привлекло?

– Возможно, они хотели увидеть, поднялись ли мы над Дарвином.

– Э‑э?

– Ну, то есть, перестали ли мы быть эгоистичными генами. В каком‑то смысле поддерживать право на аборт – это антидарвинизм, потому что они уменьшают твой репродуктивный успех, если предполагать, что ты избавляешься от здорового плода, способного родиться и нормально дожить, без неприемлемых затрат с твоей стороны, до взрослого состояния. Аборт может быть психологическим маркером, указывающим на то, что мы более не связаны дарвинистскими понятиями, освободились от своей бездумной генетической программы, перестали быть формой жизни, контролируемой генами, которым не нужно ничего, кроме воспроизведения себя.

– Понимаю, – сказал Дон, следя за тем, как окно поляризуется под светом восходящего солнца. – Если всё, что тебя заботит – это собственные гены, то ты уж точно не станешь заботиться об инопланетянах.

– Именно, – сказала Сара. – И заметь, что они запросили тысячу мнений. Помнишь, как ты говорил, что инопланетные расы станут тоталитарными или превратятся в ульевые сознания, потому, когда достигнут определённый уровень технологического развития, они попросту не смогут выжить, если допустят несогласие того типа, что ведёт к терроризму. Но должна существовать и какая‑то третья альтернатива – что‑то получше превращения в Борг или контроля мыслей. Жители Сигмы Дракона, по‑видимому, знают, что имеют дело с обществом сложных, противоречивых индивидуумов. И они увидели эту тысячу анкет и решили, что не хотят иметь дело с человечеством в целом – они хотят общаться лишь с одним оригиналом. – Она помолчала. – Думаю, что меня это не удивляет, потому что большинство анкет действительно свидетельствовало об этноцентризме, эксклюзивной заботе о собственном генетическом материале и тому подобном.

– Но, зная тебя, можно уверенно утверждать, что твоя анкета ни о чём подобном не свидетельствовала. И это сделало тебя предпочтительной кандидатурой на должность приёмной матери, верно?

– Что меня удивляет безмерно, – сказала Сара.

Но Дон покачал головой.

– А не должно бы, знаешь ли. Я тебе ещё чёрт знает когда говорил. Ты особенная. И так оно и есть. SETI, по самой своей природе, преодолевает границы биологических видов. Помнишь ту конференцию, на которую ты ездила в Париж? Как она называлась?

– Я не…

Гунтер вмешался:

– «Кодирование альтруизма: Искусство и наука сочинения межзвёздных посланий». – Дон взглянул на МоЗо, который изобразил механический аналог пожатия плечами. – Я, разумеется, читал резюме Сары.

– «Кодирование альтруизма», – повторил Дон. – Точно. Это фунтаментальная основа SETI. А ты, кстати – единственный сотрудник SETI, чья анкета была послана на Сигму Дракона. Так удивительно ли, что получатели, которые, по определению, также участвуют в чём‑то наподобие SETI, нашли твои ответы наиболее соответствующими идеалу, который они искали?

– Надо полагать. Только…

– Да?

– Дни моей репродуктивной способности давно прошли. Не то чтобы это было необычно, я думаю, в общекосмическом смысле…

Дэн нахмурился.

– Ты о чём?

– Ну, Коди Мак‑Гэвин был, по‑видимому, прав. Драконианцы, как и практически каждая раса, пережившая период технологического созревания, наверняка живут очень долго, если не бессмертны в прямом смысле этого слова. И если только ты не ведёшь непрерывную экспансию, постоянно расширяя своё присутсвие и завоёвывая новые миры, то у тебя быстро закончится место, если ты живёшь вечно и при этом продолжаешь плодиться. Драконианцы, должно быть, уже давно перестали размножаться.

– Думаю, в этом есть логика.